Нью-Йорк
Шрифт:
Когда они вышли из гостиницы и зашагали по дорожке на берег, Мэри все еще одолевали сомнения. Обе были в пляжных нарядах, а также в чулках и туфлях, чтобы защититься от незримых опасностей морского дна. Они захватили полотенца и надели от солнца соломенные шляпки.
Теодор Келлер сошел с парома. На нем были просторная полотняная куртка и широкополая шляпа. В руке он держал маленький кожаный саквояж. Спросив дорогу, Теодор, пребывая в жизнерадостном настроении, направился к гостинице. Он уже несколько лет не был на Кони-Айленде.
Поехать же решился только утром, едва проснулся. Все вышло спонтанно – погожий денек,
Зачем мужчины домогаются женщин? Теодор полагал, что причин тому множество. Похоть, соблазн, вожделение плотских грехов, без сомнения, были сильны. Вожделения в нем было не меньше, чем в других молодых людях, и он уж никак не чурался плоти – напротив, отличался немалой чувственностью, но его постоянный интерес к женщинам был вызван прежде всего любопытством. Встречаясь с особами, которые ему нравились, Теодор, в отличие от иных мужчин, не говорил о себе, но расспрашивал спутниц. Его интересовал их образ жизни, взгляды, чувства. Им это льстило. Его занимали женщины всех сортов: от приходивших в ателье модных дам до бедных служанок, встреченных на улице. Теодор не делал различий. Он ценил их как индивидуумов. И, раз возникнув, его интерес не угасал. Ему хотелось выведать все их тайны и обладать ими, каждой.
Его обольщения не были лишены расчета. Фотоателье открывало замечательные возможности. Едва модная дама становилась или садилась, он некоторое время пристально изучал ее своими синими глазами, затем налаживал освещение и снова изучал. Потом мог попросить даму посмотреть так или этак, сопровождая это оценивающим хмыканьем, словно делал интересное открытие. Редкая женщина оставалась незаинтригованной и не спрашивала, что он такое увидел.
Действовал Теодор всегда одинаково. Если женщина была не особенная красавица, он произносил нечто вроде: «У вас очень красивый профиль. Знаете об этом?» Если же ему было ясно, что находящаяся перед ним особа привыкла блистать, он небрежно, как нечто не слишком-то важное, произносил следующее: «Не сомневаюсь, вам не раз говорили о вашей красоте», потом продолжал: «Но есть что-то такое… – тут он медлил, как бы анализируя, – что-то особенное в том, как ваш взгляд задерживается на предметах, и я нахожу это интересным. Вы не рисуете акварелью?» Почти всегда оказывалось, что так оно и есть. «А, – отзывался он, – ну так дело, наверное, в этом. У вас глаз художника. Это, знаете ли, редкость».
К окончанию съемки они обычно договаривались о новом визите в ателье.
Так чем же привлекла его Мэри? Теодор еще точно не знал. Он был крайне удивлен, когда внезапно осознал ее красоту. И этот каскад темных волос, упавших на белую шею, – когда они рассыпались, он оценил ее безупречную кожу. Как он раньше не замечал? Он представил ее обнаженной. Все мыслимые возможности пришли ему на ум. Он был заинтригован.
Подруга сестры, молодая женщина, которую он знал с детства, обернулась кельтской красавицей. Она всегда казалась чопорной и правильной, но внешность бывает обманчивой. О чем она думает в действительности?
Даже если она даст ему шанс узнать, дело это непростое. Помимо обычного риска, была еще Гретхен – как она к этому отнесется? У Мэри тоже был брат – весьма опасный субъект, насколько он знал. Теодор уже сталкивался с озлобленными мужьями, но все равно ему придется быть осторожным.
Так или иначе, нет никакой беды в том, чтобы провести на Кони-Айленде пару приятных дней в обществе сестры. С Мэри же либо выгорит,
– Люди уже давно купаются, – сказала Гретхен.
– А врачи говорят, что соленая вода вредна для кожи, – возразила Мэри.
– Мы недолго, – пообещала та.
Близ дюны стояло несколько кабинок на колесах для переодевания. Мэри с Гретхен заглянули в одну. Пахло не очень приятно, и они порадовались, что оставили одежду в гостинице. Оглядев берег, Мэри увидела с десяток человек, неподвижно стоявших в набегавшей мелкой волне и, вероятно, столь же неуверенных в разумности этого нелепого новшества, сколь и она. Она сделала глубокий вдох. Затем, взяв протянутую руку Гретхен, позволила отвести себя к морю.
Холодная вода обожгла лодыжки. Мэри чуть задохнулась.
– Давай! – сказала Гретхен. – Она не кусается.
Мэри сделала еще несколько шагов. Вода дошла до колен. В тот же миг плеснула небольшая волна, захлестнувшая бедра, и Мэри пискнула. Затем вдруг почувствовала, как низ купального платья, отяжелевший от воды, хлопнул ее выше колен, а панталоны прилипли к телу. Она содрогнулась.
– Иди со мной, – позвала Гретхен. – Через секунду уже не будет холодно.
– Нет, будет! – прыснула Мэри, но подчинилась и начала проталкиваться сквозь плотную воду, уже дошедшую до пояса.
И вскоре Мэри поняла, что Гретхен права: вода не кажется такой холодной, как только привыкнешь. Однако намокший купальный костюм стал тяжелым и вполне способен утащить ее на дно, если она оступится.
Хорошо, что слева ей есть за что ухватиться. От мелководья в направлении глубин тянулась вереница прочных шестов, поставленных через десять футов и соединенных канатом, так что получилось нечто вроде волнореза. Держась за канат, купальщики могли неспешно удаляться от берега без риска лишиться опоры или быть унесенными волной. Еще дальше такая же вереница тянулась уже параллельно берегу, заключая купальщиков в просторный загон. Мэри не видела в этом смысла, пока вода не достигла груди: большая волна, пришедшая с океана, оторвала ее от дна. Отчаянно стараясь удержать голову над водой, она с удивлением обнаружила, что отлив отнес ее от берега, и тогда поняла, что барьер не позволит ей унестись в океан.
– Держи меня за руку, – велела Гретхен и увлекла ее обратно на мелководье. – Я же сказала, что мы будем купаться, а не плавать, – улыбнулась она.
Окинув взглядом береговую линию, Мэри увидела, что большинство купальщиков вполне довольны тем, что стоят по пояс в воде.
Так они с Гретхен и поступили. То, что надо: вода холодит ноги, солнце согревает лицо, а грудь наполняется соленым морским ветром. Единственным, что не понравилось Мэри, был мокрый и тяжелый купальный костюм, чуть раздражавший кожу. Потом они сели на берегу и вытянули ноги так, что о них разбивались мелкие волны, бились крохотные ракушки и набегал песок. Как только волна отступала, становилось щекотно, и Мэри хихикала.
И так они сидели, пока, к их великому изумлению, не появился Теодор.
Мэри до того удивилась, что тихо ахнула и зарделась.
– Что ты здесь делаешь? – осведомилась Гретхен, и тон ее был почти враждебен.
Впрочем, Мэри решила, что так оно и есть, потому что Теодор застал ее врасплох.
– В гостинице мне посоветовали поискать вас на пляже, – жизнерадостно ответил Теодор и снял свою широкополую шляпу. – День был такой славный, когда я проснулся, вот я и решил убраться из города и податься к вам.