Нью-Йорк
Шрифт:
– А разве ваш муж не вышел из Юнион-клуба? – подсказывала Роуз.
– Мне всегда нравился Юнион-клуб, – отвечала Хетти. – Не знаю, почему из него выходили.
– Поговаривали, что туда пускали слишком много сомнительных личностей, – напоминала Роуз. – Тогда-то, – поясняла она гостям, – и основали клуб «Никербокер», в котором сейчас состоит мой свекор.
– В Юнионе не было ничего дурного, – повторяла старая миссис Мастер.
Так или иначе, а пора одеваться и выходить. Роуз надеялась, что муж не задержит ее. Внизу дворецкий вручил ей телефон.
– Что случилось, дорогой? – спросила она.
– Просто
– В каком смысле, дорогой?
– Я пока точно не знаю. Мне не нравится поведение рынка.
– Уильям, я уверена, все обойдется. Вспомни, что было в марте.
Весной выдались тревожные дни. После периода льготного кредитования неожиданно выяснилось, что несколько видных компаний угодили в беду. Затем случилось землетрясение в Калифорнии, на рынке возникла паника, и с кредитами стало тяжело. Страсти улеглись, но все лето, пока Роуз была с детьми в Ньюпорте, из города приходили недобрые вести о колебаниях и ненадежности рынка.
Она знала, что Уильям рисковал, как и очень многие, и приступ паники охватил его не впервые, не хуже ей было известно и то, что нервотрепка вряд ли затянется надолго.
– Поговорим об этом вечером, – сказала она. – Сейчас мне пора везти на прогулку твою бабушку.
Из дома на Пятьдесят четвертой улице Роуз вышла в шляпке со страусиным пером и отороченном лисьим мехом пальто, мысленно еще раз похвалив себя, что нашла этот дом. Он находился между Пятой и Мэдисон-авеню, чуть ближе к последней, а следовательно, всего в нескольких кварталах от Центрального парка и по соседству с величественными особняками Вандербилтов на Пятой. Но оказалось, что здешние боковые улицы еще лучше.
Она почуяла это еще во время поисков. Пятую авеню ждали перемены – не дальше, вдоль парка, а здесь, на крупном и модном пересечении проездов. И точно, не прошло и нескольких лет с покупки, как они наступили.
Отели. «Сент-Реджис» и «Готэм». Блистательные, конечно, но все же отели, на пересечении Пятой авеню и Пятьдесят пятой улицы. Теперь через квартал возводили торговое здание. Судя по слухам, там собралась разместиться французская ювелирная фирма «Картье». Изящнее не придумаешь, но это не частный дом. Другое дело – боковые улицы, которые останутся жилыми.
Через несколько домов жила семья Мур. Мур был богатым адвокатом, и семейство владело красивым пятиэтажным особняком из известняка с тремя классическими окнами по всей ширине и резным каменным балконом на piano nobile; к парадному входу вела лестница с перилами и фонарями по обе стороны. Особняк Мастеров представлял собой один из нескольких ему подобных из песчаника, что находились в том же квартале, с высоким крыльцом – не такой, конечно, красивый, но вполне внушительный.
Роуз пристально следила за Мурами, считая их мерилом. У Муров было девять человек прислуги. У Роуз и Уильяма – шесть: дворецкий-шотландец, няня-англичанка, а остальные – ирландцы. Дважды в неделю детей водили на прогулку через Центральный парк до Транспортной академии Дурланда на Западной Шестьдесят шестой. Поэтому Роуз сошла по ступеням с чувством общего удовлетворения.
Знай она, что припасла для нее старая миссис Хетти Мастер, то помчалась бы прямо к ней.
Но пока Роуз улыбнулась. Перед ней, как колесница Аполлона,
– Я тут ни при чем! – восклицала она со смехом. – Это все причуды мужа!
Его нездоровая блажь, безусловно.
Сказать, что Уильям Мастер фанатично любил автомобили, было бы ничего не сказать. За последние двадцать лет в городе произошли колоссальные изменения: на Третьей авеню и Бродвее появились менее шумные канатные трамваи, поезда надземки были электрифицированы, а конные кебы уже заменялись моторизованным транспортом с таксометром. Однако личные автомобили имелись только у состоятельных людей.
Но и при этом выбор был богат: от «олдсмобиля» с изогнутым передним щитком, первого автомобиля массового производства, до более дорогого «кадиллака», названного в честь основавшего Детройт французского аристократа, и многочисленных моделей «форда». Уильям Мастер знал все. Он мог разглагольствовать о преимуществах первоклассного «форда» модели К, влетавшего в баснословные две тысячи восемьсот долларов – цена, которая в восемь раз превышала стоимость «олдсмобиля»; о конкуренции на замкнутом гоночном треке со стороны европейских машин от компании «Мерседес-Бенц». Этой весной его чрезвычайно возбудили новости из Британии.
– Выпущен новый «роллс-ройс». Клод Джонсон испытывает его в Шотландии, и результаты поразительные! «Автокар» пишет, что это лучший автомобиль в мире. А ход такой тихий, что Джонсон назвал свою личную машину «Серебряным призраком». Их выпустили всего несколько штук, но все уже хотят приобрести. То есть те, кто могут себе это позволить, – улыбнулся он.
– Сколько он стоит?
– «Роллс-ройс» продает ходовую часть и двигатель. Полагаю, около тысячи британских фунтов. Потом заказываешь у фирмы-изготовителя какой хочешь корпус – это еще около сотни. Ну и прочие мелочи. Может быть, набежит тысяча двести фунтов.
– Уильям, а сколько долларов стоит фунт?
– Четыре восемьдесят шесть.
– Это же шесть тысяч долларов! Да столько никто не даст! – воскликнула Роуз.
Уильям ничего не сказал. На прошлой неделе автомобиль прибыл в порт.
– Я заказал такой же, как у Джонсона: серебристый цвет, посеребренные детали. У Джонсона кожаные сиденья зеленые, но я предпочел красные. И тоже назову его «Серебряным призраком». Ну разве не красавец?
Да, так оно и было. Остаток недели Уильям и шофер водили машину вместе. Вчера был первый день, когда шоферу доверили управлять в одиночку. А сегодня в автомобиле, ощущая себя герцогиней, сидела Роуз, пока тот вез ее по Пятой авеню к Грамерси-парку.
Хетти Мастер уже ждала. Она с любопытством осмотрела машину, поинтересовалась ценой и заявила: «Не одобряю». Однако села в нее с удовольствием. Иногда она брала с собой свою подругу Мэри О’Доннелл, но сегодня была одна.
Старость мало кому по душе, но Хетти Мастер радовалась ей, насколько это было возможно.
Она превратилась в богатую старуху, находящуюся в здравом рассудке и с неплохим здоровьем. Родня любила ее и жила неподалеку. Хетти говорила и делала что хотела. Иногда позволяла себе те причуды, которые в молодости было разумнее обуздать. Желая развлечься, она даже могла обзавестись новыми.