Нью-Йорк
Шрифт:
– Добро пожаловать в мою берлогу! – приветливо улыбнулся мистер Эдмунд Келлер.
Стены были заняты книжными полками; там же висела репродукция «Моны Лизы» и фотография Ниагарского водопада, сделанная отцом. Беглый взгляд на книги показал, что хозяин кабинета – классический филолог и историк. Роуз позволила представить себя и дальше тактично молчала.
– Мы с Лили однажды встретились с вашим отцом, – сказала Хетти. – Он заглянул ко мне на чай.
Роуз предоставила им болтать. Она помнила, что Теодор Келлер жил на Восточной Девятнадцатой улице в двух шагах от Грамерси-парка, и всяко знала, что старый Фрэнк Мастер покровительствовал
Николас Мюррей Батлер был яркой личностью – заслуженный ученый, интернационалист и политик. Президент Теодор Рузвельт называл его другом, а взгляды Батлера были столь же здравыми, сколь и консервативными. Все говорили, что он вершит в университете великие дела, и если он испытывал подозрения в адрес молодого мистера Келлера, то наверняка неспроста.
Роуз познакомилась с мистером Батлером на открытии, и они довольно долго проговорили. Она всегда старалась быть в курсе городских событий и внимательно слушала его речи о задуманных усовершенствованиях. Они неплохо поладили. Когда она спросила, доволен ли он абитуриентами, мистер Батлер ответил утвердительно, но тихо добавил: «Правда, евреев многовато».
Сама Роуз ничего не имела против евреев. Евреями, вращавшимися в свете, были некоторые виднейшие мужи Нью-Йорка – например, крупный банкир Шифф, которого высоко ценил даже Морган. Нередко уважением пользовались старые семьи немецких евреев, проживавшие на Верхнем Вест-Сайде и в приятном предместье Гарлем.
Конечно, совсем другим делом были толпы бедных евреев, заполонившие за последние четверть века Нижний Ист-Сайд. Их было, естественно, жаль; они бежали от страшных погромов из России и подобных ей стран. Но что это за публика! Она, разумеется, видела их в этом шумном, беспокойном районе и не могла представить, что из их среды могут выйти воспитанные молодые люди, способные устроить мистера Николаса Мюррея Батлера.
– Не поймите меня неправильно, – продолжил он. – У меня работают заслуженные профессора-евреи, и мы принимаем множество еврейских юношей. Но мне приходится урезать квоту, иначе они наводнят учреждение.
Именно тогда она, пытаясь придумать, что бы еще сказать, и вспомнив, что слышала о сыне Теодора Келлера, преподающем в Колумбийском университете, упомянула его имя. И крайне удивилась, когда Батлер потемнел лицом.
– Вы с ним знакомы? – спросил он.
– Лично – нет.
– Гм… – Он помялся. – Конечно, он волен иметь свое мнение, но наши политические взгляды, пожалуй, расходятся.
– Неужели? Что-нибудь серьезное?
Он снова помедлил.
– Видите ли, я сужу исключительно по вещам, которые он говорил прилюдно, но у меня сложилось впечатление, что он… нет, я этого не утверждаю! – что Эдмунд Келлер разделяет социалистические взгляды.
Роуз Мастер мало что знала о социалистах. О них, конечно, были наслышаны в той же России и даже в более знакомых европейских странах. Социалисты, коммунисты, анархисты, революционеры. Люди, не уважающие частную собственность. Люди, лишенные корней и моральных устоев. Она припомнила слова британского политика на званом обеде во время их с Уильямом посещения Лондона. «Эти люди лишат нас всякой индивидуальной свободы. Они называют
– Социалист! Но это ужасно, – сказала она мистеру Николасу Мюррею Батлеру.
– Надеюсь, я ошибаюсь, – ответил он, – но полагаю, его воззрения склоняются именно в эту сторону.
– Что же вы будете делать?
– Это университет, миссис Мастер. Я не полицейский. Но я буду за ним присматривать.
И вот теперь, пока Хетти и Лили болтали с приятным, казалось бы, молодым человеком, Роуз тоже наблюдала за ним с осторожностью, подобающей при рассматривании аллигатора или змеи.
Вскоре Хетти обронила, что Роуз привезла их в «роллс-ройсе». Роуз внимательно следила за Келлером: не мелькнет ли в его глазах гнев из-за такой капиталистической роскоши.
– В «роллс-ройсе»? – Он посмотрел прямо на нее. Глаза у него были синие-синие, очень пытливые. – Какой модели?
– Муж называет его «Серебряным призраком», – нехотя ответила Роуз, наблюдая за ним еще более пристально.
Но он просветлел от радости:
– «Серебряный призрак»? Который только что испытали? Боковой клапан? Шесть цилиндров, три и три? Катушка с прерывателем и магнето? – Он чуть не выпорхнул из-за стола. – Шедевр! Как вам удалось так быстро его достать? Ох, взглянуть бы! Можно посмотреть?
– Можно, когда будете провожать нас, – любезно ответила Хетти.
– Ну, теперь не зря прожит день, нашими-то стараниями, – добавила Лили.
– Так и есть, – подхватил он с чарующей откровенностью.
Но Роуз не удалось провести. Она помнила, что ей сказали. Они лгут. Они всегда лгут.
Через десять минут все вышли наружу. К великому веселью старых леди, мистер Келлер даже упросил шофера поднять капот, чтобы осмотреть двигатель. Покончив с делом и готовый проститься, он просиял.
– Теперь, когда будете навещать отца, вам придется заглянуть и ко мне, – сказала ему Хетти. – Это чуточку дальше по улице.
– Обязательно загляну.
– Милочка, – обратилась старая леди к Роуз, – дай мистеру Келлеру карточку, чтобы он и тебя навестил. Я уверена, Уильям с большим удовольствием прокатит его в машине. Пусть потолкуют о двигателе.
– Это очень любезно, – произнес Келлер. – Я буду рад.
Лицо Роуз закаменело. Еще бы ты не радовался, подумалось ей. Но если Эдмунд Келлер рассчитывает втереться к ней в дом со своими социалистическими идеями, то он ошибается.
– У меня нет с собой карточки, – героически солгала она. – Но я пришлю, – добавила она пресно.
– Ничего страшного, – сказала Хетти, извлекла из сумочки свою карточку и серебряный карандашик, написала на обороте адрес Роуз. – Найти легко. Это сразу за углом отеля «Готэм».
– Благодарю. Я зайду, – пообещал Келлер, когда автомобиль тронулся.
– Правда, прелесть? – спросила Хетти.
Рано вечером в тот же день, когда вернулся Уильям, Роуз рассказала ему все. Он выслушал, кивнул, но мыслями был далеко. Потом велел дворецкому принести двойной виски.