Нью-Йоркские Чайки - Повести
Шрифт:
войти в иудаизм, но так и не смог...
– Нет, лучше не сегодня. Как-нибудь в другой раз.
Глава 4
19
Не все на первый взгляд поддается логическому объяснению.
Впрочем, стоит попытаться понять, зачем Осипу нужна эта неинтересная и,
по сути, бесперспективная работа в Оперативном центре охраны гостиницы
«Мандарин».
Сама работа – низкооплачиваемая, Тоня как менеджер в ателье даже в
такие неблагополучные
любой доход впрок. Но стоило ли губить время, часами просиживая перед
экранами в зале Оперативного центра охраны? Тупо глядеть, как по
коридорам двигаются безликие постояльцы, как они входят в спа-салоны,
гостиничные бары и рестораны, как по тыльным коридорам горничные
толкают к грузовым лифтам контейнеры с грудами грязного белья, а у входа
швейцары в красных камзолах и фуражках услужливо открывают двери
возбужденным нью-йоркской атмосферой туристам. Скрытые камеры в
здании наведены на все лестничные клетки, пожарные выходы,
разгрузочные площадки, гаражи, отсеки вентиляционного и электрического
снабжения. Нет, тратить свое драгоценное время, чтобы пялиться в экраны,
рассматривая все это, определенно не стоит.
Уход мужа в охрану Тоня приписывала его очередному чудачеству,
выверту, к которым после десяти лет совместной жизни она привыкла.
...Когда-то выходя замуж за студента театрального института, она
втайне надеялась, что Осипа ждет блестящее будущее театрального
режиссера: Питер, потом, может, Москва. Себя же она видела на вторых
ролях, где слава, деньги, интересная жизнь будут обеспечены мужем, а ей
лишь останется подставлять свое хрупкое плечико под это сладкое бремя.
Еще бы! Он ведь (а на этот счет у Тони не было ни грамма сомнения)
чертовски талантлив! Она в его талант верила больше, чем в себя.
Но когда до окончания института оставался лишь год, Осип вдруг
делает, по его словам, прыжок с Аничкова моста – бросает институт и идет
учиться на кинооператора. «Жаль, конечно, что он не закончил институт. Но
20
кому сегодня в России нужны дипломы, кто на них смотрит? Кино? Что ж,
это даже лучше, – решила Тоня. – Более современно, больше перспектив,
быстрее карьера».
О-о, наивные представления жен, связавших свою судьбу с
художниками! Не ждите, девушки, того, что показывают в красивых
фильмах и о чем пишут в глянцевых журналах. Врут они всё! Врут. И если
вам доведется встретить бледного юношу с горящим взором, который вам
покажется гением, – бегите от него! Бегите без оглядки, пока вы не
превратились в еще один столб соляных слез!
Закончив операторские курсы, Осип недолго поработал ассистентом
оператора на студии документальных фильмов, участвовал в съемках ленты
про беспризорных детей.
Фильм еще монтировался, но не за горами был очередной «прыжок с
моста»: однажды мартовским утром Осип появился у американского
посольства в Москве, где в очереди, ежась от холода и тревоги, стояли
евреи, желающие покинуть Россию.
Как объяснил потом Тоне, он еще «не чувствовал себя готовым к
настоящему творчеству», еще «не вызрел в нем художник». Оказывается,
вокруг нет чего-то такого... Когда не хватало слов, вернее, когда все слова
уже были сказаны, но они не достигли цели, не донесли мысль, Осип
поднимал руки и делал ими замысловатые движения, чем вызывал у Тони
невольную улыбку, потому что в такие минуты напоминал ей забавного
танцора из еврейского местечка.
«Понимаешь, Тонч (так он называл жену), я не вижу, не вижу вокруг
ни черта, что бы вошло и ожило в объективе... Я слишком хорошо знаю эту,
питерскую, жизнь, я слит с нею – с Невой, мостами, пивнухами,
забегаловками, сыростью и тэдэ. Я не вижу себя. Мне нужно отойти далеко
в сторону, чтобы увидеть себя. Мне нужен совершенно другой опыт, другие
берега...»
21
Тоня, еще не так давно мечтавшая взлететь на гору мужниной славы,
начала смутно догадываться: чем к захватывающим дух полетам, ей лучше
готовиться к «прыжкам с мостов». Она уже не так усиленно искала логику в
поступках мужа, замечая в нем определенную странность, ранее принятую
за одержимость гения. «Ты просто не веришь в свой талант», – убеждала
его Тоня, хотя, по правде, и ее вера в талант мужа заметно пошатнулась.
«Что ж, в конце концов, Америка – не самый худший вариант, лучше,
чем Израиль», – успокаивала она себя. Почему-то была уверена, что рано
или поздно Осипа все равно куда-то понесет. Даже опасалась, что верх
возьмет его глубоко спрятанное, до сих пор не нашедшее своего выражения
еврейство, и «прыжок с очередного моста» произойдет не по
художественным, а сионистским мотивам.
Осипом тогда овладела такая решимость и непреклонность
эмигрировать, что когда в американском посольстве возникли
бюрократические проволочки с документами родителей и старшего брата,
он махнул рукой на семейные привязанности и, не дожидаясь развязки,