Нью-Йоркские Чайки
Шрифт:
Очень быстро, однако, Осипа так закружило и понесло, что он уже мысленно согласился с тем, что переспит со Стеллой. Разумеется, она легко ему отдастся, считал он, тем более, что была с ним крайне раскованна и казалась абсолютно доступной. Да, супружеская верность будет нарушена. Но в никакие серьезные, глубокие отношения с ней он вступать не станет. Только флирт, съемки и секс. Это никак не отразится ни на его семейной жизни, ни на его творчестве.
...Он обнимал ее, кладя руки ей на талию, пытался прижать к себе, упираясь набухающим в брюках членом
Сначала он снимал ее в Sea Gate, на безлюдном вечернем пляже. Вот – Стелла в мелкой воде, в бикини, плещется, как русалка, – обычная рекламная заставка TV подписываться на порноканал. А вот – Стелла на спасательной вышке: в оранжевом жилете спасателя, топлес, со свистком и в шляпе – ну, это на обложку журнала «Максим» или «Спорт иллюстратор».
А вот уже и что-то поинтересней: Бруклинский ботанический сад, цветение роз и орхидей. Стелла в светлом сарафане. Пунцовые и черные розы тучно свисают с арочных декоративных входов, как в светлом замке. Повсюду стреляют струйки фонтанов, и Стелла, цветочной феей, летит по анфиладе роз...
Внимание: на экране появляются звери – дикие кошки, медведи-гризли, тигры Бронкского зоопарка! Стелла дразнит обезьян в открытом питомнике; подняв кверху руки, рычит на тигра, вынырнувшего из густого кустарника и одним прыжком очутившегося у самого заградительного стекла.
Вот они оба, Стелла и Осип, садятся в подъехавшую кабинку передвижной канатной дороги зоопарка. Стелла впрыгивает в кабинку, Осип отдает билеты разморенному жарой билетеру, тоже входит в кабинку и запирает дверцу.
Плавно покачиваясь, прикрепленная к толстому канату, кабинка плывет над землей. Поднимается все выше, над кронами деревьев. Внизу широкие дороги сужаются, превращаясь в тонкие жилки в этом бушующем море зелени.
– Смотри! Смотри!
В кустарнике прячется тигр, а во-он – озера со стаями уток. Осип держит камеру, стараясь не терять ракурс и держать Стеллу в объективе, что непросто – кабинка раскачивается от ветра и от толчков Стеллиных ног.
Ее охватывает детский восторг! Так хорошо ей уже давно не было, даже от кокаина.
– Смотри! Смотри! О-бал-деть! – указывает она рукой куда-то и открывает дверцу кабины.
Осип несколько озадачен – может закончиться штрафом. Женщина с детьми в кабинке в метрах десяти перед ними недоуменно таращит глаза на это безобразие. Осип наводит камеру на ту женщину, чтобы она отвернулась.
– Да смотри же ты, чурбан! – Стелла высовывает голову из кабинки. – Ва-ва-ва! – часто прикладывая ладонь к раскрытому рту, орет, как дикарка.
Осип направляет объектив вниз, где по густой высокой траве бегут орангутанги. Мелькают их волосатые темные спины. Осип берет общим планом,
–Ва-ва-ва! – Стелла не унимается. Она стоит к нему задом, выгнувшись; из кармана шорт-хаки выглядывает край пачки сигарет.
Осип опускает камеру. Смотрит на свои руки, которые... на глазах покрываются жесткой шерстью, на свои крупные, загнутые концами внутрь когти! Прыгает в траву и, отталкиваясь от земли мощными лапами, бежит за ней вместе с другими самцами.
Впереди – несколько самок, но он сейчас выбрал ее, ее одну. В траве мелькает ее розовый крепкий зад, обрамленный шерстью, ее голова прижата к телу.
Она озирается и продолжает бег. Сверху протянута подвесная канатная дорога, в кабинках, что плывут в небе, сидят ее сестры – с детенышами, но без шерсти, без хвостов и почти безротые. Она слышит, как уже совсем близко сзади шелестит трава, как под тяжестью его тела и ударов лап хрустят поломанные ветки. Она слышит его частое горячее дыхание. Всё, она сдается – делает несколько сильных прыжков в сторону, туда, где мягче трава...
– Ты что, совсем спятил?! – Стелла отталкивает Осипа, поправляет свои шорты, которые он пытался расстегнуть. – Здесь этим заниматься нельзя. Здесь же вокруг звери!
Он хмуро накрывает объектив крышечкой.
ххх
– Ну и дела! – Уолтер, переводя дух, принял свою любимую позу – с ногами на столе.
Бросил несколько озабоченный взгляд на свои туфли. Да, дела неважнецкие: кожаный кант стерт, носок смят, форма, придающая мужской обуви молодцеватость и задористость, утрачена. А пожеванные туфли у оптимистично настроенного Уолтера всегда вызывали нехорошие эмоции, в изношенных туфлях для Уолтера сквозила осенняя безнадега. Словом, пора покупать новые.
Он приспустил узел галстука и освободил от верхней пуговички рубашки плотную шею.
В зале было прохладно, кондиционеры нагоняли холодный воздух. Но жарко было на улице, где днем разогретый от ста градусов по Фаренгейту асфальт медленно остывал к ночи, отдавая весь свой жар воздуху. Клубами воздух поднимался вдоль стен небоскребов, тоже еще теплых, почти горячих.
И вот, час назад по такому пеклу Уолтеру пришлось бежать, протискиваясь между лимузинов, полицейских машин и тысяч туристов.
А бежал Уолтер на свой пост, в Оперативный центр, из квартиры своей подружки Лизы, потому что ему на мобильник позвонил его неусыпный коллега, великий русский режиссер Джозеф, и сообщил, что в гостиничном баре, в знаменитой «Французской Прачечной», началась драка: несколько пьяных мужиков сцепились из-за какой-то женщины, бьют посуду и переворачивают столы. Осип, разумеется, вызвал полицию. Копы прибудут с минуты на минуту, но все-таки лучше, чтоб Уолтер был на своем рабочем месте. Вырванный из постели Лизы, Уолтер живенько натянул штаны и рубашку, пристегнул ремень с кобурой и пистолетом, а пиджак уже надевал на бегу.