Нью-Йоркские Чайки
Шрифт:
– Как ее зовут?! Джозеф, как ее зовут?! О-о, мэ-эн!.. – застонал Уолтер. Расстегнул еще пару пуговиц рубашки и стал чесать свою грудь: – Джи-исус Крайст!..
На огромном, во всю стену экранном панно сменялись кадры с обворожительно красивой, загорелой женщиной в белых кружевных трусиках и в таком же ослепительно белом лифчике. Женщина валялась на широкой кровати, ползала змеей, становилась на колени и, хищно выпятив нижнюю челюсть, с кровавым ртом, ползла вперед; потом, обессилевшая, падала на спину и томно протягивала зовущие к себе руки...
Единый огромный
– О-о, мэн, это лучше любого порнофильма! Это даже лучше стриптиз-клуба! – Уолтер не скупился на похвалы. Бисером пота покрылся его лоб, шея тоже матово блестела. – Познакомь меня с ней!
Осип продолжал нажимать кнопки своего ноутбука, не отрываясь глазами от экранов. Вот что-то ему не понравилось, он нажал кнопку, и Стелла застыла – крупным планом – с безобразно раскрытым ртом.
...Здесь, да, кажется, на этом кадре, он решил, что сегодня, наконец, она отдастся ему. Да, так суждено, думал он, именно здесь, и именно сейчас – в его квартире, на кровати, которую он десять лет делил с Тоней, и больше никогда ни с кем. В тот миг он окончательно поверил, что встреча со Стеллой – не случайна, что его будущее, его жизнь отныне каким-то образом зависят от нее, что в этом не его воля, а так устроено, и сопротивляться судьбе он не будет.
Тони и Арсения в тот миг, разумеется, не существовало. Они были в Sea Gate. Но их фотографии висели в квартире на каждой стене.
Осип почти механически продолжал менять объективы, направлял свет лампы, подсказывал Стелле, что выбрать из того огромного ящика с одеждой, оставшейся у него в доме после съемок «Призраки Бруклин Хайтс», которую из своего театра когда-то таскал неутомимый Ник.
...Она вырвалась из его рук и, больно царапнув его шею, отползла по полу. Сидела молча в углу, впившись в него взглядом перепуганных глаз, жирно обведенных карандашом.
– Не надо. Я прошу тебя... – промолвила, кутаясь, словно от холода, в красную пелерину, подтянув ноги к животу.
– Перестань! Ты же опять играешь, опять корчишь из себя Софи Лорен! – он сделал шаг вперед, к ней. – Чего ты боишься? Давай... – хотел присесть и обнять ее, но почуял нутром, что эта кошка сейчас расцарапает его до крови, но не отдастся.
– Я прошу тебя, прошу... – она вытерла слезы, размазав тушь по щекам. – Ты же меня бросишь сразу, как только кончишь! И на этом вся моя карьера завершится. А мне нужна мечта, понимаешь? – вдруг сверкнула злым цыганским глазом. – Ну, хорошо, о`кей, если так сильно хочешь и так припекло, могу у тебя отсосать, мне не жалко.
– Иди ты!..
Он развернулся, пошел складывать разбросанные по всей квартире шляпы, веера, боа из искусственного меха и прочую бутафорию. Обида, злость, жалость к себе за то нелепое положение, в котором очутился, стучали в виски. Взять бы фотоаппарат и раскроить ей башку! Манхэттенская блядь!..
– Нет, она не дешевая стриптизерша, эта девочка – из дорогого эскорт-сервиса, пять тысяч баксов за ночь, не меньше, – высказал свое последнее слово эксперта Уолтер, когда «фильм» закончился. Он перевел дух, словно только что вернулся из опасного ночного рейда. Посмотрел на часы. – Вот и убили час времени. Спасибо Богу, послал мне такого напарника в смену. Русский режиссер! Русские – великая нация! А русские проститутки – те просто улет. Как же все-таки ее зовут?
Осип посмотрел на Уолтера отрешенным взглядом. От сухого воздуха в зале снова начали чесаться глаза. Мясистое лицо Уолтера, утиный нос, расстегнутая рубашка, пистолет в кобуре...
– Ее зовут... Кармен.
Глава 7
Машинально приложив средний и указательный пальцы – сначала к губам, затем к мезузе на дверном косяке, Джеффри отворил дверь и спустился по лестнице в полуподвальное помещение иешивы, где находилась кухня. Сюда, вниз, едва долетали звуки со столовой сверху, где студенты заканчивали ужин.
Кухня, надо сказать, вид имела весьма затрапезный, как, впрочем, и вся иешива. Все в этом здании дышало изношенностью: столы были неустойчивые, шаткие, складные стулья гремели разболтанными перекладинами, двери сильно скрипели.
Что поделать, студенты хоть и должны исправно вносить плату за учебу, но делают это немногие: одни платят с большим опозданием, другие просто заявляют, что денег у них нет. Таких, безденежных, здесь все равно держат. Нельзя же еврею отказать в изучении Торы и Талмуда, дать ему от ворот поворот. Нельзя.
Так оно и тянется, из года в год: здание все ветшает, трубы все ржавеют, двери все громче скрипят. Еврейская община Sea Gate выделяет иешиве денег ровно столько, чтобы хватило на оплату счетов за воду и свет, налог на землю, на самую невзыскательную еду и срочные ремонты, когда скупиться и тянуть уже дальше нельзя, иначе рухнет крыша или взорвется котел бойлера.
Но для Джеффри эта иешива – земля спасения. Сердобольные раввины, дабы возвратить в Дом Яхве еще одну заблудшую еврейскую душу, дали Джеффу здесь работу повара. Так что, слава Богу! Барух Ашем!
Толстые фолианты Торы и Талмуда, в кожаных переплетах, сверкают позолотой ивритских букв, в каждой из которых всемогущий Господь сокрыл великое учение о Своей любви к евреям. Золотятся витиеватые буквы, на фоне нищеты и затхлости словно желая напомнить о бренности и ничтожности всего земного и о величии всемогущего Творца...
На Джеффе – когда-то белая, а нынче посеревшая рубашка с закатанными по локоть рукавами, мятые черные штаны, стоптанные туфли с круглыми носками. Пегая, с рыжеватым оттенком, борода топорщится во все стороны. Надо заметить, он сам не ожидал такого – пегого, да еще и с рыжиной – цвета своей бороды.