Нюма, Самвел и собачка Точка
Шрифт:
Мысли Нюмы метались в голове, подобно зверьку, загнанному в западню. Он понимал, что не убедителен, что не то говорит и не так говорит. Им владеют чувства ограбленного человека. Он во власти долгих своих обид. Во власти нервного срыва, безудержного и алогичного. Из которого сейчас один выход — слезы.
Он старался их сдержать, всеми мускулами лица. Сохранить хотя бы достоинство.
Фира подошла к окну, взглянула на улицу и принялась копошиться в сумке.
— Ладно, папа. За мной
Из глубины коридора донесся скрежет норовистого замка входной двери и глухие проклятия дочери.
«Зальцмана поблагодари за замок», — злорадно думал Нюма.
Осторожно, прижав щеку к боковине оконной рамы, чтобы не увидели с улицы, Нюма посмотрел в окно.
Черный лакированный автомобиль, точно плоское корыто, по-хозяйски взгромоздился на противоположный тротуар улицы.
Заметив Фиру, шофер бодро выскочил со своего места и предупредительно открыл заднюю дверь. Фира садилась в машину медленно, картинно, словно знала, что за ней наблюдают. Наконец раздался тяжелый, сытый хлопок двери, шофер вернулся на свое место, и автомобиль, бесшумно, подобно огромному ластику, стер себя с замызганного тротуара.
— Фирка въехала в политику, — буркнул Нюма и вернулся к столу.
Какое-то время он сидел, уставившись на тарелки с вкуснятиной, на полупустые стаканы с остывшим чаем, на непочатую коробку конфет с фотографией жены Пушкина в белом пышном платье…
— Все они такие, — пробормотал Нюма, чувствуя непривычную тяжесть в пальцах рук и ног…
Глухую тишину комнаты нарушили звуки под столом. Нюма знал, что это Точка. Тем не менее наклонился и приподнял край клеенки. Точка, празднично урча, подбирала кусочки буженины…
— Ты тоже такая же, как и они, — пробормотал Нюма. — Своего не упустишь.
«Оставь, Нюмка, на самом деле, — урчала собачонка, прилежно расправляясь с лакомством. — Все вы хороши!»
Заслышав поступь Самвела, Нюма опустил клеенку и выпрямился.
— Моя Фирка въехала в политику, — проговорил он навстречу Самвелу.
— Ара, знаю. Видел в окне. — Самвел поднял перевернутый стул и сел. — Вы так орали, что я думал сейчас будет труп, клянусь своей спиной!
Подобную клятву Нюма слышал впервые. И промолчал.
— Бери ешь, пей, — Нюма повел подбородком в сторону тарелок. — Хорошо живет наша власть.
— Для этого туда и рвутся, — Самвел ткнул вилкой в ломтик сыра, оглянулся, целясь куда его положить.
— Клади в тарелку Зальцмана. Она чистая, нетронутая, — подсказал Нюма.
— А он мне понравился, тот Зальцман, — проговорил Самвел. — Вошел в комнату, огляделся и сказал сходу: «Четырнадцать с половиной метров». Наверно, Фира предупредила.
—
Самвел задумчиво жевал, подкладывая в тарелку все новые кусочки деликатесной еды.
Нюма хмыкнул. Негромко, словно про себя. Самвел понял, положил вилку и провел языком по губам.
— Получим от Сережки деньги, я тебя тоже угощу, — заверил он.
— Что-то не верится, — мстительно обронил Нюма. — Сколько времени прошло.
— Ара, где Америка, где мы! Соображать надо.
— Кстати, о твоем племяннике… С его подачи мы могли стать родственниками через общего внука.
— Об этом я тоже слышал.
— Ну и слух у тебя, — усмехнулся Нюма.
— Твоей дочке повезло. Какой из Сережки муж?
— Это твоему племяннику повезло.
Самвел засмеялся. Когда он смеялся, то разворачивал назад плечи, а шея, вытягиваясь, сглаживала подбородок…
— Сейчас у тебя типично «кувшинное рыло», — смеялся Нюма.
— Ара, на себя посмотри! «Колобок» знаешь, нет? Посмотри на свое лицо в зеркало. Настоящий «колобок», клянусь твоим здоровьем!
— Ара, своим клянись! — подначил Нюма. — Ладно! Кушай еще. Угощаю, как несостоявшегося родственника.
— Так и быть, — снисходительно произнес Самвел и подобрал ломтик сыра.
Некоторое время они сидели молча, вперив взгляды в пространство комнаты. Так сидят в предчувствии какого-то важного и неприятного откровения…
Ощущение невольной вины, что владело сейчас душой Нюмы, повергало его в смятение. Самвел слышал его разговор с дочерью, — пусть и выразит свое отношение, ведь и его это касается…
— Вчера я ходил в нашу церковь, на Невском, — проговорил Самвел. — Повидал людей. Все говорят о войне с азербайджанцами. Говорят, вот-вот начнется. Молодежь составляет списки, собираются ехать в Ереван, добровольцами.
— Я читал в газете, — Нюма сцепил пальцы замком и положил руки на стол. — Все из-за Нагорного Карабаха… Странно. Столько лет жили мирно…
— Ничего странного. Карабах, считай, армянский анклав на территории Азербайджана. Там четыре пятых населения армяне. А все начальство — азеры. Справедливо?
— Анклав-манклав… — Нюма побарабанил пальцами. — Война, понимаешь… Я знаю, что это такое.
— Не один ты знаешь, — пробурчал Самвел. — А что делать?
— Не воевать. Договариваться.
— Твои еврейцы могут договорится с арабами? — Самвел поднял вверх раскрытые ладони в знак правоты своих слов. — Пока существуют разные религии, люди никогда не договорятся.
— Я же с тобой договариваюсь, — мирно проговорил Нюма. — Хотя ты и живешь на моей территории. Считай, армянский анклав в еврейской квартире. Малый карабахский конфликт.