Нюма, Самвел и собачка Точка
Шрифт:
Так что первая сегодняшняя удача — денежная. Вторая удача — даже не понятно: удача ли это? Скорее, приятная неожиданность, дуновение ветерка из давно минувшей молодости — предстоящий визит Наума… Признаться, неожиданная встреча в антикварном магазине взволновала Евгению Фоминичну; И дернуло же ее натянуть тогда на голову жуткую заячью шапку. Еще засаленная дубленка, в которой она выглядела, как бомжиха… А ведь Лаура, квартирантка, просила ее надеть пальто, замечательное пальто-реглан с меховым воротником, что она купила в Ереване. Нет, надела дубленку. Думала, ее несчастный вид растрогает антикварщика и тот даст нестыдную цену за «Погонщика мула». Старая дура! Странно, как антикварщик вообще не выгнал ее, как ту смешную собачонку Точку… Ну да ладно! У нее есть, что натянуть на себя к приходу гостя. Хотя бы бирюзовый костюм, в котором она делала доклад на конференции в Турку, лет пять назад. Тогда ее внешний вид произвел большее впечатление, чем сообщение о «методике разводки печатных плат»…
Евгения Фоминична поднялась
Лимонный солнечный блик уютно разлегся на сколотых гранитных ступеньках. Когда-то окна подъезда украшал витраж и солнце отражалось на ступеньках цветным коллажем. Даже в блокаду витраж устоял, а в «перестройку» не удержался и позволил солнышку напрямую заглянуть в сизую хмурь подъезда.
Прикрыв глаза, Евгения Фоминична с наслаждением втягивала сигаретный дымок, подставив лицо случайному ноябрьскому теплу. Под ласковым компрессом мысли как-то плавились, становились обтекаемыми, «толерантными»… Она уже без особого раздражения думала о том, что выкинула Анна, — пристроилась петь в крематории, когда отпевали покойников. Ее заметили там знакомые. Ничего зазорного. Но стоило ли заканчивать физтех? На гневный упрек матери Анна ответила: «Захочешь жрать, запоешь не только в крематории. Ты ведь знаешь, что творится в моей лаборатории! Со мной, между прочим, стоит в клире инженер-конструктор с двадцатилетним стажем. Так что, Женя, помалкивай». И Евгения Фоминична помалкивала… Она и по своему «Союзспецавтоприбору» отлично знала, какие наступили сумасшедшие времена. Из девятнадцати сотрудников в лаборатории осталось семеро, да таких, которых вообще к технике нельзя подпускать. А все головастые разбежались кто куда. Одни на дому сколачивали «мини конструкторское бюро», уповая на частные заказы. Другие плюнули на все и подались в торговлю. Кто продавал доски для строительства, кто, прямо на улице, развешивал из мешка дефицитный сахарный песок, Евгения Фоминична сама видела. И это высококлассные электронщики! Да и на заводе, где она консультировала разработку нового прибора, черт-те что творилось. Цеха обезлюдели, производство простаивало. Появились слухи, что в ближайшее время начнется приватизация. Всем раздадут какие-то чеки-ваучеры, по ним любой человек заимеет право на частичку государственной собственности. Если вложит эти ваучеры в акции какой-нибудь компании. А мудрец, который это надумал, — некий Чубайс, — наобещал каждому владельцу ваучера по автомобилю «Волга» в ближайшее время. И даже два автомобиля. Каждому! «Нет, без лукавого здесь не обошлось, — Евгения Фоминична пригасила сигарету о жестянку на подоконнике. — И фамилии какие-то диковинные: Чубайс, Собчак. Да и сам президент этот, Ельцин. Вроде из таежных елей и вышел».
В шахте лифта раздалось резкое бряканье металла — кто-то влез в кабину. И через мгновение ржавый трос, натуженно кряхтя, принялся тащить свой груз на этаж…
Возможно, Лаура возвращалась со своих занятий. За время, что Евгения Фоминична поселила у себя знакомых из Еревана — инженера Сеида Касумова и его жену-пианистку Лауру, — она привязалась к своим постояльцам. То было не новое знакомство. С ведущим инженером химкомбината имени Кирова Сеидом Курбановичем Касумовым она познакомилась лет десять назад во время командировки в Ереван. Толковый специалист-механик, он закончил Индустриальный институт в Баку и был направлен в Ереван на работу, где вскоре возглавил отдел по разработке новых технологий. Женился на армянке Лауре Сосунян и бездетно жил в центре города неподалеку от церкви Святого Саркиса. В их просторной трехкомнатной квартире неоднократно останавливалась Евгения Фоминична, когда приезжала на комбинат. «Какой может быть шашлык в гостиницах?! — говорил Сеид Касумов, перевозя чемодан Евгении Фоминичны из гостиницы в свой замечательный дом, отделанный красным армянским туфом. — Разве в гостинице вам дадут настоящий эчмиадзинский бозбаш?! Да никогда в жизни. В лучшем случае дадут суп с горохом на ошпаренной баранине. А моя Лаура приготовит настоящий бозбаш с поджаренной бараниной и сумахом. Пальчики оближете, клянусь Аллахом!» К тому же Лаура оказалась замечательной пианисткой. Вечерами — мягкими южными вечерами, — когда на просторном балконе квартиры собирались друзья Сеида «на ленинградскую гостью», Лаура музицировала. С высоты балкона далекий контур снежной шапки библейского Арарата и сполохи карбитных печей комбината пробуждали в душе Евгении Фоминичны острое ощущение какой-то чистоты бытия. Какой-то нужности существования ее и всех этих славных людей, что так неназойливо и тепло выказывали ей свое уважение…
И как это не вязалось с зимним вечером восемьдесят восьмого года, когда в квартире Евгении Фоминичны раздался телефонный звонок. Взволнованный, временами всхлипывающий голос Лауры поведал о том, что в сознании Евгении Фоминичны не укладывалось, что Сеид, как азербайджанец, вынужден покинуть Армению. Что его выбросили с комбината, как собаку. С комбината, которому Сеид отдал пятнадцать лет жизни. И пять лет не слезал с «Доски почета». Что соседи грозят его убить! За что?! За то, что он азербайджанец! Требуют, чтобы Сеид отдал им их Карабах! Она же, армянка, хоть и может оставаться, но как ей бросить любимого мужа. А в Баку с Сеидом ей, армянке, ехать нельзя — в лучшем случае, не впустят… Что Сеид, опытный
Евгения Фоминична, не раздумывая, пригласила их к себе. Работу Сеиду она нашла, хотя ненадолго. И вот уже год, как Сеид где-то днями пропадает, ищет работу: говорит, что подрабатывает. Во всяком случае, деньги приносит, и даже платит Евгении Фоминичне за постой. Да и Лаура пристроилась. У кого-то на квартире она, частным образом, преподавала музыку детям.
Нудный поскрип троса оборвался, и кабина лифта с лязгом остановилась у площадки этажа. Точно лошадь на полном скаку. Казалось, Евгения Фоминична даже услышала ржанье… Двери кабины распахнулись, и на площадку вышла Лаура с букетом гвоздик. Увидела хозяйку и улыбнулась, растягивая напомаженные губы под едва заметным пушком, точно робким посевом мальчишеских усиков. Лаура не только не стеснялась этих «усиков», а, наоборот, посмеивалась над ними. Говорила, что в школе ее называли Буденным. Что же касалось мужа, то Сеид, поглаживая гладко выбритое лицо, приговаривал: «В настоящей кавказской семье должен хоть кто-нибудь быть с усами!» Правда, в последнее время Сеид не очень следил за собой и в семье наметилось пополнение усатых…
— Тетя Женя, дорогая, простудитесь, — Лаура обхватила тощие плечи хозяйки и направилась к порогу квартиры. — А цветы, это вам… От меня и моих учеников.
В прихожей она сбросила плащ и принялась подбирать под цветы удобную посудину.
— Давно у нас не было в квартире свежих цветов, — Евгения Фоминична растерянно осматривала полки, желая помочь квартирантке.
— Теперь появятся. У одного моего ученика отец торгует цветами, — Лаура подобрала вазу, налила в нее воду и поставила цветы. — Кстати, как там ваш знакомый? Придет? Я угощу вас долмой. Утром приготовила. Сеид вчера принес неплохое мясо.
— Спасибо. Договорились на пять, — Евгения Фоминична посмотрела на часы.
Уже пятый час. Надо бы привести себя в надлежащий вид — переодеться, подкраситься, хоть это и забавно в такие годы. Ее всегда потешали подобные ветхие кокетки. А вот, поди же… Недавно Сеид подарил французский косметический набор. Евгения Фоминична собиралась передарить его дочери, да все не было оказии. Ладно, Анька обойдется, наверное, сшибает на этих отпеваниях нестыдные деньги — народ мрет с таким энтузиазмом, словно ждал, когда власть возьмут демократы, чтобы потерять последнюю надежду на приличное существование…
Евгения Фоминична придвинула к зеркалу банкетку, села и достала бархатную коробочку с косметикой. Интересно, откуда у Сеида деньги на такой недешевый подарок? Говорит, что подрабатывает на рынке, приглядывает за электрохозяйством и холодильной установкой. Но что-то не особенно верилось. Вряд ли на зарплату электрика можно особенно разгуляться…
Забранный в старинную красного дерева раму серебристый овал зеркала проявил лицо пожилой женщины. Гладкая, не по годам, смугловатая кожа набухала мешочками под серыми глазами. На ровный, чуть выпуклый лоб падала прядь льняных волос с нитями седины. Когда-то вздернутый носик — предмет гордости Евгении Фоминичны — слегка загнулся вниз. И все равно выглядел мило над пухлыми, не по возрасту, губами, с чуть приспущенными уголками большого, волевого рта. Аккуратные уши проглядывали из-под прически, помеченные изящными коралловыми сережками. Подарок мужа в день их серебряной свадьбы. Вскоре после которой муж внезапно скончался.
В былые времена Евгения Фоминична ловко справлялась с косметикой. С годами навык пропал. И торчание перед зеркалом с вытаращенными глазами ее раздражало. Да еще и веки щипало от черной туши на ресницах. «Ну, форменная дура! — попрекнула она себя. — Придет Наум и увидит форменную дуру! Да пошел он к черту, этот Наум! Буду я еще себя малевать. Он и сам похож на старый матрац!»
Она вытащила из шкафа любимый бирюзовый костюм с белыми воланами на воротнике. Поднесла к окну и придирчиво рассмотрела. В этом костюме особенно рельефно рисовалась грудь. «Бывшая грудь!» — хмыкнула Евгения Фоминична раздраженно… Какого рожна Наум с такой истовостью названивал, напрашивался в гости? Да и какие могут быть гости в наше время?! Нахальный бездельник-старик. Она дала ему визитку из вежливости. Ну, может… не только из вежливости — хотелось и похвастать. Его Роза за всю свою жизнь — прости Господи! — добилась лишь сального кухонного фартука. Это вовсе не повод напрашиваться в гости! Да еще ввалится со своей собакой! Наверняка прихватит собачонку… Может, не поздно позвонить ему, сказать, что разболелась голова?! Она почувствовала неприязнь к Науму Бершадскому. Просто какую-то злость…
— Женечка! Какая вы у нас красивая! — Лаура заглянула в комнату.
— А все твой муж со своей косметичкой, — буркнула Евгения Фоминична.
— Неправда. Вы ею и не пользовались, я вижу.
— А ресницы?
— Ну только чуть-чуть. В этом костюме у вас… такая фигура!
— Была когда-то, — с тайным удовольствием обронила Евгения Фоминична. — Ну… Что он там не идет, мой гость?!
— Еще нет пяти, — ответила Лаура. — Да и кто приходит ровно?!