Нюма, Самвел и собачка Точка
Шрифт:
Зал зааплодировал… Мэр поднял руку, попросил еще минуту внимания и предоставил слово основоположнику первого коммерческого банка Петербурга. Кирилл вышел на помост, отчего просторный помост сразу просел и сузился до размеров мышеловки. Что вызвало веселье гостей… Банкир добродушно раскинул руки, мол, ничего не поделаешь — каков есть, таков есть. И, переждав, обратился к залу… «Согласно традиции „сезонов“, — сказал он, — „Астробанк“ приглашает в Петербург представителей знаменитых в прошлом фамилий России. Вот и сегодня мы рады видеть на своем празднике княгиню Ксению Николаевну Юсупову
Фира переводила взгляд с элегантной улыбчивой княгини и сухопарого, по-рыцарски стройного графа на певицу. Лицо Казарновской — с красиво прочерченными бровями и вздернутым носиком — выражало обиду и смятение. Вероятно, впервые за еще короткую, но блистательную карьеру она испытывала чувство, близкое к предательству по отношению к себе.
Граф сильным голосом поблагодарил за приглашение. И заговорил просто, но с затаенной важностью. Напомнил, что он Председатель Конгресса соотечественников за рубежом. Что тысячи людей мечтают вернуться в Россию без коммунистов. Встает вопрос о работе на родине, о зарплате, квартире, о социальных гарантиях. Чувствовалось, что граф собирается серьезно поговорить…
Фиру словно подмывало. Смятение певицы импульсивно передавалось ей, Фире Бершадской. Она так сжала пальцы, что скрипнули подлокотники кресла…
— Уймись! — прошептал Зальцман ей на ухо. — Успокойся!
Граф, собираясь с мыслями, поднес ко лбу платок. Этим мгновенно воспользовалась вторая гостья.
— Петр Петрович, дорогой, — всплеснула руками Ксения Юсупова, — мне дома, в Афинах, так и не удалось попасть на концерт Любови Юрьевны… Я прямо дрожу от нетерпения…
— Да, да, — по-детски, смутился граф. — Извините…
Княгиня шагнула к певице, обняла ее и поцеловала.
Вдвоем, стоя рядом, они оказались удивительно похожими — стройностью фигур, цветом волос, прической, чертами лица. Даже как-то сгладилась разница в возрасте…
Фира окинула Зальцмана торжествующим взглядом.
— Общаться с тобой, Фирка, — буркнул Зальцман, — все равно что гулять в хорошую погоду… по минному полю.
Отделанные под мрамор стены банкетного зала, казалось, из последних сил сдерживали людское половодье. А гигантский П-образный стол виделся красочным плотом, что пытается всплыть над этим цветастым морем. Всплыть не удавалось — плот притапливали руки гостей, что тянулись к его манящему грузу, в центре которого возлежал, чуть ли не с метр, осетр. А вокруг его царственного лежбища роилось превеликое множество самой фантастической вкуснятины. От черной и красной икры до разнообразнейшей выпечки, название которой можно было восстановить лишь с помощью книженции «О вкусной и здоровой пищи» за 1953 год, с эпиграфом из самого Иосифа Сталина. И таких осетровых лежбищ Фира насчитала штук пять по периметру стола.
— Ничего себе! — сказала она Зальцману. — Только приняли решение о бартере со шведами и финнами, как уже…
Они стояли у входа в зал, примериваясь, как ловчее пристроиться к праздничному столу.
— Не надо было бегать звонить своему отцу, — Зальцман с досадой вглядывался в дальний
Там стоял мэр в окружении гостей. И он, как советник мэра, должен бы быть поблизости.
— Не переживай, — проговорила Фира, — больше будут ценить.
Зальцман усмехнулся. Колкие слова Фиры были несправедливы. Кто, как не он, из ближайшего окружения мэра, вел себя независимо в принципиальных вопросах. Именно поэтому мэр держал его при себе, а не ставил во главе какого-нибудь комитета. С чем Зальцман, при своих способностях, наверняка бы неплохо справился. Но в данный момент он по служебному представлению обязан находиться в пределах досягаемости своего начальника, вне зависимости от обстоятельств. Еще он считал, что дерзкое поведение Фиры на людях порой выглядит неприлично. Неспроста мама говорила: «Ох, и натерпишься ты с ней, Шурик, помянешь мое слово». А отец поддерживающе помалкивал. Зальцман, признавая правоту родителей, ничего не мог с собой поделать. Еще со студенческой скамьи Фира овладела его мужской чувственностью, а это не подвластно сознанию…
Вот и сейчас. Он продирался за ней в людском месиве банкетного зала, будто влекомый магнитом: едва уловимым запахом тела, знакомого ему до мельчайших подробностей, звучанием голоса в минуты близости, так непохожим на интонации в обычном общении. Состояние, подобное властному наркотическому одурению. С того момента, когда на первом курсе «техноложки» Фира подошла к нему и спросила: «Слушай, Зальцман, наверное, ты и впрямь вундеркинд, если тебя сюда приняли?» — и он ей ответил тем же вопросом. С того момента он, долговязый очкарик и умница, оказался у нее в плену…
Фира прихватила чистую тарелку и двинулась вдоль плотной шеренги гостей, подыскивая местечко у стола. Ей повезло. Артист Илюша Олейников, ее давний знакомый, шагнул назад, увлекая за собой жену. Заметив Фиру, он забавно передернул пышными черными усами и указал на свободную брешь. Чем Фира и воспользовалась. Нашлась щель и для Зальцмана…
— Что тебе положить? — Фира окинула безбрежный стол.
— Не знаю, — промямлил Зальцман, — ничего неохота… Хорошая музыка.
Фира озадаченно подняла голову и взглянула на балкон, с которого квартет исполнял что-то тягучее.
— Попробуйте заливное из стерляди, Ирина Наумовна, — посоветовал вкрадчивый мужской голос справа, — пальчики оближете… Разрешите?!
Фира скосила глаза и узрела незнакомца, уступившего ей кресло в зале. Как он оказался сейчас соседом по столу, непонятно. Ведь рядом с четой Олейниковых стояла какая-то дама. Или Фире показалось… Мужчина властно заполучил ее тарелку, потянулся к середине стола и выудил бледно-розовое желе в золотистой формочке.
— Пальчики оближете, — повторил мужчина. — Еще советую пирожки с бараниной…
— А пальчики оближу? — уточнила Фира, принимая свою тарелку.
— Оближете, — мужчина потянулся к разворошенному блюду с пирожками.
— А ты? Оближешь пальчики? — Фира обернулась к Зальцману. — Или будешь слушать музыку?
— Извини. Я пойду к ребятам, — буркнул Зальцман и направился в конец зала.
Фира пожала плечами. Желе со стерлядью действительно оказалось вкусным.