О бедной сиротке замолвите слово
Шрифт:
Как котенка.
Почти породистого, но без документов. К лотку приучен, ветпаспорт прилагается.
– Женщины с даром ценятся…
– Я уже поняла.
Нет уж, обойдусь без этакой… благодетельницы, мать ее. А то, что от добрых старушек ни яблок, ни пряников, ни прочей еды брать не следует, я еще в детстве усвоила.
– Так что вы предлагаете? – я поерзала.
Она бы не пригласила меня к завтраку, не завела бы этот разговор, не будь у нее реального предложения. И видит Бог, или боги, или этот треклятый мир, в который
– Я оплачу поступление. И репетиторов, которые помогут тебе восполнить существующие пробелы в образовании. Более того, я открою на твое имя счет… скажем, на семь тысяч талеров.
Еще бы знать, сколько это…
– Немало, – усмехнулась Амелия. – Но и не много. На собственное жилье не хватит, но на пару лет спокойной жизни – вполне.
– А взамен?
Бесплатный сыр, он для организма крайне вреден.
– Ты подпишешь отказ от всех притязаний на имя и собственность рода.
Тю! И только-то?
Амелия подняла руки.
– Это не мелочи, девочка. Здесь бумаги заверяются магическим способом. Ты потеряешь всякое право взывать к роду, просить о его помощи…
– А сейчас могу?
– В теории… скажем, если ты обратишься в Совет с петицией, неважно с какой, главное, что ее примут к рассмотрению.
– И рассматривать станут пару-тройку лет? – Что такое бюрократия, я знала не понаслышке.
Амелия кивнула и уточнила:
– Иногда и десятилетий. Одаренные живут несколько дольше обычных людей, отсюда некоторая… медлительность… кроме того, существует негласное правило максимального невмешательства в дела семьи.
Понятно.
Я почесала руку, которая зудела, а значит, запасы нервного волокна подходили к концу. К вечеру, как пить дать, появятся красные пятна. Хорошо, что в сумочке где-то должен быть тюбик с кремом, а то в почесухе удовольствия мало, а местных мазей я уже боюсь.
– Однако, как только ты заверишь бумаги…
И удивительное дело – эти бумаги появились передо мной.
– …ты окажешься вне рода. Ты не сможешь претендовать на титул и состояние даже в случае, если не останется иных наследников. Однако и род, будь то мой супруг или его мать, потеряют возможность воздействовать на тебя. Во всяком случае, прямо. Да и одно дело – использовать эликсир, скажем, в воспитательных целях… на благо рода…
Ага, по ходу, разные у нас с родом представления о благе.
– …и совсем другое – на постороннего человека.
Нет, я понимала, что Амелия далеко не откровенна и все куда сложнее, чем она пытается представить, и, быть может, поторговавшись, я бы выбила себе условия получше, но…
Я пробежалась по строкам.
На первый взгляд все просто и очевидно… Я, Маргарита… чужой хвост имени, который я долго пытаюсь осмыслить, добровольно и осознавая последствия, отказываюсь от рода… прав… и так далее, и тому подобное…
Пустая строка, куда, как понимаю, надлежит
А вот еще один договор – на сей раз с некой компанией «Шантар Лик» об оплате моего обучения.
И еще один – о выплате мне компенсации за…
– Землетрясение случилось не так давно, пострадавших хватает. Это объяснит твою некоторую… инаковость, – спокойно произнесла Амелия. – Если ты не против.
Мне было, признаться, все равно.
– Подписывать кровью? – я заглянула в чашку, но кофе закончился, а добавки мне не предлагали.
– Приятно видеть, что ты так быстро ориентируешься в наших реалиях.
Амелия подвинула серебряный портсигар. То есть сперва мне эта коробочка показалась портсигаром, но внутри обнаружилось тонкое стальное перо с острым наконечником. Такое палец проткнет не хуже ланцета. Да уж… и не признаешься, что пошутила.
Я взяла перо.
Примерилась к пальцу.
– И все-таки зачем… ведь было бы проще… опоить и…
Амелия потерла виски.
– Я уже наказана. И я не хочу, чтобы пострадали и мои дети. Не волнуйся, боли не будет.
И вправду не было, а кровь впиталась в лист моментально. Вот тебе и магические технологии… В следующее мгновение я ощутила невероятную слабость.
Сердце застучало.
Быстро, и еще быстрее. Закружилась голова. И запахло горелым. Аромат был столь явный, горький, что я даже испугалась: а не я ли это горю…
– Тише, девочка, – Амелия подхватила меня и вынула перо из ослабевших пальцев. – Это скоро пройдет… надо потерпеть… дух рода не любит отпускать то, что принадлежит ему.
А перед моим внутренним взором предстала та самая каменная тварь. Она была живой и смотрела так… с упреком.
Я хотела сказать, что у меня нет выбора.
Что если разобраться, то этому роду я не слишком нужна… и что сожрут меня не задумываясь, а она, тварь, единственная, кто отнесся ко мне с сочувствием, не поможет.
И она, кажется, поняла.
Вздохнула.
, потянувшись, коснулась моего лица широким носом. Она дохнула, и меня окутало белесое пламя. Странно, но жара я не испытывала.
– Спасибо, – сказала я твари, когда пламя впиталось в тело.
Именно тогда ко мне вернулась способность дышать.
И слушать.
Глава 4
Время.
Оно ощущалось созданием иначе, нежели людьми, огоньки душ которых вспыхивали и гасли… вспыхивали и гасли… такие обманчиво близкие.
Хрупкие.
Сладкие.
Время было твердым, как стекло. Пожалуй, что так. Или янтарь. В чужой памяти находилось изрядное количество воспоминаний, которые существо перебирало бережно. Это ложь, что оно было бездушно – напротив, к этому моменту оно сожрало достаточно душ, чтобы из остатков их слепить собственную.