О чем говорил мальчик
Шрифт:
ЧЕТВЕРТОЕ ИЗДАНИЕ
Однажды, когда замечательный разведчик нашего партизанского отряда Николай Иванович Кузнецов был ранен и я уже готовился начать операцию, он вдруг отвел мою руку:
– Обезболивания не нужно, доктор!
– Почему? Будет тяжко, Николай Иванович..,
– Все равно! Я вам не помешаю.
Во время операции он ни разу не застонал…
Вскоре Кузнецов стал поправляться,
– Хотел проверить,- ответил он,- если когда-нибудь придется испытать такую боль, вытерплю ли. Разведчику нужен твердый характер, доктор.- И, помолчав, добавил, улыбаясь: - А человек делает себе свой характер сам!
Вот о том, как создавали свои характеры те, кого я знал, кого встречал в жизни, я и написал эту книжку.
А. Цессарский
ВСТРЕЧА
Мы встретились с ним прошлым летом в Подмосковье.
Я в пионерском лагере. Я - гость. Жарко горит костер. Летят и тают искры. Широким полукругом расположились ребята. За ними внизу тяжело отсвечивает река. А на том берегу сквозь зеленые стволы ольхи пламенеет растекающееся по горизонту закатное солнце. Тихо и звонко кругом…
Я рассказываю о давно минувших днях Отечественной войны. О партизанских дорогах. О подвигах разведчиков на захваченной врагом земле. И так хочется передать ребятам главное, чем жили мы в те годы, что и сейчас переполняет сердце…
Странные люди эти взрослые. Никак не угомонятся! Ну, прожили жизнь. Ну, совершили кое-что. А им все мало.
Да, нам все мало. Нам непременно нужно, чтоб и после смерти жизнь наша продлилась. Чтоб дети наши продолжали любить нашей любовью и ненавидеть нашей ненавистью. Чтоб это стало частью их Души.
И, когда это нам удается, сердце человеческое утешается: нет забвения, нет смерти. «Но верю - не пройдет бесследно все, что так страстно я любил…»
Один мальчик слушал совсем не так, как другие. Не отрываясь, не шевелясь, он серьезно и даже мрачно глядел на меня и о чем-то напряженно думал.
Я кончил. Ребята поблагодарили и стали расходиться. Но тот мальчик остался. Он стоял у догорающего костра и пристально смотрел на меня, словно ожидая. Было ему лет тринадцать, не больше.
Я подошел к нему:
– Ты хочешь о чем-нибудь спросить?
Он опустил голову.
– Что же ты… Спрашивай.
Он потупился еще больше. Потом неожиданно повернулся и медленно пошел прочь.
– Молчит?
– улыбаясь, спросил старший вожатый.- Всегда так. Очень замкнутый мальчуган!
Я собрался уезжать. Но машина за мной еще не пришла. И в ожидании я присел на скамью у ворот лагеря. Старший вожатый ушел звонить в город. На короткое время я остался один. Вечерело. В тенистой, обсаженной липами аллее стало сумрачно. Но в конце аллеи еще ярко зеленела лужайка, и замыкавший ее дом с колоннами тепло розовел в последних отблесках солнца. Там шла веселая, шумная суета - пионеры готовились ко сну. Вот далеко на реке протяжно прогудел пароход, и лагерь, будто прислушиваясь, сразу затих.
И вспомнилось мне далекое детство. Наш первый, нищий, голодный пионерский лагерь. Наш первый гость - высокий человек в вышитой косоворотке, похожий на Тараса Шевченко,- красный партизан. Всего десять лет миновало тогда после гражданской войны. Он рассказывал нам о Григории Котовском. Рассказывал так живо, будто только вчера гнались они по пыльным шляхам,
Тоскливо ныло в груди, оттого что мне этого никогда не испытать! Ведь мне было тогда всего двенадцать лет…
Шорох заставил обернуться. Рядом стоял тот самый молчаливый мальчик. Опустив голову, он исподлобья смотрел на меня и не говорил ни слова.
– Знаю, что ты собираешься сказать!
– Я ободряюще подмигнул ему.- По себе знаю. Ты хочешь стать героем. Каким был разведчик Николай Кузнецов. Верно?
– Нет,- сказал он тихо и жалобно,- я не смогу. Я никогда не стану героем.
Это меня озадачило.
– Почему?
И вдруг мальчик заговорил. Заговорил торопливо, горячо. Обо всем, что мучило его. Чего не понимал. Что казалось недостижимым…
– Чего там!
– с горечью заключил мальчик.- Видите, какой я… Наверное, героем нужно родиться!
Ответить мне не пришлось. У ворот затормозила машина. По аллее быстро шел вожатый, радостно кивая мне головой: в город я попаду вовремя.
Мальчик вскочил.
– Все!
– упавшим голосом произнес он, отступил назад и исчез в кустах.
Я уехал, унося с собой его пытливый, требующий взгляд и вопросы, которые бередили его душу.
Я продолжаю наш разговор. Я отвечаю тебе, мой мальчик. Отвечаю, как умею, как знаю. Может быть, ты прочтешь эту книгу и она поможет тебе.
О чем говорил мальчик
Надо мной смеются за то , что я всех жалею , Девчонкой дразнят. Учительница немецкого языка у нас старенькая , плохо слышит. Вот Левкин выйдет к доске и при всем классе вслух скажет: «Глухая тетеря!» Она не разберет , улыбается на всякий случай просит повторить . Он снова: «Глухая тетеря!» Класс хохочет. Она морщится , видно, переживает что глохнет, смотрит ему на губы: «Пожалуйста, скажи еще раз!» А он со спокойным лицом, громко: «Я сказал: «Гутен морген». Смелый! Я так не могу – вдруг она поймет, что над ней смеются. За глухоту!
А то еще первоклассников пугать начнут… Я даже лягушку жалею, когда ее мучают.
Соседка все твердит маме: «Что ты его так воспитываешь – всех жалеть! Пропадет».
Наверное, у настоящего героя сердце должно быть железное.
ГРИША
Первая стычка Гриши Воронихина с Боголеповым произошла шестнадцатого июля 1941 года. И я был тому свидетелем.