О чём говорится в сказках?
Шрифт:
Царь, в общем, неплохо понимал своего «клиента». И догадывался, что тот (как, впрочем, и он сам на его месте) ни за какие коврижки на свете даже смотреть «на эту дуру» не станет: не тот кадр. А потому монарх сделал две вещи: во-первых, крепко поругавшись с дочерью, от чего та впала в своё привычное состояние «ничего не хочу», устроил этот идиотский общегосударственный конкурс «рассмеши Несмеяну», а во-вторых, добился, чтобы Емеля на своей печке на него приехал – причём в тот самый момент, когда барышня уже заколебалась дуться (или деньги понадобились – а, значит, надо как-то к папе подольститься). И «всё получилось»: Емеля (сам ли, или посредством щуки – история об этом умалчивает) – сумел вызвать интерес у падкой до диалектно-этнической
Самое интересное – это что случилось потом.
Понятно, что Емелю в его текущем виде сажать было нельзя ни на царство, ни на полцарства: ему требовался курс молодого бойца, а дочери, в свою очередь – интенсивная трудотерапия. А, значит, с точки зрения отца было бы правильно отправить её на несколько лет в ту самую деревню, «чтоб человеком стала». Но тогда надо и «щучье веленье» отнимать у Емели… вот он и отнял. И, когда это произошло (т.е. когда печь вдруг взяла и не поехала), парень, хоть и был не шибко умный, понял, как его взяли в оборот – и крепко обиделся на тестя.
Что из этого вышло – мы не знаем: знаем только (и этот-то аспект присутствует во всех без исключения версиях сказки), что расстались они с царём не очень-то хорошо. Но, тем не менее, нельзя не признать, что по существу монарх оказался в итоге прав. Подумаешь, дуться будут: брань на вороту не виснет. Зато судьба дочери (а потом, через какое-то время, и государства тоже) будет в надёжных руках. Какой ни есть дурак, а всё – хозяин…
15. Красная Шапочка
Сегодня мне предстоит, наверное, самое тяжкое испытание с тех пор, как я вообще взялся за эпопею "сказок". Потому что в этот раз речь пойдёт о Красной Шапочке.
"Шапочку" кто только и как только не препарировал. И всё-таки ни одна из версий не была сколь-нибудь удовлетворительной.
Что я помню про "шапочку" с тех пор, когда мне её читали в соответствующем возрасте? Только одно: ощущение какого-то глобального вранья в самом финале. Когда приходят некие "охотники", убивают Волка, и из его брюха вылезают бабушка и Шапочка, живые и невредимые. Совершенно очевидно, что так не бывает: хотя бы следы зубов и плещущейся в желудке соляной кислоты на них должны были остаться. Но нет: "целые и невредимые".
Отсюда следуют два варианта. Либо хэппи-энд искусственно прикручен, чтобы слушающий сказку ребёнок не плакал в конце (и тогда сказка становится грустной историей про то, как съели маленькую глупую девочку), либо… либо было как-то не так. А как?
Сказка вообще-то, наверное, потому и вызывает к себе столько внимания до сего дня (вот даже и Пелевин отметился), что в одном своём, самом главном аспекте она удивительно современная. Я говорю о самоидентификации и выражения своей индивидуальности через вещи – в данном случае, через головной убор и его цвет. Это есть тот паттерн поведения, который сегодня в нас всаживает рекламная индустрия: отвечать на вопрос "кто ты" посредством конструкции "я – тот, кто (ездит на машине марки Х // носит одежду марки Y // пьёт напиток марки Z) и т.д. Иначе говоря, речь идёт о делегировании своей личной уникальности потребляемым вещам (а через них – соответствующим брендам). Именно такова Красная Шапочка: девочка, которая сама о себе знает только то, что она носит эту самую шапочку с изящным вырезом.
Волк же, напротив – это Волк: цельная, неотчуждаемая идентичность с ярко выраженными смысловыми коннотациями – главный антигерой "животного" фольклора. У него нет "вещей", которые определяют его уникальность: его уникальность – это те самые неотъемлемые от него "большие" глаза, уши, зубы и хвост. Иначе говоря, Личность, как её понимали ренессансные бунтари и французские просветители,
Это, собственно говоря, и определяет основной конфликт между двумя главными персонажами сказки. Волк существует в логике агона – т.е. борьбы, столкновения сил и войны нервов, реальных страстей прошлого. "Шапочка" же существует в логике игры, придурковатого шутовства и нарочитой детскости, фрагментарного сознания. Для Волка мір является подлинной, объективной, витальной реальностью – для Шапочки же он представляет из себя забавное приключение, игру, непонятно кем и зачем придуманную. Иначе говоря, это конфликт постренессансного и постмодернистского сознаний.
Сама сцена, на которой происходит драма, беспредельно проста, до математического схематизма. Есть две точки: точка А (дом Шапочки) и точка Б (дом Бабушки). Туда ведут только два пути: короткий (АБ1) и длинный (АБ2). Оба пути до половины (т.е. до полянки, где произошла встреча с Волком) совпадают – а вот дальше расходятся – и эта полянка является местом некоторого абсолютного выбора.
Выбор этот устроен как-то очень странно: с каждой стороны он видится по-своему. Казалось бы, что мешало Волку съесть Шапочку вместе с пирожками прямо в лесу? Или прибежать вслед за Шапочкой к бабушке и съесть обоих? Но нет: сказочник даёт нам понять, что девочка в разговоре с волком допустила какую-то ошибку, в результате которой он смог прибежать раньше к дому бабушки и съесть сначала бабушку, а потом и внучку. Иначе говоря, сказочный ландшафт устроен так, что Волк действует в рамках "правил игры", и возможность кого-либо съесть у него появляется только тогда, когда девочка делает тот или иной неверный ход.
А она как будто бы только их и делает. Сначала выбирает себе более длинный путь АБ2, оставляя Волку АБ1 (хотя мы понимаем, что дорогу до бабушки она знает как свои пять пальцев). Затем сообщает Волку, как проникнуть в дом Бабушки. И потом, наконец, не узнаёт Волка, легшего на бабушкину кровать и обрядившегося в её чепец. С чего бы это вдруг? Ладно Бабушка – она слепая и глухая; но юная и бойкая (судя по спокойному разговору с незнакомым Волком в лесу) остроглазая девчонка?!
На рациональном уровне – так. А вот на сценарном, экзистенциальном уровне – ошибки делает Волк и только Волк.
Первая ошибка Волка: встретив Шапочку в лесу, он расспрашивает её о том, куда и зачем она идёт. И она рассказывает: так и так, иду из точки А в точку Б с корзинкой пирожков. Он говорит: и я тоже иду! Иначе говоря, он сам, по доброй воле, принимает систему координат, навязанную ему собеседницей. А равно и её же правила игры: соревнование в вопросе о том, кто именно раньше добежит до домика Бабушки. Ещё раз: кто больше всех выигрывает от футбольного поединка – победившая команда или организаторы матча? И даже если организатор становится одновременно и участником, то его проигрыш в самом матче никого не волнует: главное, что матч прошёл на его площадке и по его правилам, взаимно признанным и не оспариваемым сторонами. Как участник соревнования Шапочка – проиграла. А вот как их организатор – безусловно выиграла, ибо Волк оказался помещённым в созданный ею ландшафт (а не наоборот).
Второй акт драмы: Волк, опередивший Шапочку, приходит к дому Бабушки и выдаёт себя за её внучку. Бабушка покупается на обман и впускает Волка к себе – он её съедает. И это – его вторая ошибка: тем самым он загнал себя в модельную ситуацию: теперь каждый следующий, приходящий к домику, будет "дёргать за верёвочку" и говорить голосом Шапочки: "это я, пирожки несу" – и так до тех пор, пока не придёт кто-нибудь с ружьём. Это как в золотой пещере дракона: любой рыцарь, убивший дракона, сам становится драконом: так и Волк, съев Бабушку, сам стал Бабушкой – и теперь ему ничего не оставалось, кроме как обряжаться в чепец, ложиться на бабушкину кровать и ждать внучку с пирожками.