Шрифт:
Михаил Грешнов
О чем говорят тюльпаны
В Саянах я поднимался в горы один. Лучше, когда это делаешь не спеша, никого не догоняешь, не ожидаешь. Мир кажется шире, и мыслям просторнее. Я знал тропинку, по которой за час можно было подняться к гольцам. Сначала меня провели по ней местные ребятишки, потом я ходил один и даже спускался с гор ночью, запомнив между кустами и скалами прихотливую вязь дорожки. Это хорошо - оставаться на вершинах до звезд. И слушать тишину. И видеть, как загораются в вышине первые блестки. Звезды вспыхивают внезапно - ярко и торжествующе. Наверное,
И еще хороши в Саянах цветы. Но это уже сентиментальность. Во всяком случае, я стараюсь никому ее не показывать. В горы я поднимаюсь один. У самых гольцов - луга: царство трав и цветов. Иногда я срываю цветы. Не бездумно и не подряд. Ветка рододендрона - саган-далиня, поместному, пара жарков меня удовлетворяют вполне. Иногда я срываю альпийский мак красный и желтый. Но это недолговечный цветок - он вянет и умирает на глазах. Мне его жалко.
Прогулки в горы хороши еще тем, что дают простор воображению. Мечталось о крыльях. Не о тех, на которые ставят винты и турбины. Это буднично и привычно: при одном воспоминании о шуме и дрожи моторов холодеет спина. И не о птичьих крыльях, совершенных, но слабых, которые не в состоянии унести далеко. Мечталось о крыльях разума, чтобы облететь планету и смахнуть с нее атомное и прочее зло. И чтобы крылья унесли к другим мирам, красивым и добрым, - есть же такие миры! Мечталось о друзьях, которые есть и еще будут в жизни, о красоте, о любви - мало ли о чем: страна мечтаний необозрима.
И наверное, из этой страны явился Бельский, Борис Андреевич.
Так мне думается теперь, когда я вспоминаю о встрече. Тогда мне казалось, что он явился некстати. Очень некстати. Я прощался с Саянами. Срок путевки закончился, в кармане у меня был билет на обратный рейс. Лечение на горном курорте мало помогло мне. Больше, наверное, помогли горный воздух и тишина. Предстояло возвращение в город, в лабораторию с колбами, реактивами, к неоконченной диссертации "О химических способах борьбы с сорняками". Все это ждало меня не дальше как завтра. А пока хотелось побыть одному на любимой поляне. Вполне естественное желание. Но оно было нарушено вторжением Бельского.
Сначала я услышал сопение, бормотанье, скрип камней под подошвами башмаков. Потом вполне явственно донесся вопрос: "О чем говорят тюльпаны?.." Опять невнятное бормотание, и, наконец, из-за скалы показался очень высокий, очень сутулый и очень тощий старик в широкополой шляпе, в очках, в ковбойской рубахе в клетку и с фотоаппаратом на ремне через плечо. "Турист, - подумал я.
– Странно, за весь сезон я не встречал здесь туристов... А сейчас встретил". Старик шел по тропинке ко мне, и, конечно, сейчас состоится разговор, - пустейший разговор, который обычно заводят туристы, - о местности, о погоде, о натертых мозолях, о тушенке, которую трудно достать и которая так необходима на ужин. Мой последний вечер будет испорчен. Я даже вздохнул - так мне не хотелось, чтобы вечер оказался испорченным.
– Тут уже кто-то есть, - сказал старик, заметив меня.
– Право же, человек, - продолжал он.
– Курортник. Интеллигент...
Знакомство не обещало ничего доброго. Но у меня мелькнула мысль: вдруг старик пройдет мимо? Ах, как я хотел этого! Но, увы, надежда не оправдалась. Старик замедлил шаги. Несомненно, он хотел остаться со мною.
Больше - он опустился рядом на камень.
– Рододендрон, маки, - сказал он, взглянув на цветы у меня в руках. Денеб и Алголь... Удачное сочетание. Вы их слышите?..
– Кого слышу?
– спросил я.
– Цветы, - ответил старик.
– Как можно слышать цветы?
– спросил я.
Старик не ответил. Он сидел сгорбившись, опустив руки между коленей. Пальцы его были сцеплены так, что костяшки побелели от напряжения. Взгляд старика упирался в землю, в нем тоже чувствовалась напряженность, как будто бы человек был занят очень серьезной мыслью или решал задачу.
– О чем говорят тюльпаны?
– спросил он, не разжимая пальцев и все так же сосредоточенно глядя в землю.
"У него навязчивая идея, - подумал я, - еще чего не хватало!.." Но лицо у старика было добрым, светлые близорукие глаза излучали доверие.
– Меня зовут Борис Андреевич Бельский, - сказал он.
– Я сегодня приехал из Южного Казахстана. Ездил смотреть тюльпаны...
"Ботаник", - решил я.
– Какое чудо эти тюльпаны!
– продолжал он.
– Миллионы тюльпанов. И какая загадка!..
– Простите, - сказал я, - для меня здесь что-то неясно...
Для меня ничего не было ясно - ни разговор, начатый Бельским, ни цель разговора. Но человек обращался ко мне, молчать было нельзя, отсюда это компромиссное "что-то". Ничего я в разговоре не понимал.
– Так вы их не слышите?
– кивнул он на ветку саган-далиня и маки.
– Нет, не слышу, - признался я.
– Как жаль!
– воскликнул Бельский.
– Мне показалось, что вы их слушаете и я не один!..
Он поглядел на меня долгим взглядом.
– Ни одного человека, - сказал он.
– Кроме меня...
– И опять опустил голову.
Мне показалось, что у него горе, что он не может собраться с мыслями и как-то отвлекает себя от очень большой заботы.
– Ничего, - сказал я сочувственно, - пройдет...
– Не проходит, - возразил он.
– С самого детства. Но понимать их по-настоящему я начал лет десять тому назад. Ах, если бы раньше! Ведь мне шестьдесят семь!..
– Успокойтесь!
– сказал я, все еще предполагая, что у него горе.
– Вы о чем?
– спросил он.
Я не знал, о чем говорю, но вопрос отрезвил меня. Пожалуй, мне давно надо было задать этот самый вопрос ему. Но, все еще думая о потерянном вечере, я спросил дипломатически:
– Вас что-нибудь беспокоит?
– Легко сказать - беспокоит!
– воскликнул он.
– Мне просто не верят! Бельский наклонился ко мне, глядя поверх очков. Очки у него были с двойными стеклами, я ни у кого не видел таких очков.
– Меня считают лжецом!
– продолжал он.
– А я слышу, как разговаривают цветы!
– Цветы?..
– переспросил я.
– Да, молодой человек, цветы! Каждый по-своему! И каждый связан с какой-то звездой.
Я подумал: не встать ли мне и не уйти вниз по склону? Он задержал меня.