О чём молчит лёд? О жизни и карьере великого тренера
Шрифт:
Служитель с фонариком рассадил нас по местам, причём за разными свободными столиками. Поднимается занавес, начинается шоу. Начиналось оно с того, что у девушки не срабатывала какая-то там застёжка. Занавес закрывался, и после устранения «технической неполадки» поднимался снова.
Вдруг во время этой паузы неподалёку за одним из столиков, где сидел Валера Мешков, раздаётся какой-то шум. Официанты предлагают ему напитки, он делает вид, что не понимает, чего от него хотят. Английского мы тогда толком не знали, французского – тоже. К Валере подошел официант, мол, заказывай, тот знаками ему отвечает: не хочу. Официант ему указывает на дверь. Тамара, которая уже в то время понимала по-английски, говорит: «Ребята, валим отсюда!» Оказывается, 2,5 франка – это цена
Кто бы что ни говорил, но Олимпийские игры – это всегда событие, которое нельзя сравнить ни с какими другими турнирами. Там – особый настрой, иная атмосфера, другое состояние души. В этом я не раз убеждался, когда впоследствии приезжал на Игры со своими учениками. В качестве действующего фигуриста я выступил всего на одной Олимпиаде – в 1968 году во французском Гренобле.
Хотя приехали мы во Францию в ранге вице-чемпионов Европы, обыграв Ирину Роднину и Алексея Уланова, которым уже тогда прочили великое будущее. А по нынешней системе судейства могли бы и за золото побороться. Но я-то понимал, что и Белоусова с Протопоповым, и вторая пара – Татьяна Жук – Александр Горелик катались лучше нас, да и авторитет имели больший. Если оценивать трезво, то у нас были шансы лишь на третье место, да и то больше теоретические – вряд ли судьи горели желанием отдать весь пьедестал фигуристам из одной страны, тем более из СССР. Сами тогда мы тоже катались не лучшим образом – то ли переволновались, то ли неверно распределили силы. В короткой программе Тамара сорвала прыжок в либелу, в произвольной уже я коснулся льда рукой на выезде с лутца. Мы оказались на пятом месте.
Конечно, какое-то разочарование было, но, оглядываясь на те события из дня сегодняшнего, понимаю, что это было не главное. В памяти осталась обстановка исключительного душевного подъёма. Рядом с нами были все звёзды мирового фигурного катания, а одну из тренировок даже посетила звезда мирового кино Одри Хепбёрн. Несколько лет спустя я посмотрел кинофильм «Римские каникулы» с участием Одри в главной роли. Не знаю почему, наверное, так сыграла молодость, но я был буквально поражён этим фильмом о любви. До сих пор я считаю его лучшим фильмом в моей жизни. Недавно при полёте в Японию я просмотрел его ещё раз и, извините, чуть не заплакал. Игра Одри Хепбёрн, Грегори Пека, сюжет и режиссура – просто выдающиеся, и три «Оскара» были получены, безусловно, по праву.
Просматривая видеозапись той нашей произвольной программы, могу с уверенностью сказать, что она соответствовала всем основным принципам современного фигурного катания. Она была интересной, разнообразной по ритму и характеру движения и, я думаю, заслужила бы сейчас весьма высокие оценки за компоненты. Безусловно, Игорь Борисович, отличавшийся безупречным художественным вкусом, был новатором и правильно представлял направление, в котором должно было развиваться парное катание. Думаю, что работа с Олегом и Людмилой уже тогда определила его творческое кредо.
Ещё одна важная мысль, которую я вынес для себя с олимпийского турнира, – никогда не жить прошлым. Был один американский фигурист, который однажды выступал на Олимпийских играх. С тех пор как он начал ездить в турне с показательными выступлениями, коллеги этого фигуриста избегали жить с ним в одном номере, потому что каждое утро начиналось с воспоминаний об участии в Олимпиаде. За завтраком, за обедом и ужином он непременно вставлял в общий разговор: «А вот когда я был на Играх…» Жизнь как будто остановилась для него в одном этом моменте. Я не против отдаться приятным воспоминаниям о прошлом, но намного больше ценю тех людей, что живут завтрашним днём. Себя и свою партнёршу я смело отношу к этой группе людей. Мы и сейчас полны сил, идей, замыслов, которые позволяют нам оставаться полноценными членами сообщества фигурного катания. Наверное, это качество и стало одним из залогов успешности нашей пары. А впереди у нас был ещё один сезон. Наш самый удачный сезон. Хотя мы тогда ещё об этом не знали.
Если говорить о нашей с Тамарой спортивной карьере как пары в целом, то нельзя не отметить того, что мы соревновались в период, отличавшийся резким подъёмом уровня советского парного катания. Рядом с нами отстаивали свой чемпионский титул легендарные Людмила Белоусова и Олег Протопопов. Позднее появилась не менее выдающаяся пара – Ирина Роднина и Алексей Уланов. И хотя нам порой удавалось побеждать и тех, и других, именно наши соперники вошли в историю советского спорта.
После неудачи на Олимпиаде в Гренобле Тамара сообщила мне, что хочет завершить спортивную карьеру. Но не потому, что мы с ней были удручены показанным результатом: прошлым мы старались никогда не жить. Как я сейчас понимаю, тогда, будучи моей ровесницей, она просто решила, что 27 лет – подходящий возраст для того, чтобы задуматься о создании полноценной семьи и рождении ребёнка. Я же как спортсмен, достаточно молодой для парника и не связанный супружескими отношениями, вполне мог кататься ещё несколько лет. Разговор наш состоялся весной 1968 года, и мне пришлось начать поиски нового пути. Тогда я решил посвятить новый период своей жизни научной работе и подготовке к работе тренером.
Ещё во время занятий одиночным катанием мы с отцом старались вникнуть в детали исполнения различных элементов фигурного катания и, конечно, главных из них – прыжков. Сначала мы приобрели кинокамеру «Спорт» формата 8 мм, которая представляла собой примитивную мыльницу с громадной батареей от карманного фонаря. Мы снимали, затем сами проявляли плёнки, монтировали, смотрели, анализировали и думали. Папа объяснял мне основные законы теоретической механики. Таким образом, к моменту завершения спортивной карьеры я уже был готов к новой для себя жизни.
Но спустя чуть менее полугода Тамара подошла ко мне и предложила остаться в спорте ещё на какое-то время. Я не совсем тогда понял, почему именно она передумала заканчивать кататься. Возможно, она чувствовала, что отдала фигурному катанию ещё не всё, что могла.
Возвращение наше состоялось в городе Куйбышеве, ныне – Самара. Самым запоминающимся в том возвращении была музыка для короткой программы. Как известно, идея для создания программы может родиться совершенно внезапно. Мы обедали в небольшом ресторанчике, где четверо музыкантов играли для посетителей. В тот вечер в их репертуаре была лезгинка, и как раз на неё «подсел» Игорь Борисович. Программа, поставленная на эту музыку, стала впоследствии нашей визитной карточкой.
С большой теплотой я вспоминаю сегодня Георгия Алексидзе – замечательного человека и талантливого хореографа, который помогал нам с этой постановкой. Для фигурного катания того времени она была довольно необычной и, как оказалось, спорной.
Дело в том, что при постановке программы хореографом была предпринята попытка учесть национальный колорит: партнёр, как настоящий джигит, должен был во время танца держать руки в кулаках. Однако судьи придерживались более консервативных воззрений на фигурное катание. Первое, с чем мы столкнулись, впервые выйдя на лёд с лезгинкой, было судейское недоумение: неужели партнёр не понимает, как надо правильно держать руки, ведь кисти должны быть по-балетному натянуты! Так что принятие специалистами короткой программы прошло довольно болезненно.
Что касается произвольной, то найти к ней музыку мне удалось случайно, после того как в одном из ленинградских кинотеатров я посмотрел художественный фильм «Раз, два, три». Это был мюзикл с элементами пародии на основе французских эстрадных мелодий. Я рассказал Игорю Борисовичу об этой музыке. Посмотрев фильм, Москвин сказал: «В этом что-то есть». После чего он очень оперативно переписал фонограмму, которая затем была нужным образом скомпонована и легла в основу произвольной программы нашего лучшего и последнего сезона.