О чем поет ночная птица
Шрифт:
И дал по газам.
Завтра он приедет сюда пораньше и поговорит с ней по душам, выяснит, кого ляда происходит и что ей от него надо.
Он заехал в супермаркет, купил все по списку и новую сим-карту.
"А теперь посмотрим, кто такой умный", — выкинул старую в окно автомобиля. Набрал номер Лени:
— Я номер сменил.
— У?… Проблема круче, чем казалась?
— Еще не знаю.
— Прятки, командир?
Руслан молча сложил «раскладушку» и убрал ее в карман: посмотрим. Заодно выясним, что и откуда тянется.
Мысль мелькнула — уехать. На Север к оленеводам. Поселиться в чуме и долгой северной ночью смотреть на северное сияние… видеть синие глаза.
Зеленин дал по газам: больше он не побежит.
Глава 3
Среда
Он не спал — маялся. К утру к синеве от щетины прибавилась синева под глазами.
Видок тот еще, — оценил, глядя на себя в зеркало. Хороший повод проехать мимо перекрестка, но завтра появиться еще один, послезавтра еще. Бегать всегда легко и повод найти не проблема.
Зеленин вышел из ванной, оделся. Прошел на кухню, покосился на забытую в раковине турку и сыпнул кофе в кофеварку. Выпил чашку, в «прикуску» с сигаретой и глянул на часы: пора.
Оглянулся у дверей, словно не надеялся вернуться или забыл что-то, и вышел.
Проезд по Северной был свободный и уже в восемь Руслан припарковался напротив здания музея. Но вылезти из машины не решился. Сидел и смотрел на девушку, что заняла свою позицию до его приезда.
Во сколько же она встает?
А это важно?
На душе Руслана тихо было и тревожно, как перед началом боя, когда не знаешь — жив будешь, умрешь, кто из твоих погибнет, как оно все повернется. И не угадать.
Сейчас он и не пытался: сидел, смотрел на девушку тупо, без всяких эмоций, пытался отстраниться и понять про нее хоть что-то.
"Снайпер"…
Какой к черту снайпер? Руки как прутики. При первом же выстреле от отдачи отвалятся.
А ведь тогда поверил, потому что хотел поверить. Знал Арслан на что давить — снайперов до жути ненавидели. Духа бы еще могли по-простому, без изысков в расход пустить, а снайпера нет, рвали бы гниду на лоскуты. Особенно, если «свой», русский. Сколько таких за деньги души продавали? А бабы? А тут еще и женщина, не какая-то местная, свихнувшаяся от страха или взлелеянной ненависти, убогая личной жизнью и лицом, не литовка, что рожей ей под стать, а своя, русская, молодая, красивая. Такой детей рожать, мужа радовать, а она…
Зеленин вылез из машины и решительно двинулся через дорогу, к ней.
— Здравствуй, — встал, руки в карманы сунув, чтобы не увидела сжавшиеся от волнения пальцы в кулаки, чтобы не дрожали.
— Здравствуйте.
И смотрит, будто первый раз видит.
— Я вчера открытку у тебя взял. Понравилась.
— Правда?!
Она не расцвела, она засияла. Улыбка до ушей расползлась, взгляд восторженный, чистый и наивный как у дитя.
Мать вашу!! — хрустнули пальцы в кармане. Перевернуло Зеленина, в небо уставился еле крик сдерживая: мать вашу! Вашу мать!!
— Вам еще надо?
— Да. Мечтаю, — скрипнул сквозь зубы.
— А вам какие надо? У меня есть на восьмое марта, на Новый год, — начала с гордостью перечислять, показывая то одну, то другую.
"Точно. И ту и другую. В июле самое то на Новый год открытку брать, а уж на Восьмое марта, сам Бог велел!" — зубы сжал.
Дурацкое положение. И в горле ком как встал, так и стоит не туда, ни сюда.
— Ко дню Защитников Отечества, — процедил, не скрыв сарказма. А на кого злился: на нее, на себя?
— У меня нет, — сникла тут же. И столько разочарования и огорчения в голосе, будто самое важное в жизни пропустила.
Зеленина как в грудь толкнули — чуть не прижал ее к себе, успокаивая.
Издевается. Нет, она точно над ним издевается!
"Так тебе и надо, сволочь", — подумал, тараня взглядом красный кирпич стены за спиной девушки. На нее смотреть не мог, смелости не хватало. И до жути хотелось схватить девчонку, затрясти как грушу и заорать в лицо: " Не узнала?! Я, Рус, тот самый, что тебе в лоб пулю всадил!! Что ты мне мазилки в нос суешь?! Что в дурочку играешь?!! Ну, посмотри на меня, посмотри! Скажи все что думаешь, раскричись, ударь!! Скажи, как выжила? Я не промахиваюсь, никогда не промахивался. "
— А у меня есть ночная птица, — уставилась на него.
— Кто? — мужчину перекосило в попытке понять, о чем она, к чему, что за птица.
— Птица, — голос до шепота упал. Взгляд то в сторону, то на него — что она за его спиной искала? Птицу свою? — Она не простая, она спасает, песни поет.
У Руслана сердце оборвалось, мурашки по телу побежали — смотрел на нее и слов не было.
Вита полезла в задний карман брюк и выставила на обозрение Руслана картонку с серыми разводами, за которыми с трудом угадывался силуэт то ли смерча, то ли водоворота.
— Вот. Берите, — шепчет.
Зеленин слов так и не нашел, открытку взял и развернулся, пару шагов к дороге сделал, обернулся. На картинку глянул — ничего на ней нет, пятна серые, каля-маляка.
Что сделать хотел, что сказать — забыл. Девушка на него смотрит довольно, улыбкой цветет. Руслана вовсе перевернуло, рванул как скаженный через дорогу. В салон залез, картинку на соседнее сиденье кинул. Сигареты достал, а прикурить не может — руки ходуном ходят.
Смял в сердцах сигарету, выкинул. Посидел, новую достал. Подкурил, наконец, и замер: а она ведь, сумасшедшая — дошло. Не удивило — раздавило. И как спасательный круг — мысль: лицо чистое, нет отметин на лбу от пули. Нет.
Значит, не она?
А какого черта, так похожа? Какого рожна всю душу ему вынула?!
Судьба с ним в догонялки играет? " Ночная птица"!…
У Руслана горло сдавило, закашлялся: "ночная птица" — так назвали снайпера, что лупил по ночам. Бил, гад, в цель точно, ни одного промаха. Или куражился иногда: ранит так, что не выжить, но сразу не умереть — мучиться приходиться. Одного в горло — крутило парня, все в кровище, ребята шею зажимали ему, а он хрипит, все сказать что-то хочет, а не может. Другого по коленным чашечкам, а тот зеленый, мальчишка еще совсем. Выл, уши закладывало…