О чём поют цикады
Шрифт:
– По пути объясню, давай руку! – не дожидаясь моей реакции, Ник сжал мою кисть и потянул за собою в лес. – Тебе понравится, увидишь.
Его широкая спина, скрытая под свободной футболкой, спасала меня от хлёстких ударов ветвей. Я не понимала, куда мы спешим, и не могла припомнить, чтоб он говорил о срочных делах.
– Тут не далеко! – обернувшись, сверкнул белозубой улыбкой брюнет.
Он являлся воплощением полнейшей непосредственности и беззаботности. Может он прав, и расслабиться было именно тем, в чём я сейчас нуждалась, так как мои сомнения грозили всё сорвать в
– Ни-и-ик!
– Что, моя ведьмочка? – когда он глянул на меня, в его глазах плясали озорные чёртики.
– Помнишь, я вчера говорила, что безумно по тебе скучала? – громко спросила я, чуть не растянувшись на очередной кочке.
– О да, уж поверь мне…
– В общем, забудь! Что-то я погорячилась.
В этот миг я таки споткнулась о торчащий из-под земли корень и, тонко взвыв, стала терять равновесие. Инстинктивно, я вытянула вперёд руку, чтоб ухватиться за ближайшую опору, коей являлось плечо Ника. Мои расчёты где-то не сошлись, поскольку растопыренные пальцы ухватили тонкую ткань на его правой лопатке, и послышался характерный треск. Надо отдать должное Давыдову, среагировал он быстро. Развернувшись, он подхватил меня и, не сдержавшись, прыснул со смеху.
– Погорячилась она, как же, – бесстыдно потешался мой спаситель, – Так не терпится сорвать с меня одежду?
– Нарцисс! – гневно сбросив с себя его руки, я попыталась придать себе независимый вид.
– Никогда больше не дуйся! – он скривил лицо в притворном ужасе и невозмутимо продолжил тащить меня через буйные заросли.
– А что, боишься, лопну? – насупившись, спросила я.
– Не-а, боюсь, в лягушку превратишься, да так и останешься, – для большего эффекта он надул щёки, изображая вышеупомянутое земноводное.
– Давыдов, ты безобразник!
– А ты зануда. Я же не жалуюсь, – парировал брюнет, – Всё, мы на месте.
– И что мы тут потеряли? – я придирчиво осматривала каменистый обрыв.
Справа от нас был свален сухой валежник, опутанный гибкими стеблями ежевики. Слева – рос высокий папоротник, ничего выдающегося.
– Терпение, мой друг, – усмехнулся Ник, заметив мой скептицизм.
– Терпение не мой конёк, – вздохнула я. Было бы мне дано выдержать муки неведенья, в ночь, когда отсутствовал мой отец, я бы сейчас горя не знала. Таяла бы, наслаждалась близостью Никиты а не готовилась прервать невинную жизнь.
– Не присоединишься? – Парень сидел на поваленном стволе и манил меня к себе пальцем. Совсем как злодеи в Диснеевских мультиках, которые так любит Яр.
Скромно присев рядом, я сложила руки на коленях.
– Смотри на небо, Мира, – брюнет придвинулся ближе, и полуобнял меня одной рукой. Я, оперев затылок о его плечо, посмотрела наверх.
Над нами, далёкими кострами, тускло светили первые звёзды.
– Это место обнаружил Кай, во время одной из наших вылазок в лес, когда мы задержались в нём дольше обычного. Здесь красоту ночного неба не скрывают деревья и небоскрёбы, её не приглушает неоновый свет. Идеальное место, чтобы о многом помолчать.
– Кай… – мелодично прошептала я, словно пробуя эти звуки на вкус. – Довольно редкое имя, твой брат?
Ник кивнул, не отрывая глаз от небосвода.
– На самом деле, его полное имя Николай, но никому из близких даже в голову не придёт назвать его Колей, – парень улыбнулся так проникновенно, словно разглядел его там, наверху. – Когда мы были ещё совсем детьми, мама обращалась к нам исключительно полными именами. Я долгое время не мог выговорить его имя, поэтому сократил непроизносимое слово до этих трёх букв. Прижилось. Да так, что сами учителя порой забывались.
Кай часто приводил меня сюда во время летних каникул, чтобы посмотреть, как загораются огни небесных маяков. Он до сих пор верит, что их свет помогает усмирить шторм, бушующий в глубинах сердца, и дарит покой.
– Довольно зрелые мысли, как для школьников, – недоумённо покосилась я на Ника.
– Нам пришлось рано повзрослеть, – грустно усмехнулся он, – когда нам было по 12 лет, у мамы обнаружилась онкология, мы до последнего ни о чём не знали. Её положили в больницу, а мы ждали дома её возвращения. Упросили бабушек научить нас печь пирог, хотели сделать ей сюрприз к выздоровлению.
Не судьба как оказалось. Как-то отец сказал нам собираться, нас с визитом ожидает мама. Она была такой бледной и уставшей! – Ник замолчал на мгновение, его грудь вздымалась как после бега. – Мама гладила нас по голове и крепко целовала сквозь слёзы, говорила, что они от счастья. Тем же вечером её не стало.
Мы посидели там ещё какое-то время, всматриваясь в небо. По его бархатной черноте, самоцветами рассыпались звёзды. Они сияли далёким светом, манящие и загадочные, и вокруг каждой дрожал небольшой мерцающий ореол. Хотелось думать, что они тоже смотрели на нас, сумев разглядеть наши два объятых болью сердца, среди миллионов таких же пылающих сердец. Этой ясной ночью нам с Ником было о чём помолчать.
А потом Ник проводил меня домой и, пронзительно заглядывая в глаза, пожелал спокойной ночи. Я без слов его обняла. Нынешняя ночь, обещала быть какой угодно, но только не спокойной.
Точка невозврата
Загнанно озираясь по сторонам, я прислушалась. Тишина. Можно было облегчённо выдохнуть – собаки меня не учуяли. Для этого мне пришлось перелезать частокол на заднем дворе. Он был достаточно высоким и, чтобы забраться на него, я прихватила с кухни папину плетеную табуретку. Даже с её помощью подтянуться наверх получилось не с первого раза, ступни так и норовили соскользнуть с шаткой поверхности.
Но, всё-таки вершина была покорена, и теперь, я висела на обратной стороне забора, нелепо болтая ногами в поиске опоры, чтобы слезть. Мышцы ныли от напряжения, а особенно сильно болели пальцы, ведь, фактически, только ими я и удерживалась. Ноги царапали разросшиеся внизу поросли дикой сливы. Времени придумывать выход из положения совсем не осталось, поэтому, прикусив губу, чтоб не закричать, я разжала руки.
Приземление отдалось острой пульсирующей болью в левой пятке. Горящими ладонями я зажала рот и проглотила рвущийся наружу крик. Стерев стекающую по виску струйку пота, я обернулась на звук шагов.