О «дедовщине», антикоммунизме и коммунизме по существу и без эмоций
Шрифт:
Публикуем основные фрагменты этой пресс-конференции.
КУЧЕРЕНА А.Г.:
— Мы поехали в Челябинск для того, чтобы самим разобраться в произошедшем там чудовищном преступлении. Нам удалось в течение дня повстречаться со всеми, с кем было запланировано. Мы встретились с солдатами и офицерами, с которыми служил Андрей Сычёв. Мы встретились с самим Андреем и его родителями. Мы встретились с мамой Александра Сивякова. Первое, что мы сделали, это приехали в воинскую часть, которая находится в 70 километрах от Челябинска, и пообщались с рядовыми солдатами без офицеров. Сложилось впечатление, что солдат кто-то зомбировал. Практически на любой наш вопрос солдаты говорили, что ничего не видели, и что ничего не произошло[56]. Дальше мы пообщались с офицерами той части, где всё это непосредственно произошло. Беседа была достаточно долгая. Мы пытались разобраться, что произошло, какие порядки в этой части. После общения с офицерами я
СВАНИДЗЕ Н.К.:
— …А ещё — вернуть гауптвахту. Дескать, в армии нет средств воздействия на солдата. Чем ему можно пригрозить? Ну, самое страшное, — строгий выговор…[60]
КУЧЕРЕНА А.Г.:
— Когда говорили по поводу возвращения гауптвахты, офицеры утверждали, что так им легче управлять солдатами. Я знаю, каким образом гауптвахта использовалась, и как нарушались права солдат. Я служил в армии и был старшиной роты целый год. Если солдат нарушал дисциплину, я действовал очень просто — направлял на различные работы, где солдат мог исправиться. Если не исправляется, есть другие методы воспитания. Но ни в коем случае нельзя заниматься рукоприкладством. Конечно, многое зависит от морального климата в части. Сама часть, где всё произошло, — это вспомогательная структура танкового училища. Офицеры части сетуют на то, что сегодня в армию идут люди необразованные, которые ни читать, ни писать не умеют. Поэтому им приходится заниматься ещё и этим. Но никто из офицеров не мог согласиться с тем, что в армии есть дедовщина[61]. В разговоре с Сивяковым я спросил у него, есть ли в части дедовщина? На что он мне ответил: “Конечно, есть”. И на следующий вопрос — знают ли об этом офицеры — он ответил утвердительно.“А что мне было делать? Старослужащий меня оскорблял, делал всё, чтобы меня унизить… Как только он демобилизовался, я стал себя вести точно также”[62]. Но почему, спрашиваю, ты избил Андрея Сычева до такого состояния, что ему пришлось делать операцию? Отвечает: так получилось потому, что он отказался заправить кровать, и я начал его воспитывать. Откуда у тебя, молодого парня, столько агрессии? — спрашиваю я. Ответ был такой: этому меня научили старослужащие и передали такую эстафету…[63]
СВАНИДЗЕ Н.К.:
— Здесь интересно вот что. Он заставлял его заправлять не собственную кровать. Он сказал: “Ну, как же, у нас молодые заправляют койки. И все это знают. И офицеры”. То есть это в порядке вещей[64].
КУЧЕРЕНА А.Г.:
— Из разговора с Сивяковым можно сделать вывод, что он понимает и осознаёт, что было сделано. Свидетели по делу утверждают, что Сивяков воспитывал Сычёва. Был разговор о том, что он посадил его на корточки и когда тот пытался встать, все время придавливал его и говорил: “Сидеть!” [65]
Начальник медчасти, который осматривал Андрея в части, утверждает, что подозрений на гангрену при осмотре не было обнаружено. По его мнению, заболевание имелось ещё до призыва в армию.
К Андрею я зашёл с его мамой. То, что я увидел, до сих пор стоит перед глазами. Красивый двадцатилетний парень лежит без движения после ампутации ног… На правой руке врачам так и не удалось спасти два пальца… Он не может говорить, но слышит и на мои вопросы отвечает кивком или отрицанием. Ситуация очень тяжёлая и, как говорят врачи, сегодня идёт борьба за его жизнь. Очень хотелось, чтобы он выжил [66].
Были собраны все врачи этой клиники, и разговор состоялся за закрытыми дверями. Мы не можем рассказать всё, что говорили врачи. Но меня тревожит то, что врачи не могут договориться между собой. Военные говорят одно, гражданские — другое. Каждая сторона пытается доказать свою правоту. Врач, который оперировал Андрея, рассказал, что было очень тяжело принимать решение об ампутации ног. Было проведено несколько операций. Врачи говорят, что ещё 10 дней будет продолжаться борьба за его жизнь. Если всё будет нормально, его переведут в Бурденко. Такая договоренность уже есть.
По итогам нашей поездки можно сделать такой вывод, что всё зависит от офицеров. Порядок можно навести[67].
СВАНИДЗЕ Н.К.:
— Я настроен более пессимистично. Я считаю, что такая болезнь, как дедовщина, носит очень глубокий, системный характер. Конечно, в той части, где более грамотные и квалифицированные офицеры, полегче. Но этим болезнь не лечится. Пока в нашу армию загоняют солдат силком, у нас будет плохая армия. И пока у нас будет плохая армия, туда будут загонять силком. Это замкнутый круг. Его надо как-то разрывать[68]. Что касается конкретного случая. Первое. Врачи из клиники, в которой сейчас лечится Андрей, говорят, что сам себе он таких увечий причинить не мог. Человек на это не способен. Во-вторых, надо сказать о давлении, с которым мы встречались. Одновременно о нашем приезде узнали и местный комитет “Солдатских матерей” и военная прокуратура, которая сразу стала принимать меры. Что касается местных армейских структур, они пытались скрыть происшествие, долго не докладывали на уровень округа, а из округа в центр. И тем самым подставили высокое руководство[69]. Но сейчас давление не оказывается.
КУЧЕРЕНА А.Г.:
— Надо отдать должное, что нам ни в чём не препятствовали. Нас сопровождала свита генералов, и если нам надо было поговорить с кем-то наедине — проблем не было. Для нас принципиально важно, чтобы служебное расследование было проведено объективно. Мы очень надеемся, что вся картина происшествия будет восстановлена по крупинке. Почему в новогоднюю ночь в части оказалось спиртное? Почему не было дежурного офицера? Вопрос сегодня стоит такой: как сломать эту страшную систему?[70] Сегодня идут очень активные консультации. Наша комиссия создала рабочую группу, куда вошли представители министерства обороны, военной прокуратуры. Кроме того, изъявили желание участвовать в её работе депутаты Госдумы комитета по обороне и по безопасности и Совета Федерации. В субботу [71] в 17 часов состоится заседание рабочей группы, где мы будем все вместе думать и вырабатывать те рекомендации, которые позволят изменить ту порочную систему, которая существует сегодня в армии. Мы обращаемся ко всем гражданам России, присылайте к нам ваши конструктивные предложения по искоренению дедовщины в наш адрес[72]: Миусская площадь, дом 7, Общественная палата РФ. Мы готовы обсудить все предложения в комиссии и провести широкую конструктивную общественную дискуссию. Потому что это касается нас всех. Мы не можем отдать на откуп офицерам решение этого вопроса.
АФОНИЧЕВ А.А.:
— Когда мы уезжали оттуда, сложилось такое впечатление, что личный состав училища до конца не понял происшедшего, и у офицеров и солдат не возникло глубокого чувства раскаяния и ответственности. Наоборот, есть желание скрыть, замолчать, сгладить ситуацию. Разговоры о дедовщине, нарушениях уставных отношений они старались вести кулуарно.[73]А предложения о том, как искоренить ситуацию, имеют общий характер[74]. На мой взгляд, пока не возникнет чувство собственной ответственности непосредственно командиров, которые работают с личным составом в ротах, взводах, полках[75], меры “сверху” не будут иметь действенного значения» (http://www.izvestia.ru/press/article3066177).
10. Факторы,
Есть ещё ряд факторов, которые сопутствуют стадно-стайной инстинктивной алгоритмике коллективного поведения недоделанных людей в дедовщине.
Прежде всего в вооружённых силах в мирное время состав срочной службы должен быть действительно занят освоением воинских специальностей, боевой и политической подготовкой.
От безделья, а равно и от бесполезных заданий, даваемых исключительно с целью занять время, люди дуреют и звереют. Это ещё один психологический стимул к порождению дедовщины.
Чтобы подавить действие этого стимулирующего дедовщину психологического фактора, сухопутные войска и спецназы должны проводить много времени на полигонах и в учебных центрах, корабли должны много плавать, самолёты и вертолёты летать. Если люди заняты боевой подготовкой, то на злодейства дедовщины не останется ни сил, ни времени. Кроме того, реальная служба, понимаемая в мирное время и вне фронтовой обстановки как интенсивная боевая подготовка, в отличие от безделья в казарме и отбывания дурацких по их существу повинностей [76] с целью занять чем-то время, расставляет людей в коллективе по их реальной значимости для целесообразной коллективной деятельности. И это одно из необходимых средств для искоренения дедовщины, которое находится в ведении даже не министерства обороны, а правительства, поскольку такая боевая подготовка в наше время весьма дорогостоящее дело.