О «дедовщине», антикоммунизме и коммунизме по существу и без эмоций
Шрифт:
«Солдат-срочник бежал из части под Вологдой после избиения офицером
Солдат срочной службы Иван Медведников бежал из войсковой части в поселке Рыбкино под Вологдой 28 января, после того как его избил командир части.
“Нас вызвал к себе командир части. Он пытался выяснить, кто из солдат ночью распивал спиртное. Одет он был в гражданское и был в нетрезвом состоянии. Схватил меня за шею и со всей силы ударил головой о стену. После того, как я упал, командир части пинал меня ногами в левый бок. Заместитель командира в это время стоял рядом”, — рассказывал
Как сообщили “Интерфаксу” в областном совете “Солдатских матерей”, мать солдата Елена Медведникова написала заявление об избиении командиром части её сына. “Мой сын был избит командиром части. Также был избит сержант и ещё солдат из второй роты. Так как их хотели отправить на гауптвахту, мой сын решил сбежать”, — процитировали в совете “Солдатских матерей” заявление Медведниковой.
По результатам медицинского освидетельствования у Медведникова зафиксированы многочисленные ушибы тела и подозрение на сотрясение мозга.
Между тем, в войсковой части в поселке Рыбкино от комментариев отказываются. После побега Медведникова руководство части обратилось в военную прокуратуру с заявлением о дезертирстве солдата.
В военной прокуратуре гарнизона заявили, что уголовное дело по факту избиения Медникова возбуждаться не будет. “Солдат систематически уклоняется от службы, и версия об избиении командирами части, вполне возможно, — очередная ложь солдата, не желающего проходить службу”, — заявил военный прокурор гарнизона Алексей Овчинников.
В областном совете “Солдатский матерей” с начала 2006 года зарегистрированы уже шесть заявлений от родителей с просьбами разобраться в случаях неуставных отношений» (http://www.newsru.com/russia/31jan2006/ran_print.html).
И кто лжёт в этом случае: — командование части? либо рядовой срочной службы?
И даже если рядовой уклонялся от службы, то кто же его избил? И почему военная прокуратура не желает найти ответ на этот вопрос и выявить всю правду, предпочитая подтвердить только истинность мнения командования части о том, что рядовой беспричинно дезертировал?
И это не единственный такого рода случай:
«Прокуратура Дальневосточного военного округа (ДВО) не подтвердила факт неуставных взаимоотношений в воинской части под Хабаровском в отношении саратовского призывника Евгения Коблова, которому ампутировали ноги [26].
“Возбуждено уголовное дело по факту самовольного оставления части. Подтверждений, что Евгений Коблов сбежал из-за неуставных взаимоотношений в части, пока нет", — заявил в пятницу [27] “Интерфаксу” представитель военной прокуратуры ДВО Сергей Поздняков.
По его словам, “солдат убежал из части, поселился в подвале и боялся вернуться из-за того, что его посадят”.
В настоящее время прокуратура Хабаровского гарнизона расследует уголовное дело только по факту самовольного оставления части, подчеркнул Поздняков» (http://www.newsru.com/russia/03feb2006/koblov_print.html).
Чисто практически: собирать доказательную базу, подтверждающую заявление о дедовщине рядового, самовольно покинувшего часть, — это очень хлопотно. Собирать же доказательную базу по обвинению в самовольном оставлении части — хлопот никаких: задержали рядового вне расположения части; сообщили командиру, тот подтвердил заведомо удобную для него версию (если официально признаётся, что дедовщины нет, то ни командиру, ни кому-либо другому за неё отвечать не надо); написали бумаги, а может и выбили из “дезертира” признательные показания, и всё — дело в суд, распишитесь за приговор.
А вот расследовать дело о дедовщине, и либо осудить “дедов”, либо обличить ложь заявившего о ней, чтобы его можно было осудить за дачу заведомо ложных показаний и клевету, а не только за дезертирство и уклонение от воинской службы — это очень тяжёлая и кропотливая следственная работа. Зачем напрягаться, когда зарплата и карьера и так идут?
Кроме того, как сообщили СМИ, заботливые “отцы” командиры догадались: для того, чтобы не иметь головной боли от комитетов “солдатских матерей”, — надо высылать патрули на перехват жалобщиков — “дезертиров” — на подходах к офисам организаций “Солдатских матерей” и прокуратур.
Поэтому реально те, кого “деды” «напрягают» или «опускают», оказываются перед выбором:
· Всё перетерпеть, в надежде, что их не убьют и им не нанесут неустранимых тяжких увечий (этот вариант наиболее предпочтителен для “дедов”, “отцов” командиров [28] и большинства вышестоящего командования).
· Показать свою крутизну “дедам” так, чтобы тем неповадно было “наезжать” на “отморозка” (в предельном случае этот путь ведёт к применению оружия против сослуживцев — как виновных в дедовщине, так и тех, кто не ко времени оказался рядом с виновными во время самосуда над ними и в кого попали пули или осколки гранаты).
· Самовольно покинуть часть для того, чтобы укрыться от “дедов” и “отцов” командиров под защитой прокуратуры, правозащитных организаций, или попросту дезертировать из россионской армии (такая стратеги ухода от дедовщины может сопровождаться захватом оружия и транспортных средств, что чревато применением оружия на поражение как теми, кто совершает бегство из части, так и теми, кто им препятствует; и даже, если это происходит без захвата оружия и транспортных средств, то не гарантирует, что не придётся «мотать срок» за “дезертирство”).
· Покончить жизнь самоубийством (возможно, что после расстрела сослуживцев и оказания вооружённого сопротивления при попытке самовольно покинуть воинскую часть).
Причём парадокс состоит в том, что прямые силовые, в том числе и вооружённые действия против “дедов” и “отцов” командиров, — преступные по их сути (если их не квалифицировать как необходимую самооборону [29]), — в случае обретения ими достаточно массового характера, стали бы более эффективным сдерживающим фактором в отношении злоупотреблений статусом старослужащего, нежели юридический бред правозащитников, оторванный от жизни, подобный тому, что опубликовала “Комсомольская правда”.