О кораблях и людях, о далеких странах
Шрифт:
Капитан надрезает сигару и садится в глубокое кожаное кресло. Наступил час отдыха. Капитан потягивается, достает газету и принимается за чтение.
Повар заходит еще два раза, чтобы унести грязную посуду. Наконец наступает тишина. Через иллюминатор в каюту струится теплый воздух. Но вот на трапе снова послышались шаги. В дверь постучали.
Капитан не отвечает. Усиленно посасывая сигару, он пытается читать.
Снова стук.
Глубоко вздохнув, капитан в сердцах отбрасывает газету и приподнимается.
– Кто там?
– Господин капитан, я...
– Что
– Боцман Иогансен.
С минуту капитан в нерешительности молчит, наконец он спрашивает:
– Неужели нельзя выбрать другое время?
– По важному делу.
– Минутку.
– Капитан со вздохом встает. Застегнув брюки и китель, он снова опускается в кресло, раскуривает сигару и говорит: - Войдите!
Наклонив голову, в каюту входит боцман.
– Извините, что помешал вам отдыхать.
Морщины на лбу капитана обозначаются резче:
– Я не отдыхаю, а читаю статью министра пропаганды. Докладывайте!
Боцман Иогансен открывает принесенный с собой портфель, достает из него банку сгущенного молока, земляничное варенье, сардины, пачку какао, копченую колбасу и бутылку водки. Все это он ставит на курительный столик.
Капитан изумлен. Уставившись на всю эту снедь, он спрашивает:
– К чему это? Разве у меня день рождения?
Боцман не улыбается и докладывает. Капитан не прерывает его, а только усиленно потягивает сигару, которая все время гаснет.
– Ерунда!
– восклицает он, выслушав боцмана.
– Склад продовольствия постоянно на замке. Ключ от него имеется только у меня и у повара.
– Да, и у повара.
– Что?
– Я уверен, что повар...
– Что? В чем вы уверены?.. У вас имеются факты?.. Я знаю Одье лучше, чем вы.
Боцман рассматривает пустой портфель.
– Хорошо. Я не хочу утверждать бездоказательно, но расследование выяснит...
– Какое еще расследование? Неужели вы думаете, мы будем поднимать шум из-за этого?.. И на глазах у юнг?.. Ни в коем случае, дорогой мой!
– Сигара окончательно потухла, и капитан нервным движением хватает спички.
– Это был бы грубый педагогический промах. Мы - воспитатели. Мы прежде всего должны думать о своем авторитете.
– Капитана раздражает, что ему приходится все время смотреть вверх: Гейн Иогансен намного выше его.
– Да сядьте вы, наконец!
Боцман садится.
– Господин капитан! Юнги знают, кому принадлежит портфель. Я обещал им доложить обо всем вам. И юнги пожелают узнать, что вы скажете.
– Пожелают?.. Юнги пожелают?! Пожалуй, это не дело юнг, да они и не способны правильно оценить этот случай, и... боюсь, что вы тоже, боцман.
– Капитан некоторое время молчит, рассматривая ковер на полу; наконец он продолжает: - Скажите им, что я займусь этим делом и сам все расследую.
Боцман не встает, он только поправляет волосы, упавшие на лоб.
– Что у вас еще?
– спрашивает капитан, строго взглянув на него.
Иогансен выдерживает его взгляд. Капитан снова сосредоточивает все свое внимание на сигаре.
– Господин капитан! Я считаю, что мы должны совершенно открыто говорить об этом деле. Юнги неизбежно решат: здесь что-то нечисто! Считаю нашим долгом тщательно разобраться и найти виновников этого свинства.
– Боцман не упоминает о подслушанном ребятами разговоре.
Это могло бы повредить юнге-денщику. К тому же такой козырь Иогансену хочется придержать напоследок. Самое главное сейчас - это добиться расследования.
– О каком свинстве вы говорите, боцман? В конце концов все это лишь смутные подозрения. Признаюсь, я не верю в какие бы то ни было проступки со стороны моего персонала. Боцмана Хеннигса я знаю много лет. А что касается повара... Я сам все расследую. Этого более чем достаточно для юнг... И для вас, боцман.
– Последнее слово капитан произносит резко и громко.
Иогансен встает. Лицо его подергивается. Он берет в руки портфель.
– Что ж, придется мне уйти. Но юнги будут ожидать вашего расследования. Они все время шепчутся об этом и особенно потому, что речь идет о продовольствии. Питание на борту поставлено совсем не блестяще. Это вам прекрасно известно, господин капитан.
Капитан от неожиданности кладет сигару в пепельницу и гасит ее.
– Боцман, что это значит? Вы без году неделя на борту...
– Но я уже знаю, что юнги ничего не получили из своего дополнительного курсантского пайка, ни разу с тех пор, как я здесь. И только в этом портфеле...
– Я просил бы вас не вмешиваться не в свои дела.
– Голос капитана дрожит.
– В конце концов я здесь за все отвечаю, в том числе и за довольствие. Не считаете ли вы, что и я...
– Капитан, насторожившись, смотрит на боцмана.
Иогансен понимает "ход" капитана, но он слишком возбужден.
– Я предполагаю, что относительно довольствия вы не совсем в курсе дела, господин капитан.
– Боцман!
– уже кричит капитан.
Иогансен сжимает руку в кармане. Он дрожит, лицо его побледнело.
Капитан несколько раз открывает рот, но не находит слов. Он думает: "Такого со мной еще никогда не бывало! Этот тип всего несколько недель на борту... И такая наглость! Правда, по бумагам у этого Иогансена немало грехов... Ему еще надо доказать верность фюреру!"
– Собственно говоря, как вы смеете так вести себя со мной, боцман? Я уже сказал, что займусь расследованием этого случая. Если вам этого мало, можете идти в Трудовой фронт и жаловаться...
Капитан барабанит пальцами по ручке кресла. Внезапно лицо его светлеет. Он даже улыбается и достает из кожаного портсигара новую сигару.
– Я опасаюсь, - снова начинает он уже гораздо спокойнее, - что руководство фронта, истинные национал-социалисты обратятся прежде всего ко мне за справкой относительно вас, господин боцман Иогансен.
– Капитан, ухмыляясь, рассматривает сигару.
– Но адрес я могу вам дать, если хотите. Ну, как?
– Взглянув на боцмана, он доброжелательно, почти по-отечески, добавляет: - Бросьте вы это, боцман! Я понимаю ваше возмущение. Разумеется, нельзя допускать подобных случаев на борту. Но на меня вы можете положиться. Я ведь сам когда-то начинал юнгой на учебном паруснике.