О культуре и не только
Шрифт:
Сейчас я расскажу вам, что такое истинная цензура и кто ею промышляет. Итак, история, леденящая кровь.
Звонок на мобильный.
– Это телеканал «Рен-ТВ», программа «Неделя» с Марианной Максимовской. Хотим взять у Вас интервью по поводу пьес, попавших в черный список газеты «Культура» и потому запрещенных к показу.
– Не вижу связи между нашей публикацией и отменой мероприятия. – Вот и объясните это корреспонденту.
– Хорошо. Кто приедет?
– Рома Супер…
Журналист, носящий фамилию (или псевдоним?) Супер, запомнился мне по сюжету о фильме Андрея Звягинцева «Левиафан».
Помню, изумилась: надо же, человек видит ад наверху. Любопытная точка зрения. Все перевернуто с ног на голову.
– Ну, супер, – говорю. – Присылайте.
В назначенный день и час в кабинете материализовались трое юношей. Скромно завозились, передвигая мебель, выставляя свет, зашторивая окна. Чуть что: извините, будьте любезны. Надо же, думаю. Просто супер.
Самый молодой и симпатичный из трех занял позицию тет-а-тет.
– Можно начинать?
– Пожалуйста.
– Елена Александровна, Вы согласны с утверждением, что в нашей стране возрождается цензура? Например, ваша газета составила список запрещенных пьес…
– Видите ли, Роман…
– Я не Роман, я Вася…
«Ах, Вася! – думаю. – Это многое объясняет. Лицо у мальчика хорошее – не похоже, чтобы такой искал преисподнюю на небе. А я для него розыгрыш неприятный приготовила… Жаль пацана».
– Так вот, видите ли, Вася: газета «Культура» является акционерным обществом. Мы не получаем ни копейки бюджетных средств, среди наших учредителей нет Министерства культуры, и главное – как любое СМИ, мы не уполномочены что-либо запрещать или разрешать. Наша задача – информировать читателей. В частности, о том, на какие проекты еще недавно выделялись государственные деньги. Спектакли по упомянутым Вами пьесам финансировались из кармана налогоплательщиков. Мы опубликовали фрагменты этих двух – и множества других – пьес для наглядности. Пусть читатель сам делает выводы.
– Так, может, стоило и спектакли показать, а публика сама сделала бы выводы?
– Вполне возможно. Мы сейчас с Вами проведем эксперимент. Держите листочек. Читайте. Вслух читайте. Это фрагмент из пьесы Максима Курочкина «Травоядные», которую Вы приехали защищать.
Вася уставился на печатный (точнее, непечатный) абзац. По его нежному лицу – от короткой челки к подбородку – начала разливаться густая краска.
– Не нравится этот листок? Возьмите другой. Третий возьмите. Ну, читайте же. Вы полагаете, что это должно звучать со сцены. Карельский театр привез в Москву спектакль – его не показали. Безобразие! Давайте защитим свободу художественного слова!..
За моей спиной корчился от смеха осветитель. Оператор не по-товарищески подхихикивал, наблюдая Васины муки. Сердце сжималось от сочувствия к пареньку, но шоу маст гоу он – я продолжала подначивать.
– Смелее, смелее! У вас ведь программа для взрослой аудитории.
– Я не буду это читать! – взорвался вдруг розовый, как пион, Вася. – Я цивилизованный человек!
– Вы слышите себя, Вася? Вы только что признали, что автор пьесы – не цивилизованный человек. И те, кто хотел показать это в рамках фестиваля, – дикари.
…Мы беседовали еще
Прощались рен-тэвэшники долго, бродили по отремонтированным коридорам и комнатам «Культуры», снимали журналистов за работой, наглядную агитацию на стенах («Будь частью решения, а не частью проблемы» и тому подобные мотиваторы). По итогам визита мне стали ясны две вещи: а) редакция наша коллегам понравилась; б) показать такое интервью в эфире программы «Неделя» немыслимо. Будь ты хоть супержурналист, сюжет о творцах и цензуре – в том виде, в каком он замышлялся, – непригоден к употреблению и должен быть вынесен на помойку, пока не завоняло.
Насчет первого пункта могу ошибаться, но по второму – словно в воду глядела. Либеральная цензура обнаружила себя во всей красе. Вместо оскорбленных драматургов за культурную тематику в «Неделе» отвечала депутат-единоросс Мария Максакова, внезапно разочаровавшаяся в антигейском законе. Выступление Максаковой было суперски смонтировано с хроникой безуспешно изгоняемого Горбачевым академика Сахарова. Прошу занести в протокол: если многострадальный академик с минувшей субботы вертится в гробу (депутат Максакова и мертвого поднимет), патриоты здесь ни сном, ни духом не виноваты.
Вот что я хочу сказать вам, товарищи единомышленники. Нас втягивают в войну, без которой мы предпочли бы обойтись. Пытаются выставить «охранителями», «запретителями», «мракобесами». Разводят демагогию про сакральный ценз 18+. Он, мол, все спишет. Из чего следует вывод, будто, отпраздновав совершеннолетие, можно (а то и желательно) слушать со сцены тупую похабщину. Следуя этой логике, ни в 19, ни в 20, ни в 40 лет личность уже не развивается, не способна меняться ни к лучшему, ни к худшему и не подвержена влиянию ни людей, ни обстоятельств, ни произведений искусства.
«Драматургия должна быть опасна, – вещает не полюбившийся Васе драматург Курочкин. – Пьесы и пишутся для того, чтобы человек вышел за рамки своего обыденного существования…» Так предложите зрителю то, чего он, увы, лишен в жизни: грамотный литературный язык, тонкий юмор, глубину, задушевность, высокое и вечное. А то, глянь – решили поразить карельскую публику «Травоядными». «Напугали бабу высоким каблуком», – как говорил незабвенный Виктор Степанович. Прятать драматургическую беспомощность, отсутствие сюжета, героев, мыслей за матерщиной – позавчерашний прием. Отстой. Такое уже не носят. И вряд ли критики, орущие «Караул, цензура!», думают иначе.
Провокации с непристойными пьесами призваны отвлечь здоровое культурное сообщество, рассеять его силы. Некогда искать по России драматургов-самородков – приходится разгребать новодрамовские завалы. Трудно пока выращивать цветы – надо содрать асфальт постмодернизма, дабы понять, что под ним уцелело. Но борьба «против» – всего лишь санитария. Ее недостаточно. Культура – как любая сфера жизни, как и сама жизнь – есть собрание не запрещенного, но воплощенного. Культура формируется не из того, что пресечено, а из того, что увидело свет.