О любви
Шрифт:
Девушке на вид лет семнадцать. Или, может, шестнадцать? Было видно, что она грызет ногти.
— Ты боишься его? — спросила Ирис.
— Когда он напьется и разозлится, он может убить меня, — сказала девушка.
— Со странным парнем ты встречаешься, — заметил Одд.
— Встречаешься, — глухо повторила девушка безо всякого выражения. — Встречаешься… Он пользуется мной.
— Сейчас он гонится за тобой?
— Нет, я убежала от него. Я, должно быть, бродила в лесу больше часа, пока не набрела на вас. Я устала.
— Ложись и отдыхай, — сказала Ирис.
— Не уходите только, если я засну, —
— Нет, мы тебя не оставим, — сказала Ирис.
Девушка легла рядом с ней, свернувшись калачиком.
Одд взглянул на Ирис. Она пожала плечами и снова легла на спину. Одд выдернул длинную травинку и засунул ее в рот. Он устал. Устал от бесконечных загадок. Устал с кем-то считаться. Устал оттого, что против воли вынужден сторожить в ночь на Иванов день заблудившуюся девушку-подростка. Он видел, что девушка придвинулась к Ирис. Она взяла ее за руку. Он почувствовал себя лишним.
— Я устал, — сказал он.
— Ложись и отдохни, — сказала Ирис.
— Нет, я пойду прогуляюсь, — ответил он.
— Ты обиделся? — спросила она.
— Нет, просто я совсем одинок, — ответил он.
— Но мы же здесь, — сказала Ирис.
— Я тебе не нужен. Что может эта девчонка, чего не могу я? — спросил он.
Ирис лежала спокойно, глядя в небо.
— Она может быть мне сестрой, — сказала она.
Девушка расплакалась.
— Я не собиралась портить вам праздник, — всхлипывала она.
Ирис обняла ее за плечи.
— Ничего ты не испортила.
— Всего хорошего, — сказал Одд.
Девушка положила голову на плечо к Ирис, как только Одд отошел от них.
В голове у него застучало.
— Не уходи, Одд! — крикнула ему Ирис.
Но он бросился бежать от этих девушек, лежавших в траве. Он бежал как безумный, словно пытаясь убежать от самого себя, от своего одиночества. Каждый шаг отдавался у него в голове. Ветви кустов рвали одежду, в кровь исхлестывали лицо. Он бежал вдоль берега к летнему домику Руне. Туфли хлюпали по воде, но он не замечал этого. Разочарование обратилось в гнев. Одиночество, сознание, что у него нет ни одного близкого человека, — все это переплавилось в ненависть. Не каменный же он в самом деле! А человек из плоти и крови, как и все живые люди. Что она вообразила, эта чертова студентка? Что можно над ним издеваться? Что он все стерпит? А ведь он ничем не хуже ее!
— Чертова кукла! — прошипел он сквозь сжатые зубы. — Зачем ты приволокла меня сюда? Чтоб ты пропала!
Последний отрезок пути к дому Руне он мчался как бешеный. Остановился, чуть не падая от усталости. Повалился на штакетник из можжевеловых реек. Вздохнул полной грудью.
— Я покажу тебе! Я не игрушка, которой ты или мой чертов старик можете вертеть, как угодно! — простонал он.
Он открыл калитку. Ключ торчал в замке зажигания "Хонды".
Рывком он отогнал мотоцикл с места стоянки. Повел его по дороге, пока не отошел от дома на несколько сот метров. Повернул ключ зажигания. Мотор заработал. Он влез на сиденье. Включил первую скорость. Отпустил сцепление. "Хонда" рванулась. Одд покачнулся и чуть было не свалился. Включил вторую скорость. Плавно отпустил сцепление. Прибавил газ. "Хонда" вела себя отлично. Скорость увеличилась. Он поехал ровнее. Убавил газ. Включил третью скорость. Ночной ветер трепал
— Сейчас ты расплатишься за все бессонные ночи, старик! Твой сын явится с визитом, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Разнообразия ради прямо посреди ночи!.. Надеюсь, ты не возражаешь? Ведь мы с мамой не возражали, когда ты пьяным являлся домой! Помнишь? Мучитель слабоумный! — закричал он в ночь.
Звук мотора и шум езды поглотили его крик. Он дал максимальный газ. Одд засмеялся, но в душе он рыдал. "Хонда" быстро набирала скорость. Стрелка спидометра дрожала на отметке 160. Неожиданно дорога круто изогнулась влево. Мотоцикл стремительно приближался к повороту.
— Ах, черт возьми! — прошипел Одд, так и не успев переключить скорость. В панике он резко нажал ногой на педаль тормоза. Заднее колесо заклинило, и мотоцикл понесло по размягченному солнцем асфальту.
Туман. Издалека доносятся приглушенные женские голоса.
В сознании медленно, как при проявлении пленки, проступали детали. Штатив, какие-то цепи, ручки. Столбики из колб. Желтые змеи, выползающие из них. Белые простыни. Спинка железной кровати, выкрашенной в белый цвет. Резиновые змеи охватывали запястья. Но это были не его запястья. Он витал где-то вне самого себя. Смотрел на себя как бы со стороны. Попытался повернуть голову, но она не поворачивалась. Все кругом — дерьмо.
— Он просыпается, — произнес женский голос. Теперь он слышал его отчетливее. В поле зрения смутно проступило женское лицо. Мешочки, свисающие с подбородка, — он насчитал до восьми мешочков. За очками — сильно выпуклые глаза, глаза-шары, которые угрожали выкатиться из глазниц и свалиться ему на лицо.
— Ты меня слышишь? — спросил голос.
Он хотел ответить, но язык не подчинился ему, как будто прирос ко рту, или, может, он слишком велик для него?
— Ты слышишь меня?
Он пошевелил языком. Комок мяса нехотя повиновался.
— Да, — произнес он чужим голосом. Странное эхо отозвалось в голове.
— Ты меня видишь?
Мешочки склонились над ним.
— Да, — повторил он… — Где я?
— В больнице.
Он услышал, как отворилась дверь. Трепыхающееся лицо в очках исчезло из поля его зрения.
— Он проснулся, доктор, — сказал женский голос.
— Тогда доставьте сюда посетителя, — сказал мужской голос.
— Хорошо, доктор.
Мужчина с ястребиным носом и черными вьющимися волосами возник у постели. На груди у него болтался стетоскоп. Рубашка была расстегнута на шее, оттуда виднелся клок черных волос. На тонкой золотой цепочке, наполовину скрытой волосами, висел жетон из золота с указанием имени, фамилии, звания. Воротник белого халата был тоже расстегнут, как у врачей в телепрограмме "Лазарет".
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Не знаю. Почему я здесь?
— У тебя сломана правая нога в двух местах. Сотрясение мозга и пятьдесят два шва, которые пришлось наложить на раны в разных местах. И ты потерял литр крови, которую мы снова тебе вольем.
Сказанное врачом будто бы его и не касалось. Мозг не спешил переработать информацию, рассортировать слова и понять заключенную в них мысль.
— Почему я здесь? — повторил он беззвучно.
— Ты перевернулся на своем мотоцикле.