О маленьких рыбаках и больших рыбах
Шрифт:
— Это самый хищный зверь в пруде. Никому не дает пощады; даже на рыбок нападает.
Красные живые шарики он назвал водяными клещиками, червяков в трубочках — личинками ручейников, а самые трубочки их — чехликами.
Мы с Федей заслушались и глаз с него не сводили. Особенно поражало нас его умение обращаться со всей этой мелочью. Он брал их тонкими пальцами так, что они были в его руках совершенно беспомощными и не могли ни убежать, ни укусить его, а между тем, он не причинял им вреда. При помощи своего чудодейственного пинцета он обнаруживал такие подробности
Как он их знает, — думал я, — вот бы мне так знать! И я чувствовал все большее и большее уважение к этому безусому юноше, почти мальчику, такому невзрачному на вид и с таким смешным прозвищем.
Вдруг сквозь щели между досками пробились яркие солнечные лучи, и в них заплясали веселые пылинки.
Тараканщик выглянул в щель и говорит:
— Ага! Гроза прошла? Прошла. Так! Можно и домой идти? Можно. Так. Пойдемте в город вместе, ребята. Пошли? Пошли.
Мне очень хотелось с ним идти, но Федя шепнул мне:
— А корзина-то у нас в пруде…
— Нет, — говорю, — мы еще здесь, на пруде побудем.
— Ну, тогда прощайте. А вам понравилось то, что я вам о зверушках рассказал? Понравилось?
— Очень.
— Так вот, приходите ко мне, когда будете в городе. Вы знаете, где я живу? Знаете. Так придете? Придете. Так!
И Тараканщик полез в щель, на балкон.
Когда мы были уже на балконе, Тараканщик вдруг вспомнил, что забыл в доме свой сачок.
Я принес ему сачок и спрашиваю:
— А этим сачком водяных животных можно ловить?
— Можно. Но лучше покрепче сделать. Покрепче. Так? Кольцо потолще, а вместо марли какую-нибудь плотную ткань. Так?
Показал нам, как прикрепляется к палке кольцо для сачка, еще раз попрощался с нами и зашагал по мокрой дороге.
— Вот бы нам, Шурик, все так знать, — задумчиво сказал Федя.
— Да, я тоже об этом подумал.
С балкона мы заметили, что в усадьбе, кроме старого дома, есть еще и другие строения. Неподалеку виднелись какие-то длинные низкие сараи, вроде товарных складов, совсем еще новые, из свежего тесу, а около них маленький, тоже новый, бревенчатый домик. Из трубы его поднимался к небу белый дымок.
— А ведь в усадьбе-то, Федя, кто-то живет. Как бы нас не прогнали отсюда!
Федя успокоил меня, и мы побежали вниз по аллее, к пруду. Следы только что прошедшего ливня были заметны во всем. Трава по обочинам аллеи была примята дождевыми потоками, а кое-где даже замыта нанесенным песком. В пруде заметно прибыла вода и стала мутной и желтой.
Вытащили свой рыболовный снаряд. И не без труда: пока мы подтаскивали к берегу и волочили по дну нашу корзину, она то и дело цеплялась и задевала за густо разросшиеся водяные растения. Когда мы, наконец, ее вытащили, она была вся опутана ими. На дне корзины билось несколько карасиков, совсем как медные пятачки — круглые, медно-красные и маленькие.
— Вот, Федя, у нас в аквариуме и рыбки будут.
Мне уж так хотелось сделать аквариум, что в воображении своем я видел его вполне готовым. Правда, я еще совсем и не представлял, как буду его устраивать, ведь я понятия не имел об этом; но раз мне так хотелось иметь аквариум, я был уверен, что он будет.
Какие-то, еще туманные, планы уже завладели моим воображением. Пока я пересаживал в ведро карасиков, Федя очень внимательно разбирался в водяных растениях, окружавших корзину.
Вдруг он говорит мне:
— Смотри-ка, сколько здесь всяких зверушек.
Я тоже стал копаться в растениях. В самом деле, чего-чего тут и нет! На покрытых серо-зеленой слизью стеблях вяло ползают личинки стрекоз (я их уж знал теперь), сидят, прикрепившись, ракушки, ползают торопливо мелкие жучки, шевелятся изогнутые дугой ярко-красные червячки… А вот и знакомая личинка плавунца неуклюже барахтается среди мокрых стеблей и судорожно открывает и закрывает свои страшные клещи. А это что такое? Гляжу и глазам своим не верю — вокруг моих пальцев обвился… волос?! Да, волос, длинный, твердый и тонкий, чуть-чуть потолще тех волос, из которых вьют лески для удочек. Но только этот волос… живой! Да, несомненно, живой — вон как он извивается и хочет пролезть между пальцев.
— Федя, Федя! Гляди-ка, что это такое?
Но Федя нисколько не удивился.
— Это живой конский волос. Мы, когда на Прорве с отцом рыбачим, так там их много попадается. Жерличка постоит в воде подольше, он вокруг бечевки и обовьется, а то и вокруг лески на удочке.
— Да не может быть! Как же конский волос в воду попадает?
— А когда лошадей купают, у них и выпадают волосы из хвоста или из гривы и оживают в воде.
— Не может этого быть! Не может волос вдруг в воде ожить!
— Не знаю, Шурик, ребята так говорят. Да еще говорят, что эти волосы в людей впиваются.
— А Матвей Иванович так же говорит?
Сапожника Матвея Ивановича, Фединого отца, я давно знал. Был он человек уже пожилой, серьезный, начитанный и прекрасный рыбак. Его авторитет я высоко ценил.
— Да нет, — сказал Федя, — от него я не слышал. А ребята так говорят.
— Нет, Федя, как хочешь, не может этого быть. Не может конский волос живым сделаться!
Говорю так, а сам смотрю на странное создание природы, что завилось вокруг моих пальцев, и готов уже поверить, что это оживший конский волос.
— Знаешь что, Федя, давай потом спросим у Тараканщика, а ты у Матвея Ивановича.
— Ладно.
Посадили мы наш новый неожиданный улов в ведерко и собрались идти домой. Да и пора уж было, вечер наступил.
Вдруг на другом берегу пруда зашевелились кусты, раздвинулись, и вышел из них здоровенный парень с круглым лицом, в жилетке поверх рубахи, без шапки и с уздечкой в руках. Да как закричит на нас:
— Вы что тут делаете?! Рыбу ловите! Траву мнете! Вот я вас! — И побежал к нам, а сам все кричит и уздечкой размахивает.