О мире, которого больше нет
Шрифт:
Встреча деда и реб Ешиеле меня очень позабавила.
Вторая встреча, которая произвела на меня сильное впечатление, произошла между моим дедом и «добрым евреем».
В Билгорай приехал собирать деньги у своих хасидов цадик реб Мотеле из Казимира, отпрыск чернобыльской династии [231] . Как это было принято, ребе нанес визит городскому раввину. Хотя дедушка был миснагедом, он принял своего гостя, «доброго еврея», очень почтительно и предложил ему свое кресло во главе стола. Ребе уселся рядом с дедушкой. Вокруг стола толпились хасиды и приближенные ребе.
231
Цадик реб Мотеле из Казимира — ребе Мордехай-Матес (ум. в 1917 г.) из Казимира. Казимир — еврейское название местечка Казимеж Новоалександрийского уезда Люблинской губернии. Сын трискского ребе Аврома Тверского из Чернобыльской династии, очевидно пользовавшегося влиянием в Билгорае, так как выше неоднократно упоминались трискские хасиды.
Бабушка принесла угощение — яблоки, груши и сливы. Дед, как обычно, принялся беседовать с гостем на ученые темы. Но «добрый еврей» вовсе не хотел вести ученые разговоры, потому что, вероятно, не был большим знатоком, и стал, гримасничая, напевать, как это в обычае у «добрых евреев». Вместо ученых разговоров
Габе цадика сразу же принялся за торговлю. Как только ребе попробовал сливу, габе тут же начал торговать «кусочками» [232] .
232
«Кусочки». — Получить кусок с тарелки цадика считалось у хасидов большой честью.
— Ровно рубль серебром за сливу! — выпевал он, как при продаже вызовов к Торе [233] . — Ровно рубль с полтиной… Два рубля…
Хасиды перебивали друг у друга цену. Скоро прибежали женщины с детьми и стали просить, чтобы ребе их благословил. Ребе благословлял, но его габе заранее требовал платы за каждое благословение. Прежде чем ребе покинул дедушкин дом, габе продал право проводить его. Ребе прихрамывал на одну ногу, поэтому его нужно было вести под руку. Честь проводить ребе стоила денег…
233
Вызов к Торе — присутствие на биме во время публичной рецитации отрывка из Пятикнижия. Порядок этих «вызовов» продают в синагоге за деньги.
Когда ребе и его хасиды ушли, дед вытер стол носовым платком, как будто хотел стереть с него все следы присутствия оборотистых хасидов; при этом он ни слова не сказал своему ученику Тодросу, талмудисту и миснагеду, который посмеивался над тем, что только что увидел и услышал.
— Ну же, учись, не сиди без дела! — приказал дедушка и уселся учить Талмуд вместе с парнем, к которому был очень привязан.
В конце лета, в начале месяца элул [234] , мать забирала нас с сестрой, и мы возвращались домой, в Ленчин.
234
Элул — месяц еврейского календаря, приходится на вторую половину августа — первую половину сентября.
Бабушка пекла нам в дорогу горы булочек, давала с собой варенье и несколько бутылок сока. По пути я рвался сесть возле балаголы, вылезал из буды на холмистых участках дороги, свистел лошадям. Мама стыдила меня, внука билгорайского раввина, за такое неподобающее поведение. Когда мы проезжали через город Янов, мама показала мне на здание тюрьмы с зарешеченными окошками и сказала, что, если я не буду вести себя по-людски, а буду думать только о лошадях и балаголах, я однажды окажусь в этой тюрьме, где сидит билгорайский «умник» Ичеле-Шмуэл, Фанин сын, который все возился с лошадьми да водился с конокрадами. И с тех пор всегда, когда я делал что-то неподобающее, мама называла меня «Ичеле-Шмуэл, Фанин сын».
Так мы ехали через местечки, деревни и леса Люблинской губернии, которую называли «владениями царя нищих». Мы проезжали через старинные еврейские города, упомянутые в еврейских книгах со времен «гонений тов-хес» [235] : Замостье, Шебжешин, Горай [236] , Юзефов [237] и многие другие. Города со старинными синагогами и еврейскими кладбищами. Города с древними соборами и башнями, с большими круглыми рыночными площадями, окруженными деревянной стеной с навесами, которые называются «починами», под ними сидели лавочники и торговки. Города со стародавними еврейскими обычаями, в которых на рассвете шамес созывал обывателей в синагогу, а белферы, напевая, вели в хедер маленьких детей. Города, в которых глашатаи били в барабан на рыночной площади, объявляя о новых законах и указах, а ученики хедеров украшали в честь праздника окна домов вырезанными из бумаги оленями, львами и птицами. В этих краях не только евреи, но и мужики выглядели самыми традиционными во всей Польше. Ведь ни в какой другой части Польши крестьяне не носили таких длинных — часто по плечи — волос, таких разноцветных квадратных шапочек с кистями, висящими на каждом уголке, таких длинных вышитых сукманов [238] , таких пестрых кушаков на бедрах и таких расписных ходоков [239] на ногах. Ни в какой другой области у крестьянок не было таких необычайно высоких, тугих тюрбанов на голове, скрученных из больших разноцветных шалей, которые называли хамулками [240] . Нигде больше в Царстве Польском поляки не были так плотно перемешаны с русинскими крестьянами [241] , которые носили рубахи навыпуск, ходили в лаптях или босиком и говорили на «хохлацком» языке — евреи называли его «греческим» [242] . Евреи и мужики в этих «владениях царя нищих» были старомодны, красочны и набожны. Расположенные вдали от железной дороги местечки стояли погруженными в прошлое, не затронутыми ходом времени. Густые леса отделяли этот край от всего остального мира.
235
«Гонения тов-хес» — сумма числовых значений букв «тов» и «хес» — 408. «Гонениями <5>408 <года>» (соответствует 1648 г.) в еврейской историографической традиции называют восстание Хмельницкого, во время которого повстанцами были жестоко уничтожены еврейские общины Украины и Восточной Польши.
236
Горай — местечко Замостского уезда Люблинской губернии. В нем, по переписи 1897 г., проживало 1700 человек, из них 500 евреев.
237
Юзефов — местечко Новоалександрийского уезда Люблинской губернии. В нем, по переписи 1897 г., проживало 1100 человек, из них 800 евреев.
238
Сукман — суконный кафтан.
239
Ходоки — деревянная крестьянская обувь для ходьбы по болотам.
240
Хамулка (от польск. Chamielka) — крестьянский головной убор, состоящий из платка, закрепленного лубяным обручем.
241
Русинские крестьяне — украинцы. Составляли около 15 % населения Люблинской губернии, жили преимущественно в ее юго-восточных уездах.
242
…говорили на «хохлацком» языке — евреи называли его «греческим». — «Хохлацкий» язык — украинский язык. Украинцев (православных и униатов), так же как и русских, евреи часто называли «греками» («явоним»), имея в виду их «греческую» веру.
Сначала мы тащились в буде, потом ехали поездом, потом — на подводе, и через два дня пути возвращались домой, в Ленчин. Первым нас встречал звук шойфера, в который в исполненные благочестия дни месяца элул на чем свет стоит трубили парни в бесмедреше [243] .
Нам бьют окна из-за сыновней почтительности, а потом в чулках приходят просить прощения
Пер. М. Бендет
Когда мы вернулись домой из Билгорая, тоска и бедность захолустного Ленчина стали угнетать нас еще больше. Наше заброшенное местечко показалось нам совсем маленьким. Мама, ожившая было в отцовском доме, снова погрузилась в обычное молчание и уныние. Она все еще надеялась преодолеть упрямство моего отца и убедить его сдать экзамен и получить должность раввина в более крупном местечке. Поэтому, проезжая через Варшаву, она выторговала за два рубля составленный на идише самоучитель, по которому можно было самостоятельно выучить русский язык и грамматику. Это была пачка из нескольких десятков тетрадей с разноцветными обложками, на которых был напечатан портрет автора, человека с красиво расчесанной бородой и в ермолке на немецкий манер [244] , какие носят бадхены. Под портретом стояло имя: Нафтоле-Герц Нейманович [245] — Гонац [246] . И портрет автора, и его имя произвели на меня большое впечатление, и я тут же принялся учить русские слова — все они были переведены на идиш. Истории из самоучителя, обычно сопровождавшиеся моралью, ужасно мне понравились, а еще больше — моей сестре. Но они совершенно не нравились нашему отцу. Маме удалось с помощью логики на какое-то время убедить отца в том, что ему следует хотя бы на час в день откладывать древнееврейские книги и заглядывать в самоучитель. Чтобы ему было легче, мама сама заранее проходила урок, а потом повторяла его вместе с ним. Я до сих пор помню, как отец мучился, выговаривая такие фантастические слова, как «падеж», «существительное», «сказуемое», «глагол» и другие в этом роде. Но вскоре это дело ему опротивело. Он наотрез отказался учить наизусть русскую песенку, в которой были такие рифмы: «Кот мохнатый, козел бородатый»… [247]
243
…шойфера, в который… трубили парни в бесмедреше. — В элул происходит подготовка к Осенним праздникам, выражающаяся в трублении в шойфер, чтении слихес (специальных покаянных молитв) и посещении кладбищ. Для элула характерна особая атмосфера душевной тревоги, так как он предшествует Осенним праздникам, когда определяется судьба человека.
244
Ермолка на немецкий манер — то есть цилиндрической формы с высокой тульей. Такая ермолка выдавала в ее обладателе сторонника идей Гаскалы (Просвещения).
245
Нафтоле-Герц Нейманович (1843–1898) — журналист и педагог. Сотрудничал в газетах на иврите, идише и польском. Издал целый ряд руководств для изучения евреями русского, польского и немецкого языков и перевел на иврит и идиш руководство Заменгофа для изучения эсперанто.
246
Гонац. — Издавна и вплоть до XIX в. вместо имени известного автора использовали его акроним. Видимо, Нейманович придумал себе такой акроним — Гонац, то есть Г<ерц> Н<ейманови>ц (в старой орфографии идиша звук «ч» изображался с помощью буквы «цадик»). В то же время это слово означает «рассвет» (древнеевр.), ключевое понятие в маскильской (просветительской) пропаганде.
247
«Кот мохнатый, козел бородатый» — имеется в виду детское стихотворение В. А. Жуковского «Котик и козлик»: «Там котик усатый / По садику бродит, / А козлик рогатый / За котиком ходит; / И лапочкой котик / Помадит свой ротик; / А козлик седою / Трясет бородою» (1851).
— Все это ни к чему, я не пойду разговаривать с губернатором, — сказал он маме и снова взялся за свои древнееврейские книги, поля которых он снизу доверху усеивал бисерными, изящными полукруглыми строчками толкований.
Мама быстро прошла весь самоучитель. Если бы ей нужно было держать экзамен и получить место раввина, она бы сделала это в два счета. Но она была всего лишь женщина, и потому ее знания становились для нее не достоинством, а, наоборот, недостатком. Вместе с мамой и мы с сестрой зубрили тетрадки самоучителя и изо всех сил старались одолеть премудрости русского языка. Правильно ли мы произносили русские слова — это большой вопрос, зато мы знали наизусть все рассказы и мудрые изречения из самоучителя.
— Учись, учись, — ободряла меня мама. — Когда вырастешь, тебе будет легче сдать раввинский экзамен.
Для мамы было ясно как божий день, что я стану раввином; но ей хотелось, чтобы я стал таким раввином, который не боится разговаривать с губернатором.
Моя сестра спросила у мамы:
— А кем я стану, когда вырасту?
— Кем может стать девочка? — ответила ей мама.
Моя сестра, с детства ревнивая, не могла простить того, что ее способности никто не оценит, поскольку она существо женского пола. Это был источник наших с ней постоянных ссор.
Отец продолжал увлекаться своими толкованиями: он писал их целыми днями. Всякий раз, когда ему удавалось открыть что-то новое в Торе или в Геморе, он светился от счастья. Щеки его пылали, голубые глаза сияли. Так как ему некому было рассказать о своих толкованиях, он рассказывал о них маме; отец, вечный энтузиаст, искавший тепла и признания, зависел от маминого мнения, как ребенок.
— Ты что же, собираешься толкованиями прокормить жену и детей? — спрашивала мама.
Кстати, в это время она была на последнем месяце беременности, готовясь произвести на свет новое существо.