О Московском мятеже в царствование Алексея Михайловича

Кровопролитіе, мятежи и бдствія составляютъ главную и, къ нещастью, любопытнйшую часть всeмірныхъ лтописей; но Исторія нашего отечества, подобно другимъ описывая жeстокія войны и гибельные раздоры, рдко упоминаетъ о бунтахъ противъ Властей законныхъ: что служитъ къ великой чести народа Рускаго. Онъ, кажется, Всегда чувствовалъ необходимость повиновенія и ту истину, что своевольная управа гражданъ есть во всякомъ случа великое бдствіе для государства. Такимъ образомъ народъ Московскій великодушно терплъ вс ужасы временъ Царя Ивана Васильевича вс неистовства его Опричныхъ, которые, подобно шайк разбойниковъ, злодйствовали въ столиц какъ въ земл непріятельской. Граждане смиренно приносили жалобу, не находили защиты, безмолвствовали – и только въ храмахъ Царя Царей молили Небо со слезами тронуть, смягчить жестокое сердце Іоанна.

Тмъ боле удивляется Историкъ Россіи, когда царствованіе Государя добраго, милосердаго, народолюбиваго, представляетъ ему для описанія ужасный бунтъ въ столиц и лютое изступленіе народа… Я говорю о первомъ мятеж, бывшемъ въ Москв при Цар Алекс Михайлович. Онъ никмъ изъ Рускихъ Писателей не былъ изображенъ подробно и врно; а какъ всякое изъ народныхъ происшествій, самое горестное, оставляетъ для потомства благодтельное нравоученіе, то мы вздумали собрать разсянныя извстія о семъ бдственномъ случа, и предлагаемъ ихъ читателю

Царь Алексй Михайловичь, подобно своему родителю, въ цвтущей юности сдлался самодержавнымъ Государемъ. Воспитанный Бояриномъ Морозовымъ, онъ имлъ къ нему довренность неограниченную, соединенную съ трогательною любовію. Уже Россія наслаждалась миромъ и благоустройствомъ, которое Михаилъ возстановилъ съ великимъ трудомъ и съ явною помощію Неба; но Царь юный и неопытный чувствовалъ нужду въ мудромъ совтник для мудраго управленія государствомъ. Къ нещастію, Борисъ Ивановичь Морозовъ не походилъ характеромъ своимъ на добродтельнаго Патріарха Филарета, который былъ истиннымъ Геніемъ-Хранителемъ и Царя и царства во времена самыя опасныя: сей Бояринъ славился умомъ, но унижался склонностями и пороками души слабой: завистію, корыстолюбіемъ и пристрастіемъ къ своимъ угодникамъ. Желая властвовать, какъ Годуновъ при еодор властвовалъ, онъ не имлъ мудрой, глубокой политики сего великаго человка, изумлявшаго народъ блескомъ своихъ добродтелей, но прибгнулъ къ средствамъ хитрости низкой: удалилъ отъ двора многихъ знаменитыхъ Патріотовъ, особенно же родственниковъ покойной Царицы [1] , разослалъ ихъ по городамъ Воеводами, окружилъ Царя ближними людьми своими и пристрастилъ его къ охот, чтобы отвести отъ длъ государственныхъ: ибо властолюбивые Министры во всхъ земляхъ и во вс времена боялись трудолюбія Монарховъ. Наконецъ, къ увнчанію своихъ хитростей, онъ показалъ ему двухъ прекрасныхъ дочерей Милославскаго; и когла Государь, влюбясь въ большую, соединился съ нею бракомъ, Морозовъ черезъ десять дней женился на меньшой сестр, надясь титломъ Царскаго свояка еще боле утвердить права и власть Царскаго Ментора.

Рдко случается, чтобы любимцы Государей пользовались любовію Народною; ихъ судятъ жестоко, ибо судьею бываетъ зависть, которую трудно обезоружить и добродтели. Морозова уважали, но не терпли: Бояре за его самовластіе, а народъ за разныя новыя подати и откупы, тогда введенные. Говорили, что онъ убдилъ Царя возвысить цну на соль и отдать ее на откупъ Думному Дьяку Назарію Ивановичу Чистову, и что первый Боярин выдумываетъ такія монополіи для собственной прибыли. Купечество жаловалось на то, что Правительство запретило употребленін неклейменыхъ аршиновъ и наложило на казенные высокую цну. Но сіи жалобы едва ли основательныя [2] , не могли бы произвести ужаснаго и всеобщаго возмущенія безъ другихъ причинъ, гораздо важнйшихъ.

Илья Даниловичь Милославскій хотя издавна служилъ при Двор, но былъ весьма небогатый дворянинъ; сдлавшись тестемъ Государя, осыпанный вдругъ благодяніями и возведенный на степень Боярина, онъ старался обратить милость Царскую и на всхъ ближнихъ и дальнихъ своихъ родственниковъ, которые скоро заняли важнйшія мста государственныя. Морозовъ охотно способствовалъ ихъ возвышенію, соединивъ честь и пользу своего рода съ честію и пользою Милославскихъ. Сіи люди, по большей части весьма бдные и привыкшіе въ низкой дол завидовать богатымъ, съ перемною судьбы своей не перемнились душею: хотли только наживаться и не имли гордаго честолюбія древнихъ фамилій Боярскихъ; не зная стыда, ужаснаго только для сердецъ благородныхъ, не знали и страха: ибо сильный Морозовъ былъ ихъ свойственникомъ и покровителемъ. Двое изъ новыхъ любимцевъ Фортуны сдлались особеннымъ предметомъ народной ненависти: Окольничіе Леонтій Плещеевъ и шуринъ его Троханіотовъ. Первый Начальствовалъ въ Земскомъ Приказ, то есть уголовномъ и гражданскомъ суд столицы, и жертвовалъ правдою гнусной корысти съ такимъ безстыдствомъ, съ такою дерзостію, что въ наше время трудно поврить разсказамъ о длахъ сего человка [3] . Онъ разорялъ правыхъ и виноватыхъ; научалъ злодевъ доносить на богатыхъ людей, бралъ ихъ подъ стражу, заключалъ въ темницу и предлагалъ имъ выкупать себя деньгами. – Троханіотовъ, будучи главою Пушкарскаго Приказа, имлъ въ своемъ вдніи оружейные и другіе заводы. По уставу Царскому надлежало всякой мсяцъ выдавать жалованье мастеровымъ людямъ, которые на нихъ работали; но Троханіотовъ не думалъ исполнять его, бралъ деньги себ, и тирански мучилъ работниковъ, которые смли усильно требовать платы и жаловаться. Симъ бднымъ людямъ съ ихъ семействами оставалось умереть съ голоду. – Напрасно утсненные искали правосудія. Челобитныя, вручаемыя даже самому Государю, не имли никакого дйствія: ибо онъ, не читая, отдавалъ ихъ на разсмотрніе Боярамъ, которые или не хотли или боялись обличать виновныхъ, и всякую жалобу представляли ему въ вид ложномъ. Граждане Московскіе чувствовали сію несправедливость тмъ живе, что благодатное царствованіе Михаила пріучило ихъ къ царству милости и правосудія; времена прежнихъ насилій и безпорядковъ уже заглаждались въ ихъ памяти. Добрый Царь, отдленный отъ народа высокою Кремлевскою стною, не зналъ, что длается за нею, и не слыхалъ народнаго вопля. Плещеевъ и Троханіотовъ его слышали, но презирали, вмст съ другими Боярами веселясь безпечно въ новыхъ Кремлевскихъ палатахъ своего родственника Милославскаго [4] . Морозовъ наслаждался любовію молодой, прекрасной супруги и всми удовольствіями власти. Гроза висла надъ его головою; но онъ былъ упоенъ своимъ величіемъ, и зная неограниченную къ себ милость Царя, не могъ вообразить никакой бдственной перемны своего жребія.

Народъ толпился иа красной площади, а въ другихъ частяхъ города собирался передъ церквами, совтуясь, что ему длать. Онъ угадывалъ чувствительное сердце юнаго Монарха; былъ уврен, что Царь защитилъ бы своихъ добрыхъ подданныхъ и наказалъ бы неправду чиновниковъ, естьли бы зналъ, что терпятъ одни, и какъ другіе употребляютъ во зло его довренность. Въ самомъ дл могутъ ли Государи хотть народнаго притсненія? По крайней мр сіи примры рдки въ Исторіи. Все склоняетъ ихъ къ правосудію и милости: собственная польза, слава и щастіе. Личное благо людей, самыхъ знатнйшнхъ въ государств, можетъ быть противно общему, только одинъ человкъ никогда не бываетъ въ такомъ опасномъ искушеніи добродтели – и сей человкъ есть Монархъ самодержавный. – Народныя неудовольствія и совщанія были конечно извстны двумъ сильнйшимъ Боярамъ Рускимъ: Морозову и Милославскому; но они не взяли никакихъ дйствительныхъ мръ отвратить мятежъ, и старались, можетъ быть, только закрыть сію тучу отъ Государя, въ безразсудной надежд, что она сама собою разсется. Ослпленіе властителей бываетъ всегда предтечею Государственныхъ бдствій. Сіи Бояре могли бы укротить народъ отставкою Плещеева и Троханіотова; но имъ казалось стыдно покориться общему желанію, и людей своей фамиліи явно признатъ недостойными чиновниками. Такія ничтожныя побужденія бываютъ для характеровъ слабыхъ сильне государственнаго блага!

Объяснивъ главныя обстоятельства тогдашняго времени, безъ которыхъ не льзя имть справедливаго понятія о дйствіяхъ, приступаемъ къ горестному описанію мятежа и крайностей народнаго изступленія.

23 Іюня 1648 году [5] , въ день Крестнаго Хода въ монастырь Сртенской, Царь, отслушавъ тамъ обдню, возвращался верхомъ въ Кремлевскій дворецъ свой: многочисленныя толпы народа окружили его на площади. Стой, Государь! кричали ему со всхъ сторонъ, и схватили за узду лошадь Царскую. Изумленный Монархъ остановился… Граждане молили его быть отцемъ своего народа; разсказали все, что они терпятъ отъ судьи неправеднаго, Леонтія Плещеева, и просили съ величайшею покорностію, чтобы Государь защитилъ ихъ и на мсто сего жестокаго человка посадилъ Боярина честнаго и добросовстнаго. Царь слушалъ съ удивленіемъ и милостиво отвтствовалъ, что граждане могутъ быть покойны; что онъ самъ изслдуетъ дло и накажетъ виновнаго. Народъ громогласно изъявилъ благодарность Монарху, и восклицанія: здравія и многія лта нашему Царю-Государю! провожали его до Спасскихъ воротъ.

Такимъ образомъ все могло кончиться мирно, законно и благополучно. Еще народъ не былъ преступникомъ: онъ пожаловался только своему отцу и Монарху на судію недостойнаго; желалъ единственно отставки Плещеева; не требовалъ даже и его наказанія; Умолчалъ о всхъ другихъ неудовольствіяхъ своихъ и людяхъ, ему ненавистныхъ. Такая умренност предвщала ли злодйства, которымъ надлежало совершиться въ сей день, бдственный для Москвы и цлой Россіи?.. Къ нещастію, нкоторые чиновники, прискакавъ за Царемъ на площадь, и слыша, что сдлалось, безразсудно вступились за Леонтія Плещеева, начали укорять гражданъ мятежною дерзостію – даже бить ихъ, топтать лошадьми…. Тутъ искры бунта воспылали. Граждане забыли власть законовъ и присвоили себ насильственную управу. Страшный вопль раздался на площади; камни посыпались на чиновниковъ: народъ въ слдъ за ними, вломился въ Кремль, гналъ ихъ до самыхъ палатъ Государевыхъ, и Стрльцы съ великимъ трудомъ могли остановить его на ступеняхъ крыльца. Бшенство овладло имъ, и тысячи голосовъ требуютъ, чтобы имъ выдали Плещеева… Бояринъ Морозовъ выходитъ на красное крыльцо, и говоритъ народу именемъ Монарха, что Царь общалъ имъ правосудіе и сдержитъ слово свое…. Напрасно; мятежники кричатъ ему:,намъ и тебя надобно; мы хотимъ и твоей головы!».. Едва онъ могъ спастись отъ ихъ злобы во дворецъ Государевъ. Они бросились въ Кремлевскій домъ Морозова; отбили ворота; умертвили врнаго слугу, который хотлъ имъ противиться, и ворвались въ горницу, гд была супруга Боярина… Сія женщина, молодая и прекрасная, ожидала врной смерти отъ неистовыхъ; но они не тронули ее и сказали: благодари Бога, что царица сестра твоя!.. Такимъ образомъ и въ самомъ бунт народъ не забывалъ уваженія къ Царской фамиліи…. Въ нсколько минутъ домъ Боярина былъ разграбленъ; сундуки, шкапы взломаны; богатые ковры Персидскіе, парчи, бархаты, соболи и черныя лисицы изорваны на части; мшки съ ефимками высыпаны на полъ, серебряная посуда выброшена изъ оконъ на улицу; жемчугъ выносили въ шапкахъ и за ничто продавали. Грабители дерзнули даже прикоснуться и къ святын образовъ и сняли съ нихъ богатыя ризы; извстно, что въ старину сіи драгоцнные оклады составляли въ домахъ главное украшеніе и сокровище. Въ день свадьбы Морозова Государь подарилъ ему великолпный берлинъ, окованный серебромъ и внутри обитый золотою парчею съ собольею опушкою: народъ изломалъ его. Глубокій погребъ Боярскій, по словамъ одного иностраннаго Писателя, обратился въ колодезь: Нмецкія и Фряжскія вина лились изъ разбитыхъ бочекъ.

Мятежники, опустошивъ домъ перваго Боярина, раздлились на многія толпы: одн пошли къ Думному Дьяку Чистову, ненавистному въ столиц за соляный откупъ; другія къ Плещееву, Троханіотову, къ извстнымъ друзьямъ ихъ и помощникамъ, Князьямъ Никит Одоевскому и Лыкову. Грабежъ въ домахъ ихъ продолжался во всю ночь, до самаго утра. Плещеевъ и шуринъ его спаслися бгствомъ; но Чистовъ, за нсколько дней передъ тмъ упавъ съ лотади, лежалъ больной на постел. Слыша о бунт и зная народную къ себ ненависть, онъ спрятался [6] : неърный слуга указалъ его мятежникамъ, которые тирански умертвили нещастнаго и бросили на двор въ яму. Олеарій, знавъ лично сего Думнаго Дьяка, описываетъ его человкомъ суровымъ и корыстолюбивымъ: будучи при Двор знатенъ и силенъ, онъ длалъ великія неудовольствія Голштинскимъ Посламъ за то, что они мало дарили его.

Правительство какъ будто бы исчезло въ сіе время, оставивъ столицу въ жертву, можетъ быть, горсти бунтощиковъ: ибо конечно не весь народъ участвовалъ въ такихъ злодяніяхъ. Морозовъ, сильный въ щастіи, оказалъ всю малость души своей въ опасности, думалъ уже не совтовать Царю, а единственно спасать жизнь свою, какъ спасаютъ ее люди недостойные власти – то есть, бгствомъ. Кто родился управлять народомъ, тотъ предупреждаетъ опасность мудростію или отражаетъ ее великодушіемъ, или гибнетъ, держа твердою рукою жезлъ правленія…. Юный Монархъ, оставленный своимъ главнымъ совтникомъ, изъявлялъ нершительность. Онъ повеллъ только запереть Кремлевскія ворота, когда народъ разсялся по Китаю и Блому Городу.