О моя дорогая, моя несравненная леди
Шрифт:
– Сохранили?
– Спрашиваешь!
– возмутилась Елена.
– К столу!
– скомандовал Паша...
...Кирилл едва успел осушить бокал, как хозяин поднял бутылку шампанского, прохлаждавшуюся в ведерке со льдом и освежил хрусталь.
– За Карибы?!
– улыбнулась Елена.
Кирилл поднял бокал и украдкой взглянул на рисунок. Нет, как ни крути, а она сильно изменилась...
А застолье, между тем, шло своим чередом.
Наравне с хозяевами, за столом, в добрых патриархальных традициях восседала немногочисленная домашняя челядь.
Мария Ивановна, красивая крупная женщина либо
Гордая, прям как у образцового курсанта осанка, плохо вязалась с теплом больших карих очей женщины. Когда она выслушивала очередную просьбу Лены (распоряжение - не вполне уместное в данном случае определение), из уголков ее глаз разбегались солнечные лучики морщинок. Чувствовалось, что в этом доме она претендует на более значимую роль, нежели простая прислуга. Так оно, в общем-то, и было на самом деле. Мария (она сразу же попросила Кирилла забыть о ее отчестве, сказав, что приберегает его для подчиненных) совмещала обязанности горничной и повара, а в длительные периоды отсутствия хозяев превращалась в домоправительницу, ведая всем хозяйством.
Пару в этом непростом деле (и только в нем, если Кирилл правильно все понял) ей составлял Федор Петрович. Привязать его к какому-то конкретному полотну оказалось сложнее. Он, скорее, представлял собой собирательный образ этакого бывалого, матерого, потрепанного, но не сломанного жизнью мужика. Твердо знающего, в чем ее, жизни, смысл, но не торопящегося оповещать о своем знании всех и каждого. Может в силу элементарного недоверия ко всем и каждому, а может - в силу присущей ему немногословности.
Петрович (он как раз предпочитал обращение по отчеству, приберегая свое имя неизвестно уж для кого) судя по всему обогнал Марию на десяток лет. Хотя, запросто могло оказаться, что это - лишь видимость, печать жизненного опыта, отмеренного не столько годами, сколько километрами, пройденными за эти годы. Чувствовалось, что он как следует поскитался по свету и наверняка - за казенный счет. В хорошем смысле слова. В любом случае, его крепкая, мускулистая фигура внушала уважение. И даже зависть. Не факт, что в его годы сам будешь выглядеть так же, подумал Кирилл. Клетчатая ковбойская рубашка туго обтягивала широкий разлет плеч, а в треугольнике расстегнутого ворота виднелась порядком застиранная морская тельняшка.
Портрет завершало загорелое, обветренное лицо, широкое и чуть плосковатое, с носом, не то чтобы откровенно свернутым набок, но явно сломанным и неважнецки залеченным во времена оны.
Насколько понял Кирилл, в хозяйстве Петрович умудрялся совмещать плохо совместимые профессии садовника и водителя, обихаживая одновременно и сад и гараж. А, кроме того, охранял усадьбу.
Говорил Петрович мало, уделяя больше внимания своей тарелке, чем круговороту светской беседы. Елена, легко, без малейшего стеснения посвящавшая Кирилла в маленькие домашние тайны, сообщила, что в отличие от Марии, неизменно
В общем, присмотревшись к ним обоим, Кирилл пришел к выводу, что в этой паре именно Мария Ивановна претендует на роль капитана. Ну а Федор Петрович - классический, выверенный до последнего штриха, боцман. Сильный, спокойный, уверенный в себе, немногословный и чуточку мрачноватый работяга-исполнитель, который запросто мог бы стать и капитаном, но не хочет. Не не может, в именно - не хочет. В виду отсутствия перспективы дослужиться до адмирала. А без перспективы - на кой оно, капитанство, ему нужно?
Да, сидя здесь, перед распахнутыми в остывающий июльский вечер окнами, было непросто избавиться от морских ассоциаций. Далекое, прикрытое колышущейся завесой старинного сада, море, тем не менее, господствовало в широком, панорамном пейзаже, раскинувшемся до самого горизонта. Оно являлось, одновременно, и фоном пейзажа и самым ярким его штрихом, элементом, притягивавшим все внимание Кирилла.
Он не видел Черное море уже... года четыре. А то и все пять. Да, действительно, последний раз - за год до армии. Тогда они, все вместе, с дядей Славой, тетей Наташей и Машкой, отдыхали в Хосте.
А Черное море здесь, у берегов Тавриды, он не видел вообще никогда.
Другое дело...
– Фильм-то сделали?
– спросил он.
– Фильм?
– не понял Паша.
– Какой еще фильм?
– О Карибских приключениях. Если я ничего не путаю, ты вообще-то обещался прислать мне экземплярчик.
– Ах, черт!
– хлопнул себя по лбу Паша.
– Совершено из головы вылетело!
– Вылетело, что надо прислать мне экземплярчик или вообще - что надо сделать фильм?
– уточнил Кирилл.
– И то и другое, если честно. Ну ничего, дай только время - обязательно сделаю...
– О-о!
– понимающе протянула Елена.
– Вот так всю жизнь: дай только время - все сделаю! Милый, если бы ты обработал хотя бы половину из того, что мы наснимали, ты бы уже заткнул за пояс Жака-Ива Кусто!
– Цыц, женщина!
– Паша припечатал кулаком стол.
– Давай-ка лучше кассету тащи.
– Кассету!
– воскликнула Елена.
– Давайте смотреть кассету!
*
– Отдать концы!
– Не каркай!
– При чем тут - "не каркай"? Веревку вон ту, отвяжи.
Палуба резко качнулась и картинка на экране качнулась следом за ней.
– Осторожнее, черти!
* *
По зыбям меркнущих равнин,
Томимым неуемной дрожью,
Направь ладью к ее подножью