О муравьях и динозаврах
Шрифт:
— Повторяю, выйдите, пожалуйста! — повысил голос Клэр и повернулся к нему лицом, загородив собой Цинни.
Генерал ничего не ответил на это. Он сильной рукой легко отодвинул Клэра, опустился на колено перед Цинни, поставил коробку на пол и снял кроссовку с ее ноги.
— Что вы делаете? — воскликнул Клэр.
Генерал выпрямился и сунул кроссовку ему под нос.
— Тренер, — презрительно выговорил он. — Вы ведь купили это в пекинском спортивном магазине, да? А теперь подумайте, каково будет бежать марафон в новой обуви, да еще и не лучшего качества и не подогнанной по ноге! Она и полдистанции не пробежит, как собьет ноги до кровавых мозолей. — Он снова наклонился, снял с Цинни вторую кроссовку и небрежно швырнул обе в угол. Потом открыл коробку, достал оттуда пару снежно-белых беговых туфель и вручил их Цинни. — Возьми, детка, это лично от меня. Сделаны по твоей мерке в мастерской «Найк». Там делают лучшую в мире беговую обувь.
Тут Клэр вспомнил, как три дня назад два человека, представившись
Генерал снова встал на колени и принялся надевать туфли на ноги Цинни.
— Марафон — увлекательное состязание. Мне тоже нравится. Знаете, когда-то, еще молодым лейтенантом, я победил в легкоатлетическом чемпионате военно-морских сил. Правда, не в марафоне. Я выступал в триатлоне «железный человек» — плавание на две с половиной мили, сто двенадцать миль на велосипеде по шоссе и марафонский забег, — он закончил шнуровать туфли и улыбнулся Цинни, давая понять, что ей следует попробовать новую обувь. Та послушно сделала несколько шагов. Туфли оказались легкими, мягкими и чрезвычайно гибкими. Они сидели на ноге так, словно были частью тела.
Генерал поднялся и повернулся к выходу. Клэр проводил его до двери.
— Спасибо.
Генерал остановился, но не повернулся.
— По правде говоря, я с самого начала думал, что чуда следует ждать от Цинни, а не от Салиха.
— Я вас не понимаю, — ответил Клэр. — Да, Цинни лучшая в Западной Азии. Но в мировом рейтинге она не входит даже в двадцатку. Она не конкурентка для Эммы.
Генерал открыл дверь и, уже выходя, сказал:
— Меня пугает ее взгляд.
СМИ уже назвали XXIX Олимпийские игры «безмолвной олимпиадой». Выйдя на арену, где не было ни души во время церемонии открытия, Цинни увидела, что сейчас она полна людей. Все сто тысяч мест были заполнены, но на стадионе стояла гробовая тишина. Нет молчания тяжелее, чем молчание стотысячной толпы. Цинни было очень тяжело в этой обстановке, а после эффектного появления Эммы она совсем упала духом.
Ни у кого в мире не оставалось сомнений в полном разгроме Республики Западной Азии в этом спортивном состязании, имитирующем войну. Выходка Салиха окончательно сломила спортсменов. Команда разделилась на группировки — точно так же, как вскоре предстояло разделиться стране. Кое-кто из чиновников делегации, у кого имелись деньги и связи, уже скрылись в неизвестных направлениях, спортсмены, которым было совершенно некуда идти, закрылись в отведенных им комнатах Олимпийской деревни, готовые принять любой, даже наихудший оборот событий. Ни у кого из них не хватило решимости пойти смотреть заключительный вид программы или участвовать в церемонии закрытия. Рядом с Цинни к старту шел один только Клэр. Взглядам сотни тысяч пар глаз она предстала крошечной и одинокой, как заброшенный на колоссальную арену сухой листик, который может унести прочь любой порыв ветерка.
Совсем не так обстояло дело с ее соперницей Эммой Фрэнсис, которую восторженными криками провожала на старт вся делегация. Ее тренерская группа состояла из пяти человек, среди которых был всемирно известный специалист по спортивной медицине, а отдельная медицинская группа состояла из шести врачей и экспертов по питанию. Одеждой и обувью звезды занимались три специально назначенных человека. Эмма была почти богиней. Еще в 1980-х годах никто не сомневался в том, что она будет бить рекорды. Из всех видов спорта женщины способны превзойти мужчин только в стрельбе из лука, шахматах и марафонском беге, результаты которых не зависят напрямую от физической силы. Давние предсказания блистательной будущности для Эммы сбылись три года назад на Чикагском международном марафоне, где она установила новый мировой рекорд. Тогда некоторые из спортивных комментаторов с кислыми минами совершенно серьезно утверждали, что женщины в этом виде спорта имели преимущество перед мужчинами, поскольку во время их забега встречный ветер был слабее, и, дескать, если бы Скотт, чемпион того года среди мужчин, бежал одновременно с женщинами, он наверняка обогнал бы Эмму. Этот миф, сочиненный для утешения мужского самолюбия, был развеян на Олимпийских играх 2004 года в Афинах, где мужчины и женщины соревновались вместе, — Эмма опередила Скотта более чем на пятьсот метров. Кроме того, она впервые в истории пробежала марафон быстрее двух часов[17], что сделало ее звездой века и принесло почетное прозвище Легконогая лань.
Для Цинни эта молодая чернокожая женщина всегда значила едва ли не больше, чем солнце. Из своего жалкого имущества Цинни больше всего дорожила старым потрепанным альбомом, куда вложила более сотни фотографий Эммы, вырезанных из старых газет и журналов. Рядом со своими верхними нарами в лагере беженцев она прилепила к стене большую цветную фотографию Эммы из календаря. Цинни видела этот календарь на прилавке в конце года, но купить, конечно, не смогла — денег не было. К счастью, она заметила, как вожделенный календарь купил какой-то прохожий и пошла за ним. Он оказался хозяином магазина и повесил новый календарь рядом с кассой. Фотография Эммы находилась на странице за март. Цинни, преодолевая нетерпение, ждала три месяца и регулярно бегала в магазин. Если ей случалось улучить минутку, когда никого не было, она приподнимала страницы и любовалась портретом Эммы. В первый день апреля, когда хозяин оторвал и выбросил эту страницу, Цинни наконец-то завладела ею. Это был самый счастливый день ее жизни. Теперь, стоя на стартовой линии, Цинни украдкой разглядывала своего кумира, находившегося всего в нескольких шагах от нее. В этот момент Цинни не видела ни арену, ни толпу — одну только Эмму. У Цинни появилось ощущение, будто ту окружает некая аура, и внутри ее Эмма дышала другим воздухом, купалась в другом, потустороннем солнечном свете. Ее тела не могла коснуться ни одна пылинка из обыденного мира.
К действительности ее вернул Клэр, легонько прикоснувшийся к плечу.
— Не бойся, — полушепотом сказал он. — Она вовсе не настолько уверена в себе, как кажется. Я внимательно следил за ней, и могу точно сказать: ей страшно.
Цинни посмотрела на него широко раскрывшимися глазами. Клэр понял значение этого взгляда.
— Да, она состязалась с сильнейшими бегунами-мужчинами и побеждала их, но что из того? Тогда для нее главным соперником было время, а сейчас будет такой забег, который она просто не имеет права проиграть. — Он искоса взглянул на Эмму и продолжил, еще сильнее понизив голос: — Она наверняка захочет повести забег. На старте возьмет максимальный темп и попытается оторваться от тебя на первых десяти-двенадцати километрах. А ты просто зацепись и держись за ней. Пусть она устанет лидировать. Помни: первые двенадцать километров ты просто тянешься за ней. Так ты выиграешь у нее первую тактическую схватку!
Цинни испуганно замотала головой.
— Деточка, поверь, тебе это по силам. Таблетка поддержит тебя. Ее не обнаружит никакой допинг-контроль, но она даст тебе силу ядерного реактора. Неужели ты еще не чувствуешь ее? Ты уже смело можешь считать себя чемпионкой!
Именно в этот момент Цинни почувствовала единственное в своем роде возбуждение, разрядить которое можно было только в беге. Она снова посмотрела на Эмму, которая как раз закончила разминку. Такой интенсивности и профессионализма Цинни никогда еще не видела. Теперь они стояли плечом к плечу у стартовой линии. Эмма с гордо поднятой головой смотрела вперед и ни разу не взглянула на Цинни, будто той вообще не существовало.
Наконец-то громыхнул стартовый пистолет. Цинни и Эмма легкими ровными шагами сорвались с места и побежали по дорожке. При их приближении зрители на трибунах вставали, и девушек сопровождала людская волна, вздымавшаяся до края чаши. Это движение отдавалось гулом, похожим на отдаленный гром. Других звуков не было: публика смотрела молча.
Раньше Цинни во время бега каждый раз погружалась в состояние некой умиротворенности, как будто бег позволял ей хоть ненадолго покинуть этот холодный, жестокий мир и перейти в собственное время и пространство, туда, где она могла бы быть счастлива. Но сегодня ее сердце было полно тревоги. Она всей душой желала, чтобы все закончилось как можно скорее и она вернулась бы в мир вне спорта. Ведь было же место, куда ей необходимо было попасть, была вещь, в которой она отчаянно нуждалась. Медицинский препарат под названием GMH-6.
Уже спустились сумерки. Она бежала по коридорам больницы, где остро пахло лекарствами, хотя, как она знала, их в больницах почти не осталось. Оставленные почти без присмотра пациенты лежали в коридорах вдоль стен. Она слышала их негромкие стоны, пробегая мимо, и они тут же стихали за спиной. Ее мать лежала в палате в самом конце коридора. Ни в коридоре, ни в палате не горел свет. На фоне грязных простыней кожа матери казалась устрашающе бледной. Эта бледность свидетельствовала о приближении смерти. Белую кожу покрывали пятна выступающей крови, которую медсестре давно уже было лень вытирать. Вокруг кровати образовалось красное кольцо, вдоль контура тела по простыне расплылся красный ореол. Этой странной болезнью в последнее время заразилось много людей. По некоторым данным, ее причиной был обедненный уран, содержащийся в бомбах. Только что доктор сказал Цинни, что ее мать спасти невозможно. Даже если бы в больнице имелось нужное лекарство, оно продлило бы ее жизнь всего на несколько дней. Цинни яростно жестикулировала перед доктором, спрашивая, где сейчас можно его достать. Доктор, хоть и не без усилий, все же понял ее. Лекарство недавно привезли врачи из агентства ООН по оказанию гуманитарной помощи. Возможно, что-то еще осталось у них на базе на окраине города? Цинни достала из сумки лист бумаги и авторучку и протянула в обеих руках доктору. Ее большие глаза пылали тревогой и страхом за мать. Доктор вздохнул. Лекарство было новым, экспериментальным, только-только разработанным в Западной Европе; у него даже не было утвержденного названия, только код изобретателя, можно сказать, кличка. «Забудь о нем дитя, — почему-то все, хоть вслух, хоть про себя, обращались к Цинни, как к маленькой, — эти лекарства не для бедняков вроде тебя и твоей матери. И вообще, какая разница, от чего умереть — от голода или от болезни? Ладно-ладно, уже пишу…»