О муравьях и динозаврах
Шрифт:
Салих шел к площадке для стрельбы из лука под овации товарищей по команде, выстроившихся по обеим сторонам его пути. В тот момент он был для них богом. Фотографы и телеоператоры демонстрировали его шествие всему миру.
Любой, кто только что включил бы телевизор впервые за последнюю неделю, неизбежно подумал бы, что Западная Азия уже выиграла Олимпийские игры. Далеко, на другом конце Азиатского континента, тридцать миллионов граждан Республики Западной Азии собрались перед своими телевизорами и радиоприемниками, уверенные, что этот герой наконец-то принесет им хоть какое-то утешение. Сам Салих оставался молчаливым
У входа на площадку к Салиху из толпы пробился Клэр.
— Ты, конечно, понимаешь, насколько важно твое выступление, — серьезно и даже торжественно сказал он. — Если тебе удастся выиграть хотя бы одно золото, это пойдет на благо народу Западной Азии.
Салих кивнул и ответил холодным тоном:
— Конечно, понимаю. Поэтому я буду выступать — но при одном условии. Мне нужно пять миллионов долларов США.
Слова Салиха, как ведро холодной воды, погасили энтузиазм окружающих. Все недоуменно уставились на него.
— Салих, ты с ума сошел?! — прошипел Клэр.
— Нет, я в совершенно здравом рассудке. Подумайте сами: в сравнении с пользой, которую я могу принести стране, мое требование весьма скромное. Мне всего лишь нужны деньги, чтобы уехать оттуда в конце концов и спокойно прожить те годы, что мне остались.
— Сначала выиграй золото! А потом страна подумает, как тебя наградить.
— Господин Клэр, неужели вы всерьез считаете, что я могу доверять государству, которое не сегодня завтра исчезнет? Нет уж. Я хочу получить деньги сейчас, а в ином случае отказываюсь выступать. Посудите сами: если я выиграю, то получу всемирную славу, это верно, но ведь если проиграю, тоже стану героем. Как же — сверг тиранию! Этот результат на Западе оценили бы даже дороже.
Салих и Клэр несколько секунд смотрели в глаза друг другу. Чиновник сдался первым.
— Ладно. Подожди немного.
Он протолкался через толпу, отошел немного в сторону, вынул из кармана сотовый телефон и набрал номер.
— Салих, ты предатель родины! — выкрикнул кто-то из команды Западной Азии.
— Мой отец погиб за Западную Азию в войне, которую мы проиграли семнадцать лет назад. Мне было восемь! Государство от щедрот выделило матери помощь — аж тысячу двести долларов, даже не американских, а западноазиатских, и те сразу сожрала инфляция. Нам с матерью их хватило на две недели! — Салих сорвал с плеч флаг Западной Азии, который кто-то из команды накинул ему на плечи, когда он вышел из раздевалки. — Родина? Что такое родина? Если это кусок хлеба, то какой величины? Если это одежда, то хорошо ли она греет? Если это дом, то способен ли он защитить нас от ветра и дождя? Все, у кого были деньги, давным-давно покинули страну — сбежали от войны! Только такие нищие дураки, как мы, остались и умираем, пока правительство сочиняет свои патриотические сказки.
Тут и Клэр завершил телефонный разговор и, опять протолкнувшись через толпу, вернулся к Салиху.
— Я спросил. Салих, ты выполняешь свой долг гражданина Западной Азии, и правительство не считает возможным платить за это деньги.
— Ну что ж… — пожал плечами Салих и вложил флаг в руки Клэру.
— Я разговаривал с самим президентом. Он сказал, что если страну некому защищать, кроме наемников, то ей и существовать дальше незачем.
Салих молча повернулся и пошел прочь. Взбудораженные репортеры плотным роем кинулись за ним.
Делегация Западной Азии сгрудилась вокруг Клэра, так и стоявшего с флагом в руках. Все молчали, будто исполняли какой-то священный обряд. Через некоторое время с площадки для стрельбы из лука донесся характерный стук. Джеймс Графф стрелял по мишени, одерживая самую легкую победу в истории Олимпийских игр. Эти звуки постепенно заставили спортсменов из Западной Азии вернуться к реальности. И все, словно сговорившись, взглянули на одного человека. И репортеры, только что сопровождавшие Салиха, тоже бегом вернулись назад и сфокусировали объективы фото и телекамер на том же человеке.
Цинни Видья предстояло участвовать в завершающем событии Олимпийских игр — женском марафоне.
Репортеры знали, что Цинни немая, так что никто не лез к ней с вопросами. Они просто переговаривались вполголоса, как будто обсуждали зверька, которого никогда раньше не видели. Худенькая чернокожая девушка из Западной Азии смотрела испуганными распахнутыми глазами на всех этих равнодушных людей и поблескивающие линзы объективов, и дрожа всем телом, как лань, загнанная в тупик сворой гончих. К счастью, Клэр вытащил ее из этой толпы и усадил в машину, направлявшуюся на арену стадиона.
Через несколько минут они оказались в гигантской чаше, где вечером должна была состояться церемония закрытия Олимпийских игр. Сейчас здесь предстояло стартовать, а потом завершиться марафонскому забегу. Как только Цинни и глава делегации вышли из машины, их окружила новая толпа репортеров. Цинни совсем перепугалась и прижалась к Клэру. Тот с немалыми усилиями вывел ее из кольца беснующихся представителей СМИ и привел в раздевалку, надежно защищенную от шума и треволнений, от которых она чуть не падала с ног.
Клэр налил воду в стакан и подал Цинни, которая начала приходить в себя. Вытянув другую руку со сжатым кулаком, он раскрыл ее ладонью вверх. Цинни увидела белую таблетку, несколько секунд смотрела на нее, а потом подняла взгляд на Клэра и отрицательно покачала головой.
— Бери! — непререкаемым тоном велел Клэр и добавил уже мягче: — Не бойся. Поверь, это пригодится.
Цинни еще постояла в задумчивости, но все же взяла таблетку и сунула в рот. Она оказалась кислой до горечи, и пришлось поскорее запить ее. Через несколько секунд дверь тихонько отворилась. Клэр резко обернулся, чтобы посмотреть, кто осмелился зайти в помещение, куда строго запрещено появляться любым посторонним, и настолько оторопел от изумления, что не сразу поверил собственным глазам.
Это был генерал Уэст, тот самый, который зажег олимпийский огонь на церемонии открытия. Командир полумиллионной армии, готовой нанести удар по Республике Западной Азии. Сейчас он был не в форме, а в черном гражданском костюме и держал в руках картонную коробку.
— Выйдите, пожалуйста, — потребовал Клэр, окинув генерала негодующим взглядом.
— Мне необходимо поговорить с Цинни.
— Она не может говорить и к тому же не понимает английского языка.
— В таком случае вы переведете мои слова. Благодарю, — генерал слегка поклонился Клэру. В его голосе звучала интонация, свойственная большим командирам, которая не позволяет отказаться от их просьб, больше похожим на приказы, даже людям никоим образом не подчиненным ему.