О нём
Шрифт:
— Мне нужна минута-другая, чтобы уложить все это в голове, — говорю я. — Лучше расскажи, что случилось.
С раскрасневшимися щеками Себастьян кивает.
— Ладно. Помнишь Бретта, про которого тогда говорили мои родители? Когда мы их подслушали, — добавляет он.
Этот парень женился на своем бойфренде, а мама Себастьяна главным образом беспокоилась о его родителях.
— Ага. Помню.
— Он со своим мужем переехал из Калифорнии в Солт-Лейк-Сити. Кажется, в приходе сейчас переполох, — Себастьян поворачивает мою руку ладонью вниз и проводит указательным
— Наверное, — отвечаю я и смеюсь, поскольку с такой интонацией, как у меня, обычно упрашивают.
— В общем, родители за ужином обсуждали его приезд. Бабушка с дедушкой тоже, кстати, присутствовали, — усмехнувшись, Себастьян смотрит на меня. — Знаю, я выбрал не лучший момент, но вроде как… «вышел из шкафа».
— Можно сказать и так.
Себастьян снова смеется.
— Короче, представь себе: они говорят про Бретта и Джоша, и тут я откладываю вилку и интересуюсь у родителей, что будет, если один из их детей, окажется геем.
— Ты прямо так и сказал?
— Ага, — отвечает Себастьян и продолжает кивать, словно сам не верит в сказанное. — В последние несколько недель я чувствовал себя очень плохо. И не знаю, получится ли снова поверить, что мои чувства пройдут. Я пытался рассуждать гипотетически — например, если для тебя это всего лишь этап, перестанут ли меня в таком случае привлекать парни? Смогу ли однажды жениться на ком-то вроде Аманды? Но если честно, то нет. Я чувствую себя с тобой на своем месте. Частично из-за тебя самого, а частично…
— Потому что я парень? — подсказываю я.
Улыбка Себастьяна на этот раз широкая и радостная.
— Ага, — он делает паузу, и мне заранее понятно, какие именно слова сейчас произнесет. Словно специально выбрав этот момент, сквозь густую листву пробиваются лучи солнца. — Я стопроцентный гей.
Из меня вырывается радостный смех.
И, обняв Себастьяна за шею, я опрокидываю его на спину.
Лежа подо мной, он смеется, пока я осыпаю поцелуями его лицо и шею.
— Я очень горд слышать, как ты это произносишь.
— Я тренировался, — признается Себастьян. — Говорил в подушку. Шепотом повторял, пока ехал сюда на велосипеде. С тех пор как мы расстались, я произносил эти слова каждый день. И они больше не кажутся чужими и странными.
— Потому что они действительно не чужие и не странные, — вспомнив, что Себастьян так и недорассказал, я сажусь и тяну его за собой. — Итак. Ты задал им теоретический вопрос…
— Мама тут же замолчала, — говорит он, и наши улыбки меркнут, потому что стало не до веселья. — Папа с дедушкой обменялись взглядами, говорящими «Ну вот, приехали». Бабушка сосредоточилась на содержимом своей тарелки и начала нарезать стейк на крошечные кусочки. А Лиззи встала из-за стола и вывела из столовой Фейт и Аарона, — Себастьян с болью во взгляде смотрит на меня. — Лиззи, мой самый близкий друг, увела их, чтобы они не слышали этот разговор. И, похоже, что никто моему вопросу не удивился.
Наверное, примерно вот так и разбивается сердце. Я с сочувствием бормочу Себастьяну
— И наконец папа спросил: «Ты имеешь в виду влечение или действия, Себастьян?». До того момента он ни разу не называл меня полным именем, — Себастьян тяжело сглатывает. — Я ответил ему: «И то, и другое». А дальше отец в основном говорил про то, что наша семья считает, будто священное действо продолжения рода должно быть разделено лишь между мужчиной и его женой, а все остальное подрывает основы нашей веры.
— Чего ты примерно и ожидал, — с осторожностью добавляю я. Имея в виду, что какой бы жуткой вся эта ситуация ни казалась, все могло быть сильно хуже. — Как ты думаешь, они хотя бы открыты к дальнейшему разговору?
— Это было неделю назад, — шепотом отвечает Себастьян. И, глядя на меня со слезами на глазах, добавляет: — И всю эту неделю со мной никто не разговаривал.
***
Они неделю его игнорируют.
Целую неделю!
Я даже вообразить не могу ситуацию, при которой неделю не буду разговаривать с родителями. Даже когда они на работе или в командировках, мама с папой звонят каждый вечер и просят подробнее, чем в обычные дни, обо всем им рассказать. Себастьян же живет со своими родными в одном доме, а те обходят его стороной, будто призрака.
Точно не знаю, когда именно мы меняем тему, но это происходит вскоре после рассказа Себастьяна. Утешить мне его нечем, хотя я пробую. Но, потерпев неудачу, просто укладываю его рядом с собой и, глядя вверх на крону дерева, рассказываю обо всех глупых сплетнях, которые мне поведала Отем.
Отем. Мне нужно собраться с духом и во всем признаться.
Но не сейчас, когда мы лежим бок о бок и держимся за руки. Ладони потеют и становятся влажными, но мы их не отпускаем.
— Чем ты занимался?
— Хандрил, — отвечаю я. — Ездил в школу. Но в основном хандрил.
— Я тоже, — свободной рукой Себастьян почесывает подбородок. На нем щетина, которая мне очень нравится. — Ну и в церковь ходил. Почти поселился там.
— Что ты собираешься делать?
— Не знаю, — он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. — Через три недели стартует книжный тур. И честно говоря, сомневаюсь, что когда выйдет книга, родители продолжат вести себя в том же духе. Они гордятся мной, я это знаю. И захотят поделиться своей гордостью со всеми.
Про книгу Себастьяна я уже успел забыть. Тур словно был частью грядущей миссии и самостоятельным делом мной не рассматривался. Я дурак.
— И им не захочется, чтобы все увидели, какие они засранцы.
На это Себастьян ничего не отвечает. Еще бы. Спорить тут не с чем.
— Извини, — добавляю я. — Я не хотел поносить твоих родителей, потому что знаю, как вы близки. Просто разозлился.
— Я тоже, — он пододвигается ближе и кладет голову мне на плечо. Следующую фразу Себастьян говорит еле слышно, как будто много раз проговаривал ее в уме, и она истерлась, как заезженная пластинка. — А еще я никогда не ощущал себя таким недостойным.