О нём
Шрифт:
Каждый день я благодарен, что меня принимают таким, какой я есть, без тени осуждения.
Поэтому каждый день я отстаивал права Себастьяна и других людей, с кем мы находимся в одинаковом положении, но жизнь которых не такая свободная, как моя, и кто сражается за свое место в мире, диктующем, что лишь белые и гетеросексуальные люди получают все призы в этой жизненной игре.
В груди было тесно от сожаления, облегчения и решимости. «Дай мне еще, — мысленно обращался я кому бы то ни было: Богу, волшебнику страны Оз или Мойрам. — Подари мне еще одну надежду, что Себастьян вернется. Я в состоянии
Подхватив фрисби, я бросил его Брекину. Он поймал его одной рукой, а я начал прыгать из стороны в сторону, расставив локти.
— Заставь меня как следует побегать.
Брекин поднял подбородок и засмеялся.
— Поосторожней, приятель.
— Все нормально. Бросай.
Он снова приподнял подбородок и посмотрел мне за спину.
— Сейчас заденешь парня.
Резко выпрямившись, я опустил руки и развернулся, чтобы извиниться перед тем, кто стоит позади.
И да, он стоял прямо позади, в полуметре от меня, отпрянув немного, будто я действительно вот-вот попал бы ему по лицу.
Внезапно потеряв контроль над собственными ногами, я осел и приземлился на задницу. Его фигура больше не подсвечена. И солнца позади него не было. Только небо.
Себастьян сел на корточки. С беспокойством нахмурившись, он спросил:
— Ты в порядке?
Тут подбежал Брекин.
— Эй, ты тут жив?
— Ч-ч-ч… — начал я, а потом, сделав глубокий вдох, прерывисто выдохнул. — Себастьян?
Брекин начал медленно пятиться назад. Куда он потом ушел, я не знал, но даже вспоминая этот момент, помнил лишь Себастьяна, зеленую лужайку и бескрайнее небо над головой.
— Да?
— Себастьян?
Боже мой. Его милая и дерзкая улыбка — словно всем понятная шутка. Незлобная и веселая.
— Да?
— Я лишь представил тебя идущим по лужайке, думая при этом, что Бог преподал мне какой-то жизненный урок, а спустя секунд двадцать ты стоишь прямо здесь.
Себастьян протянул мне руку.
— Привет.
— Я думал, ты должен быть где-то в Камбодже.
— Вообще-то, в Кливленде.
— На самом деле, я без понятия. Только что придумал.
— Я так и понял, — он снова широко улыбнулся, от чего вокруг моего сердца словно выстроились подпорки. — Я не поехал.
— Тебя за это в мормонскую тюрьму не посадят?
Засмеявшись, он ко мне лицом. Себастьян. Здесь. Он взял мои ладони в свои руки.
— Мы в процессе организации мне досрочного освобождения.
От взаимных шуток у меня в голова каша.
— Серьезно, я… — ощущая головокружение, я несколько раз моргнул. Окружающий мир возвращался в фокус слишком медленно. — Я не понимаю, что происходит.
— В Лос-Анджелес я прилетел сегодня утром, — не переставая всматриваться мне в лицо, Себастьян добавил: — Чтобы найти тебя.
Я тут же вспомнил день, когда нашел его на пороге своего дома, уничтоженного молчанием своих родителей. И по затылку тут же поползла холодная паника.
— У тебя все нормально?
— Как сказать. Этот аэропорт — сущий кошмар.
Прикусив губу, я сдержал и ухмылку, и всхлип.
— Я серьезно.
Себастьян еле заметно помотал головой.
— Но скоро будет. Мне гораздо лучше, когда я вижу тебя, — пауза. — Я скучал по тебе, — посмотрев на небо, Себастьян снова повернулся ко мне. В его глазах стояли слезы. — Я так сильно скучал по тебе. И хочу заслужить твое прощение. Если ты, конечно, позволишь.
В моей голове перемешались мысли и слова.
— Что случилось?
— Увидеть тебя на автограф-сессии было словно получить удар под дых. Будто кто-то встряхнул меня, чтобы я пришел в себя, — он сощурился от яркого солнца. — Потом я поехал в книжный тур. И читал твою книгу почти каждый день.
— Что?
— Я начал считать ее новым священным писанием, — Себастьян невесело усмехнулся. — Звучит безумно, но это так. Она словно любовное письмо. Ежедневное напоминание, кто я и как сильно был любим.
— Любим по-прежнему.
В ответ на это он резко втянул в себя воздух, а потом, понизив голос, добавил:
— Через несколько недель после моего возвращения из Нью-Йорка пришло письмо насчет миссии. Мама запланировала большую вечеринку. К нам домой приехало человек пятьдесят, а остальные смотрели онлайн-трансляцию в Фейсбуке.
— Мне Отем рассказала. Я думал, что она смотрела, поэтому запретил мне рассказывать.
Тяжело сглотнув, Себастьян покачал головой.
— Ничего так и не состоялось. В тот вечер я рассказал родителям о своих сомнениях. То есть, — исправился он, — я вполне уверен, что могу рассказывать людям о церкви, о моем пути и о том, что Отец Небесный ожидает для каждого из нас, — наклонившись и закрыв глаза, Себастьян прижался губами к моей руке. Этот жест невероятно почтительный. — Но я не был уверен, что смогу сделать это согласно их желаниям: вдалеке от тебя и от них и пытаясь стать тем, кем никогда не стану.
— Значит, ты не уедешь?
Не поднимая головы от моей руки, Себастьян покачал головой.
— Еще я бросил УБЯ. Наверное, переведусь в какой-нибудь другой университет.
На этот раз из всех возможных реакций на его слова во мне победила надежда.
— Сюда?
— Посмотрим. Благодаря авансу за будущую книгу у меня есть время поразмыслить. И спокойно оглядеться.
— А что насчет твоих родителей?
— Сейчас у нас полная неразбериха. Мы стараемся снова наладить отношения, но я не понимаю, как они будут выглядеть, — запрокинув голову, он прищурился. — Пока что.
«Я сам подписался на это бремя», — подумал я. И, наверное, поэтому все произошло именно так. Быть может, я это заслужил. Потому что хочу быть хотя бы частично ответственным за то, что покажу ему, насколько сильно возможность жить полной жизнью перевешивает все его потенциальные потери.
— Меня не пугают трудности, которые ждут нас впереди.
— Меня тоже, — улыбнувшись, он провел зубами по моей руке, и от его тихого стона к моему лицу прилила вся кровь.
Я закрыл глаза и, досчитав до десяти, постарался успокоиться. Глубоко вдыхая и медленно выдыхая. Вдыхая и снова выдыхая.