О них не упоминалось в сводках
Шрифт:
— Люди храбрость проявили, а вы их по голове! Молодцы ребята!
— Что это за храбрость в таком состоянии! — возражал я.
— Будь они пьяными — заблудились бы ночью, дорогу домой не нашли. А раз нашли, значит, трезвые. И нечего нам морские традиции нарушать!
— Какие традиции? — не понял я.
— Если моряк лежит на берегу головой к кораблю, то наказание ему уменьшается: как-никак смягчающее обстоятельство, — улыбнулся Данин. — А у тебя люди и врага побили и назад вернулись. Наказывать их не стоит! — заключил подполковник.
Вскоре разведчики 3-го
Старшим адъютантом дивизиона вместо погибшего Соловьева был назначен лейтенант Лубянов. 3-ю батарею принял от него лейтенант В. М. Соколов.
Конец мая и начало июня прошли в боях местного значения. 2-й и 3-й батальоны получили задачу вместе с двумя батареями дивизиона ликвидировать уцелевший после апрельских боев плацдарм противника на южном берегу реки Яндеба. Этот плацдарм несколькими «аппендиксами» вклинивался в нашу оборону. Наступая по колено в воде, от островка к островку, моряки за три недели упорных и тяжелых боев очистили южный берег реки от врага.
В этих боях с самой лучшей стороны показал себя огневой взвод 3-й батареи лейтенанта Г. А. Швалюка и, особенно, расчет старшины 2-й статьи А. И. Пашкова, который подавил три дзота и сбил с деревьев много «кукушек». Артиллеристы смело действовали под огнем противника. На орудии осталось множество следов от осколков. На каждом квадратном дециметре броневого щита — по две-четыре вмятины. На израненное орудие приезжал смотреть сам командир бригады, он удивлялся живучести этой приземистой пушки и мужеству расчета, укрывавшегося за ее щитом.
В середине июня бригада была переведена на другой участок фронта. Сменив части 314-й и 67-й стрелковых дивизий, мы заняли оборону по южному берегу полноводной реки Свирь, в районе полуразрушенного оккупантами города Лодейное Поле.
На этом участке никаких активных действий мы не вели. Нас с противником разделяла река шириной до трехсот метров. Водная преграда мешала производить ночные поиски и разведку боем. Шло соревнование снайперов обеих сторон, но и им трудно было найти цель. Все зарылось в землю, из траншей высовывались только головки перископов и стереотруб.
Через двадцать дней мы были выведены в район второй оборонительной полосы армии. В двадцати — тридцати километрах от линии фронта части бригады с большим напряжением строили оборонительные сооружения: траншеи и дзоты. Все это тщательно маскировалось под фон окружающей местности. Работали с раннего утра и до позднего вечера.
— Люди воюют, а мы тут землю роем, — недовольным тоном сказал мне однажды Мазуров, когда мы сидели с ним около только что выстроенного дзота. — Немцы на юге опять перевес взяли. Крым захватили, к Волге подошли, к Северному Кавказу рвутся. А мы цветочки нюхаем, как на курорте. — Комиссар сердито дунул на одуванчик. — Теплынь, птички поют. Скоро грибы собирать начнем…
Я только вздохнул в ответ. Положение на юге очень тревожило нас всех. Сводки Совинформбюро были по меньшей мере неутешительными. А здесь, на фронте 7-й отдельной армии, в это горячее военное лето царило затишье. Обе воюющие стороны затаились, не проявляли активности. Настроение наших бойцов нельзя было назвать хорошим. Моряки все чаще высказывали недовольство тем, что оказались на заднем плане войны.
— Вернемся домой, и рассказать нечего будет. В обороне всю войну просидели, — пожаловался мне как-то лейтенант Ярош, выражая мнение многих.
— Придет время, и нам важную задачу поставят, — ответил я. — Войне еще конца не видно.
— Эх, скорей бы!
В дивизион приезжал вновь назначенный командир бригады полковник И. Н. Бураковский. Он следил за темпами строительства и внутренним порядком в частях. Невысокого роста, худощавый, на вид лет сорока, Бураковский сразу же произвел на всех хорошее впечатление своими лаконичными, деловыми указаниями и советами. В нем чувствовался человек сильной воли, хорошо знающий свое дело.
Чаще всех бывал у нас полковник Данин. Строительство укреплений его не интересовало. Он беспокоился о другом.
— Жми, Морозов, на боевую подготовку, пока время есть, — советовал мне полковник. — Следи, чтобы наводчики каждый день тренировались в стрельбе прямой наводкой. Командиров батарей, взводных учи.
Всеми правдами и неправдами мы ежесуточно выкраивали несколько часов для тренировок основных специалистов — командиров орудий, наводчиков и их заместителей. Благодаря этим систематическим тренировкам дивизион занял первое место по стрельбе на армейских соревнованиях.
Удачно стреляли артиллеристы и других дивизионов нашей бригады. Приказом по армии командованию бригады была объявлена благодарность за хорошую подготовку артиллерии.
В середине лета ушел от нас батальонный комиссар Мазуров, переведенный с повышением. Жалко было расставаться с ним. Василий Дмитриевич умел требовать, но умел и заботиться о людях. Как отца родного, любили его в дивизионе.
Вместо Мазурова к нам назначили батальонного комиссара Дмитрия Ильича Жука. Это был моложавый еще человек с густыми, зачесанными назад черными волосами. Лицо упрямое, в глазах — лукавые искорки.
«Сработаемся ли мы с ним?» — думал я, глядя на нового комиссара.
Они сделали все, что смогли
В то время, когда бригада строила оборонительные сооружения, южнее Ладожского озера готовилась и проводилась Мгинско-Синявинская операция, имевшая цель прорвать блокаду Ленинграда. Мы внимательно следили за развитием событий на Волховском фронте — ведь он был нашим соседом.
В конце августа войска фронта прорвали оборону противника, продвинулись вперед на десять — двенадцать километров и завязали бои под Синявино и Мгой. Но вскоре наступление пошло на убыль. Противник подтягивал резервы, сильными контратаками стремился восстановить прежнее положение. Советские войска с трудом отражали эти попытки.