О праве войны и мира
Шрифт:
17 Эти три начала: исправление, удовлетворение и пример, приводит также Златоуст в толковании “На послание первое ап. Павла к коринфянам” (XI, 32).
18 Сенека (“О гневе”, кн. I, гл. V): “Подобно тому как мы обжигаем искривленные копейные древки, чтобы их выпрямить, и ущемляем их не с тем, чтобы разломить, но с тем, чтобы исправить, так и болью душевной и телесной мы исправляем души, испорченные великими пороками”. Он же (“О гневе”, кн. II, гл. 27): “Для этого были исправные должностные лица, родители и судьи, чье бичевание следует принимать так же, как действие ланцета или воздержание и прочее, что причиняет целебные страдания, ради пользы здоровью”.
19 Смотри Августин, “Руководство” (гл. LXXII).
20 Златоуст называет таких лиц “пораженными неизлечимым недугом”
“Имеются двоякого рода преступления: одни подают надежду на исправление и не исключают полного исправления преступника, другие же совершены неисправимыми преступниками; для лиц последнего рода законами установлена смерть как воздаяние за зло, не столько ради их собственного блага, сколько ради блага других”.
21 Даже у диких зверей наблюдается некое подобие этого: “Лев кидается, чтоб покарать прелюбодеяние” (Плиний, “Естественная история”, VIII, 16).
22 “Убийство искупается убийством”, - так у Плутарха Ромул заявляет по поводу убийства Тация лаурентинянами. Тот же Плутарх высказывается следующим образом о мантинеянах, испытавших жестокое обращение от жителей Ахайи: “Это дурное обращение имело в себе некую справедливость возмездия”. Велисарий у Прокопия (“Война с вандалами”) заявляет: “Естественна досада потерпевшего против причинившего насилие”.
23 Смотри его же слова против Симмаха.
24 Смотри у Иосифа Флавия (“Иудейские древности”, XIII, 1) о возмездии за смерть Иоанна. .,
25 Так же и Тит Ливии (кн. I): “… так как лаурентиняне поступали согласно праву народов”.
26 Тиндарей так рассуждает об Оресте в трагедии Еврипида “Орест”:
Ты мне велишь с ним спор вести о мудрости?
Хоть явно всем, что - зло, что есть добро,
Безумней кто же человека этого:
Не почитает он ни справедливости,
Не соблюдает и законов Греции.
Как только Агамемнон испустил свой дух,
Поверженный рукою дочери моей
(Поступок гнусный, чуждый оправдания),
Он должен был, согласно справедливости,
Изгнать из дома тотчас мать-преступницу.
Тогда б исполнил меру он в несчастии,
Соблюл закон и долг, и благочестие.
А ныне он подвергся той же участи;
Виновною признав ее заслуженно,
Он матереубийством запятнал себя.
Я, Менелай, задам один вопрос тебе:
Коли жена Ореста мужа умертвит,
Ее же сын родной убьет в отмщение,
А внук его подымет руку на отца, -
Где ж будет стольким бедствиям конец?
Эти последние слова, исполненные мудрости, дали материал для рассуждений философам и ораторам.
Максим Тирский в рассуждении о том, следует ли воздавать за обиды, говорит: “Ибо если потерпевший обиду станет мстить и превысит в этих целях зло, испытанное от обиды, как бы некоторым скачком, то за несправедливостью последует другая несправедливость; так как если, исходя из такого права, предоставить потерпевшему зло возможность мстить причинившему его, то вследствие этого опять от последнего право мщения обратится к первому, поскольку ведь обе стороны имеют равные права. А если так, то что же ты создал нам, Юпитер, за справедливость из разгоревшихся преступлений? До чего дойдет и где окончится это бедствие?”. Аристид в речи “О мире” заявляет: “Кто же из греков останется в живых, если по вине тех, кто уже погиб, оставшиеся в живых будут терпеть то же бедствие бесконечно?”. Тот же смысл имеется у Аристида во второй речи “О Левктрах”.
27 Не имеет ли он в виду умбров в Италии? Среди африканских племен у многих существовал тот же обычай, по свидетельству Льва Африканского (кн. II, гл. о тедесках, гл. о Тейуте и пр.).
28 Король Теодорих, стремясь вразумить своих готов, так говорит у Кассиодора (кн. III, 23): “Оставьте отвратительные и недопустимые обычаи - разрешайте споры лучше словами, чем оружием”. И еще (кн. III, 24): “Зачем вы прибегаете к поединкам? Для чего человеку дан язык, если он разрешает дела вооруженной рукой?”. У трахонитов на Востоке существует “всеобщий обычай всячески мстить за убийства родственников”.
29 “Полибий
30 Тот же Плутарх в жизнеописании Пелопида говорит: “Первый и, кажется, наиболее веский закон естественно назначает начальником того, кто может дать приют нуждающемуся в безопасности”. И в жизнеописании Филопомена сказано: “Он признал своими граждан, которые не выжидали ни издания закона, ни времени подачи голосов, но последовали за ним согласно естественному закону, по которому должно повелевать лучшему над худшими”. Сходное место имеется у него же в конце жизнеописания Тита Фпаминия. Автор произведений о причинах упадка искусства красноречия говорит (“Об ораторах”): “Не были лишены власти даже те, кто руководил народом и сенатом своими советами и влиянием”. Златоуст (“На послание второе к коринфянам”, VII, 13) пишет о Моисее; “Даже до того, как он вывел собственной рукой народ, он руководил им на самом деле. Так что весьма неразумно сказал ему еврей: “кто поставил тебя над нами государем и судией?”. Что скажешь на это? Ты видишь совершившееся и поднимаешь спор о названии; как если бы кто видел врача, искусно производящего операцию и оказывающего помощь больному члену тела, и стал бы ему говорить: “кто поставил тебя врачом, кто научил тебя рассекать тела?”. “Искусство, мой добрейший, и твой недуг”. Так, и Моисею дала власть его опытность; ибо и власть повелевать есть не только достоинство, но и искусство и даже высочайшее из всех искусств”. Тот же автор приводит одинаковый довод в толковании “На послание ап. Павла к ефесеям” (III, в конце): “Твое беззаконие, твоя дикость поставили меня государем и судией”.
31 Также о некоторых, живших позднее времен первобытных нравов, упоминает Динеарх и иные, которых в качестве свидетелей приводит Иероним в слове “Против Иовиниана”.
32 “Итак, подобно тому, как мы немедленно убиваем гадюку и скорпионов и других ядовитых животных, прежде чем те нас укусят или бросятся на нас, предупреждая возможное с их стороны зло, происходящее от свойственной им злобности, точно таким же образом следует наказывать людей, которые приобрели природу кроткую в силу разума, влекущего к общению, но которые благодаря своим привычкам перешли в состояние зверской дикости, находят полезным и приятным вредить возможно большему числу людей” (Филон, “Об особых законах”, кн. II). Клавдий Неаполитанский у Порфирия (“О воздержании от мяса животных”, кн. I) заявляет: “Никто, увидев змею, не воздержится от того, чтобы, если только возможно, не убить ее, дабы самому или другим избегнуть ее уксуса”. Смотри также, если есть досуг, последующее, несколько далее: “Змею и скорпиона, когда даже они на нас не нападают, мы убиваем, чтобы они не вредили другому; и такое же отмщение мы предоставляем человеческому роду”. Порфирий (кн. III) замечает: “Ведь подобно тому как, имея некоторое общение со злыми людьми, которые своим умом и злобностью гонимы, будто сильным ветром. и готовы вредить кому угодно, мы считаем правильным всех их наказывать; так точно не лишено также основания убивать и тех бессловесных животных, которые по своей природе неукротимы и склонны вредить и которых порывы их природы влекут на погибель каждого, кто им попадется на пути”. И это есть то, что мыслит Пифагор у Овидия (“Метаморфозы”, XV):
Мы признаем, что тела, нам грозящие смертью, Мы, не страшася греха, сами на смерть обрекаем.
33 Добавь место у Иосифа Флавия (XII. 8), толкование Моисея Маймонида “На XIII статей” и трактат “Руководитель сомневающихся” (кн. III, гл. XLI).
34 Смотри книгу I Маккавейскую (II, 24, 26).
35 И в его же книге “О приносящих жертвы”: “Такой человек должен быть наказан как общегосударственный враг, невзирая на какое бы то ни было родство с ним. Его замыслы должны быть сообщены всем друзьям благочестия; пусть они без промедления сбегутся отовсюду для предания смерти нечестивца, в твердой уверенности в святости намерения умертвить такого рода человека”. Имеется другое, не менее замечательное место приблизительно в конце книги “О монархии”.