О проблемах языка и мышления
Шрифт:
(К. Маркс. Критика философии государственного права Гегеля. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., I, 618. 1929 г. // 1, 328 – 329.)
Эта иеремиада [рассуждение «fullprieed» по поводу того, что только сверхурочное время, удлинение рабочего дня за пределы обычного времени создает неоплаченный труд и образует, следовательно, источник прибыли капиталиста. К. Маркс замечает при этом: «капиталисту неизвестно, что нормальная цена труда также предполагает известное количество неоплаченного труда». Ред.] интересна между прочим в том отношении, что она показывает, как в мозгу капиталиста отражается лишь внешняя видимость производственных отношений.
(К. Маркс.
Неверно, что Бог есть комплекс идей, будящих и организующих социальные чувства. Это – богдановский идеализм, затушевывающий материальное происхождение идей. Бог есть (исторически и житейски) прежде всего комплекс идей, порожденных тупой придавленностью человека и внешней природой и классовым гнетом, – идей, закрепляющих эту придавленность, усыпляющих классовую борьбу…
Одно дело – идея бога у дикаря зырянина и т.п. (полудикаря тоже), другое – у Струве и Ko. В обоих случаях эту идею поддерживает классовое господство (и эта идея поддерживает его). «Народное» понятие о «боженьке и божецком» есть «народная» тупость, забитость, темнота, совершенно такое же, как «народное представление» о царе, о лешем, о таскании жен за волосы.
(В.И. Ленин. Два письма А.М. Горькому. – Соч., XVII, 85 // 48, 231 – 233.)
Крестьянин своим экономическим положением в буржуазном обществе неизбежно поставлен так, что он либо идет за рабочим, либо за буржуазией. Середины нет. Он может колебаться, путаться, фантазировать, может порицать, ругать, он может проклинать «узких» представителей пролетариата, «узких» представителей буржуазии. Они-де представляют собой меньшинство, их можно проклинать, говорить громкие фразы о большинстве, о широком, всеобщем характере нашей трудовой демократии, о чистой демократии. Слов можно называть сколько угодно. Это будут слова, прикрывающие тот факт, что если крестьянин не идет за рабочим, то он идет за буржуазией. Середины нет и не может быть.
(В.И. Ленин. I Всероссийский съезд по внешкольному образованию. – Соч., XXIV, 302 – 303 // 38, 365.)
Какое же значение имеют народнические теории, отражающие более или менее точно взгляды крестьян на их борьбу за землю? Два «принципа» составляют сущность этих народнических теорий: «трудовое начало» и «уравнительность». Мелкобуржуазный характер этих принципов настолько ясен и так часто, так обстоятельно был доказываем в марксистской литературе, что об этом не зачем еще говорить здесь. Важно отметить эту черту «принципов», которую не оценили до сих пор по достоинству русские с.-д. В туманной форме эти принципы действительно выражают нечто реальное и прогрессивное в данный исторический момент: они выражают истребительную борьбу против крепостнических латифундий.
(В.И. Ленин. Аграрная программа с.-д. в первой русской революции. – Соч., XI, 346 // 16, 212.)
Народник воображает, что эта «уравнительность» устраняет буржуазность, тогда как на деле она выражает стремления наиболее радикальной буржуазии. А все, что есть в «уравнительности» сверх сего, есть идеологический дым, иллюзия мелкого буржуа.
Близорукое и неисторичное суждение некоторых русских марксистов о значении народнических теорий в русской буржуазной революции объясняется тем, что они не вдумались в значение защищаемой ими «конфискации» помещичьего землевладения. Стоит ясно представить себе экономическую основу такого переворота в данных условиях нашего землевладения – и мы поймем не только иллюзорность теорий народничества, но и ограниченную определенной исторической задачей правду борьбы, правду борьбы с крепостничеством, составляющую реальное содержание этих иллюзорных теорий.
(Там же, 347 – 348 // 16, 214.)
…марксисты должны знать, что сознание людей отстает в своем развитии от фактического их положения.
(И.В. Сталин. Итоги первой пятилетки, 35. Партиздат, 1933 г. // 13, 208.)
3. Язык и общественная среда
Человек есть в самом буквальном смысле zoon politikon, не только общественное животное, но животное, которое только в обществе и может объединиться. Производство обособленных личностей вне общества, – возможное, как редкое исключение, для цивилизованного человека, случайно заброшенного в необитаемую местность и динамически уже в себе самом носящего общественные силы, – такая же бессмыслица, как развитие языка без совместно живущих и друг с другом говорящих индивидов.
…Таким образом, если речь идет о производстве, то всегда о производстве на определенной ступени общественного развития – о производстве общественных индивидов. …Производство вообще это – абстракция, но абстракция, имеющая смысл, поскольку она действительно выдвигает общее, фиксирует его и тем избавляет нас от повторений. Однако это общее и сходное, выделенное путем сравнения, само является многократно расчлененным и содержит в себе различные определения. Одни относятся ко всем эпохам, другие – общи лишь некоторым. Одни определения являются общими для современной и для древнейшей эпохи. Без них совершенно невозможно мыслить себе производство; однако, хотя наиболее развитые языки имеют законы и определения, общие с наименее развитыми языками, но именно отличие их от этого всеобщего и общего и есть то, что образует их развитие.
(К. Маркс. К критике политической экономии, 16 – 17. 1932 г. // 12, 710 – 711.)
Люди сопоставляют продукты своего труда как стоимости не потому, что эти вещи являются для них лишь вещественными оболочками однородного человеческого труда. Наоборот. Приравнивая друг к другу в обмене разнородные продукты как стоимости, они тем самым приравнивают друг другу свои различные работы как человеческий труд вообще. Они не сознают этого, но они это делают. Таким образом у стоимости не написано на лбу, что она такое. Более того, стоимость превращает каждый продукт труда в таинственный общественный иероглиф. Впоследствии люди стараются разгадать смысл этого иероглифа, проникнуть в тайну своего собственного общественного продукта, потому что определение предметов потребления как стоимостей есть общественный продукт людей не в меньшей степени, чем, например, язык.
(К. Маркс. Капитал, I, 32. Изд. 8-е // 23, 84.)
«Если приходится вступать в соглашение и в словесное общение, то Я, разумеется, могу воспользоваться только человеческими средствами, которые находятся в Моем распоряжении, поскольку Я являюсь вместе с тем человеком» (т.е. экземпляром рода).
Таким образом, язык здесь рассматривается как продукт рода. Однако тем, что Санчо [Макс Штирнер] говорит по-немецки, а не по-французски, он обязан вовсе не роду, а обстоятельствам. Впрочем, в любом современном развитом языке первоначально самобытная речь возвысилась до национального языка отчасти благодаря историческому развитию языка из готового материала, как в романских и германских языках, отчасти благодаря скрещиванию и смешению наций, как в английском, отчасти благодаря концентрации диалектов в единый национальный язык, обусловленной экономической и политической концентрацией. Само собою разумеется, что в свое время индивиды целиком возьмут под свой контроль и этот продукт рода.