О, Путник!
Шрифт:
ПОЭТ резко поднял голову, отвёл назад выбившиеся из-под повязки кудри, криво усмехнулся.
— Давайте выпьем ещё…
— Сир…
— Ах, да, извините, Сир!
— Я смотрю, а на вас алкоголь действует вполне эффективно, как и на МАРКИЗУ.
— Какую МАРКИЗУ? — искренне удивился ПОЭТ.
— Сир, — сухо сказал я.
— Что? Ах, да… Сир.
— Вы что, сомневаетесь в моём статусе Великого Императора Трёх Островов!? А какого чёрта вы давали мне Присягу? А кто посвятил вас в Рыцари?
— Сир, и присягу я Вам действительно приносил, и в Рыцари Вы меня посвятили. Но…
— Что «но»!? — взвился я.
— «Но», оно и в Африке — «но», Сир…
— В каком смысле? — рассмеялся я.
— Понимаете, Сир, я не воспринял всё это всерьёз, — поморщился ПОЭТ.
— О, как! Ишь ты!
— Да, именно так…
— Сир…
— О, простите! Именно так, Ваше Величество, — снова поморщился ПОЭТ.
— Жаль, очень жаль и крайне обидно! А я был уверен, что вы передо мною предельно искренни!
— Сир, где-то я был искренен, где-то нет. Увы…
— Жаль…
Я опрокинул в себя рюмку Можжевеловки, меланхолично и неторопливо чем-то её закусил. Потом полюбовался небом и морем, с удовольствием вдохнул пряно-солёный аромат сумеречного бриза и решительно вытащил из ножен меч.
— Ну что же, придётся лишить вас нынешнего статуса, — пробормотал я с нотками искреннего сожаления в голосе. — Жаль, очень жаль… Тяжело терять соратников и преданных друзей. Это даже намного тяжелее, чем терять баб. Хотя, конечно, вопрос довольно спорный. Если баба горячо любима… — я глубоко задумался.
ПОЭТ смертельно побледнел. Я встряхнул головой, снова полюбовался сумрачными морем и небом.
— Ладно, как говорят в стране под названием Россия, — на нет и суда нет! Я вот думаю, каким способом вас казнить, — я криво ухмыльнулся, сильно и решительно постучал пальцами по столу. — Выбор за вами. Что предпочтёте? Мой славный меч, гильотина, расстрел или рея? Решайте…
— Э, э, э… Сир!
— Я останавливаю свой выбор на гильотине. Я всегда придерживался той точки зрения, что отрезание головы более эстетично, чем повешение.
— Сир, а лужа крови, а тело без самой важной его части?! Это же так ужасно! Это крайне не эстетично! — произнёс ПОЭТ дрожащим голосом. — И вообще, в настоящее время я воспринимаю посвящение в Рыцари Империи на полном серьёзе. Поверьте мне! Говорю, как на духу!
— О, как! Ишь, ты! Однако… Сударь, так у вас сейчас не имеется никаких сомнений в моём статусе? — лениво усмехнулся я.
— Никак нет, Ваше Величество! Никаких сомнений! — произнёс ПОЭТ, резво вскакивая со стула. — Империя превыше всего! Империя или смерть! Слава великому и непобедимому Императору, Могучему Покорителю Бесконечных Пространств!!!
— Ёрничаете? — ухмыльнулся я. — Ну, ну… Садитесь. Расслабьтесь. Ну, ну… Один ваш соратник недавно попытался высказать своё неуважение ко мне. Знаете, где он сейчас находится?
— Где, Сир? О ком это Вы?
— Как о ком? Вы ещё не в курсе? — усмехнулся я. — О вашем шефе, о доблестном ПРЕДСЕДАТЕЛЕ! О Первом, якобы, среди Равных!
— Боже мой, как же Вы до него добрались, Сир!? — снова вскочил крайне встревоженный ПОЭТ. — Это невозможно! Ах, ну да … До поры до времени было невозможно.
— Это он до меня добрался, а я с ним просто разобрался, — хохотнул я.
— Где он, Сир?
— Подтирает задницу Чёрной Дыры Квазаром, а может быть и наоборот в миллионе парсек от Земли и Глории! Все вы, в случае чего, там будете!!! — грохнул я кулаком по столу, вызвав на нём очень сильный беспорядок.
— Боже мой, Боже мой! — обхватил голову ПОЭТ. — Этого мы и боялись, — Вашей неадекватности!
— Так вы подтверждаете мою гениальную догадку о том, что вы являетесь Глорианином и членом Совета Тридцати?
— Да, Сир! Да, я Глорианин, член СОВЕТА БЕССМЕРТНЫХ планеты ГЛОРИЯ! Я Третий Советник.
Я налил в рюмки Можжевеловку, задумчиво посмотрел на неё.
— Сейчас бы Звизгуна. Устал пить эту гадость. Может быть, сгоняете быстро в славный трактир «Тихая прохлада», а?
— Да, Сир, Вы совершенно правы. Гадость, она и в Африке гадость… Вроде бы и прогоняют её через самогонный аппарат дважды, вроде бы можжевельник должен смягчать вкус, ан, нет, всё равно получается гадость. Загадка какая-то…
— Слушайте, а может быть именно можжевельник здесь лишний, а!? — я аж подскочил от гениального озарения. — Может быть, именно он придаёт напитку этот резковатый неприятный привкус, а?
— Возможно, возможно! — подскочил вслед за мной ПОЭТ. — Действительно, Сир! Следует прогнать искомое сырьё трижды, можжевельник туда не добавлять. Полученную жидкость предлагаю настоять на сборе каких-нибудь трав, смягчающих вкус напитка, а потом разбавить до сорока — сорока пяти градусов чистой ледниковой водой. И всё! Не надо больше никаких извращений!
— Боже мой, как же мы до этого не додумались раньше!? Идиоты! — я в отчаянии схватился за голову. — Давимся этой гадостью вот уже сколько времени! Ну, какие же мы идиоты, однако!
— Сир, Вы явно не идиот, а вот я конченный идиот.
— На основании чего вы делаете такой крайне печальный вывод, сударь? — поинтересовался я.
— Понятно, на основе чего, Ваше Величество, — скорбно произнёс ПОЭТ. — Как это Вы меня лихо разоблачили! Прошу Вас, поведайте мне, на чём я прокололся?
— Всё очень просто. Кукуруза…