О, счастливица!
Шрифт:
Они как раз припарковались на обочине грунтовой дороги к лесопитомнику, в нескольких милях от атомной станции Терки-Пойнт. Бод Геззер сидел на капоте «доджа», целясь из Пухловой штурмовой винтовки в муниципальный почтовый ящик, украденный ими на углу в Хомстеде. Это акт революционного протеста, заявил Бод, вроде Бостонского чаепития.
Ящик поставили перед фарами дальнего света. Бод и Пухл по очереди палили из «рюгера», пока не кончились патроны и «бадвайзер». Потом они прошерстили почту в надежде обнаружить в конвертах деньги или чеки на предъявителя, но ничего стоящего не нашли и завалились спать в кузове. Вскоре
О своей невероятной удаче они узнали некоторое время спустя, вернувшись в трейлер Пухла. Бод Геззер был в туалете, а Пухл лежал на раскладном диване перед телевизором. Хорошенькая блондинка-дикторша объявляла результаты вчерашней лотереи, Пухл небрежно записывал номера на обратной стороне своего последнего уведомления о лишении имущества по суду.
Через несколько секунд Бод услышал крики и вывалился из ванной со спущенными до колен джинсами и трусами. Пухл размахивал билетом, прыгая и вопя как ошпаренный.
– Я из-за тебя чуть в штаны не наложил, – поморщился Бодеан Геззер.
– Мы выиграли, чувак! Мы выиграли!
Бод рванулся за билетом, но Пухл держал его слишком высоко.
– Дай сюда! – потребовал Бод, руками загребая воздух и весьма нелепо болтая гениталиями. – Ты уверен?
– Я их записал, Бод. Да, я уверен.
– О господи. О господи. Двадцать восемь миллионов долларов…
– Но тут вот что: в новостях сказали, что выиграли два билета.
Глаза Бода Геззера сощурились до узеньких щелочек.
– Это еще что за хрень?
– Выиграли два билета. Но при этом у нас все равно, чё там, четырнадцать лимонов на двоих. Представляешь?
Язык Бода, бугорчатый и пятнистый, как у жабы, облизывал уголки рта. Он будто собирался сплюнуть.
– У кого второй? У кого, блин, второй билет?
– По ящику не сказали.
– Как нам узнать?
– Иисусе, да мне насрать! – заявил Пухл. – Раз уж у нас четырнадцать лимонов, второй билет пусть будет хоть у Джесси, мать его, Джексона [2] !
2
Преподобный Джесси Луис Джексон (р. 1941) – чернокожий американский общественный деятель, проповедник, правозащитник и конгрессмен, придерживающийся прокоммунистических взглядов; баллотировался на пост президента США в 1984 и 1988 гг.
Щетинистые щеки Бода Геззера судорожно подергивались. Он ткнул пальцем в лотерейный билет:
– Должен быть способ выяснить, как по-твоему? Выяснить, кто эта хитрая жопа со вторым билетом. Должен быть способ.
– Зачем? – спросил Пухл, но ответ получил не сразу.
Воскресным утром Том Кроум отказался идти в церковь. Женщина, спавшая с ним этой ночью, – ее звали Кэти; рыжеватая блондинка, на плечах веснушки, – сказала, что они должны пойти и испросить прощения за то, что сделали.
– За что именно?
– Ты сам прекрасно знаешь.
Кроум накрыл лицо подушкой. Кэти продолжала говорить, натягивая колготки.
– Прости, Томми, – сказала она, – так уж я устроена. Пора бы знать.
– По-твоему, это плохо?
– Что?
Он выглянул
– По-твоему, мы сделали что-то плохое?
– Нет. Но Бог, возможно, с этим не согласен.
– То есть это такая предосторожность, этот поход в церковь?
Теперь Кэти стояла у зеркала, собирая волосы в пучок.
– Ты идешь или нет? Как я выгляжу?
– Девственно, – сказал Том.
Зазвонил телефон.
– Действенно? Нет, милый, это было ночью. Возьми трубку, пожалуйста.
Кэти надела туфли на высоких каблуках, переступая, словно аист, элегантными стройными ногами.
– Ты серьезно не пойдешь? В церковь, Том! Не могу поверить.
– Да, вот такой я дикарь и ублюдок.
Кроум поднял трубку.
Она ждала, скрестив руки, у двери в спальню.
Кроум прикрыл трубку рукой и сказал:
– Это Синклер.
– Утром в воскресенье?
– Боюсь, что да. – Кроум старался изобразить разочарование, но про себя думал: «Бог все-таки есть».
Должность Синклера в «Реджистере» называлась «помощник заместителя ответственного редактора по очеркам и разделу "Стиль"». Он уповал на то, что никто за пределами издательского бизнеса не понимает ничтожности подобного положения. В мелких газетах это одна из самых раздражающих и незаметных позиций. Синклер был счастливее некуда. Большинство его обозревателей и редакторов молоды, безгранично благодарны за то, что их наняли, и делали все, что Синклер велел.
Его главной проблемой – и одновременно лучшим автором – оказался Том Кроум. За плечами у Кроума были горячие политические новости, что сделало его до невозможности циничным и подозрительным к любым властям. Синклер опасался Кроума; до Синклера доходили слухи. К тому же Кроум в свои тридцать пять был старше на два года и располагал преимуществом возраста, а заодно и опыта. Синклер понимал, что уважения Кроума ему не видать ни за что, ни при каких обстоятельствах.
Синклер боялся – на самом деле для него как помзав-ответреда то был самый серьезный повод для беспокойства, – что Кроум в один прекрасный день унизит его перед служащими. Фигурально выражаясь, отрежет ему яйца на виду у Мэри или Жаклин или одного из клерков. Синклер чувствовал, что психологически не сможет пережить такую ситуацию, поэтому решил держать Кроума как можно дальше от редакции. В связи с этим Синклер тратил девяносто пять процентов скудного командировочного бюджета на задания, вынуждавшие Кроума отсутствовать в городе. Все складывалось: Тому вроде бы нравились командировки, а Синклер мог спокойно расслабиться в конторе.
Самой сложной из обязанностей Синклера была раздача заданий по идиотским поводам. Звонить Тому Кроуму домой – особое испытание: обычно Синклеру приходилось орать, перекрикивая громкую рок-музыку или женские голоса на заднем плане. Он мог лишь догадываться, как Кроум жил.
Синклер никогда раньше не звонил в воскресенье. Он извинился раз пятьсот.
– Ерунда, все нормально, – перебил Том Кроум.
Синклер приободрился:
– По-моему, это не может ждать.
Кроум даже не озаботился охладить его пыл. Насчет чего бы Синклер ни звонил, о сенсационной новости речи нет. Сенсационная лажа – вполне, но никак не новость. Он послал воздушный поцелуй Кэти, отправлявшейся в церковь, и помахал на прощание.