О собственности
Шрифт:
Мы уже видели, что единственной закономерной задачей политических учреждений является благо индивидуумов. Все то, что им не нужно, как национальное богатство, благосостояние и слава, приносит пользу только корыстным обманщикам, которые с самых ранних времен омрачали разум человечества для того, чтобы беспрепятственно погрузить его в унижение и бедствия.
Стремление расширить свою территорию, завоевать или держать в подчинении своих соседей, превзойти их в ремеслах или в военном деле основано на предрассудках и заблуждениях. Власть не составляет счастья. Спокойствие и мир желательнее, чем страх, внушаемый другим народам. Люди — братья. Мы объединяемся на определенной территории или в определенном климате, потому что такое объединение требуется для безопасности нашей внутренней жизни или для защиты себя от ничем не вызванного нападения со стороны общего врага. Но соперничество народов представляет продукт воображения. Если нашей целью служит обогащение, то ведь богатство может быть создано только торговлей; чем больше будет возможности
Чем лучше мы поймем свои собственные интересы, тем меньше мы будем склонны нарушать мир наших соседей. Тот же принцип применим и к ним. Поэтому нам надо желать, чтобы они были мудры. Но мудрость представляет плод равенства и независимости, а не оскорбления и угнетения. Если бы угнетение могло быть школой мудрости, то человечество достигло бы огромного совершенства, так как оно проходило эту школу в течение многих тысячелетий. Поэтому нам надо стремиться к тому, чтобы наши соседи были независимы. Мы должны желать, чтобы они были свободны; ведь войны возникают не из наклонностей народов, свободных от пристрастий, а из интриг правительств и из стремлений, внушаемых ими народам. Если сосед вторгнется на нашу территорию, то мы должны только стремиться к изгнанию его, а для этого нам нет надобности превосходить его в доблести, поскольку на нашей собственной земле он будет находиться в более трудных условиях, чем мы, не говоря уже о том, что весьма неправдоподобно предположение, будто какой–нибудь народ может подвергнуться нападению со стороны другого до тех пор, пока он соблюдает благоразумие, справедливость и умеренность.
Пока народы не доведены до состояния открытой вражды, их взаимная ревность представляет маловразумительную химеру. Я живу в определенном месте, потому что это место больше всего благоприятствует моему счастью или моей полезности. Я заинтересован в политической справедливости и в добродетели человеческого рода, потому что он состоит из людей, т. е. из существ, в высокой степени способных к справедливости и к добродетели; вероятно, я имею дополнительные основания интересоваться теми людьми, которые находятся под властью того же правительства, что и я сам, так как я лучше могу понять их стремления и более способен содействовать им. Но, конечно, у меня нет оснований причинять страдания другим народам, поскольку они сами не совершают определенных актов несправедливости. Цель здоровой политики и нравственности заключается в сближении людей, а не в разделении их, в сочетании их интересов, а не в противопоставлении их.
Общение между отдельными людьми никогда не может считаться слишком интенсивным или подлежащим ограничению; но человеческие общества не нуждаются в том, чтобы вступать во взаимные объяснения и согласования, кроме тех случаев, когда ошибки и насилия делают такие объяснения необходимыми. Это соображение позволяет сразу отбросить основные цели той таинственной и нечестной политики, которая до сих пор поглощает внимание правительств. Перед лицом этой истины должны исчезнуть офицеры армии и флота, послы и уполномоченные, целый ряд искусственных выдумок, созданных для того, чтобы держать в страхе другие народы, чтобы проникать в их тайны, противодействовать их махинациям, создавать союзы и контрсоюзы.
Расширению органов власти будет положен предел, а вместе с тем будет устранена Возможность угнетения подданных и нарушения их воли.
Одновременно полностью устраняется другое постыдное заблуждение политической науки, относящееся к вопросу о количестве территории из расчета на душу населения, о чем поочередно спорили философы и моралисты. Они рассуждали о том, кто более способен обеспечить население площадью, монархия или демократическое правительство. При будущем усовершенствовании человечество, как надо ожидать, будет иметь одинаковые по форме правительства в разных странах, потому что люди обладают одинаковыми способностями и имеют одни и те же потребности; отдельные правительства будут распространять свою власть на небольшую территорию, потому что люди хорошо знают интересы своих соседей и могут лучше к ним приспособиться. Нельзя представить себе никаких доводов, в пользу того, чтобы предпочесть обширную территорию более ограниченной, за исключением соображения внешней безопасности.
Каковы бы ни были отрицательные стороны отвлеченной идеи власти, все они крайне обостряются при территориальном расширении ее юрисдикции и, напротив, смягчаются при обратном явлении. Честолюбие, которое в первом случае становится страшнее чумы, не имеет возможности проявить себя во втором случае. Народные смятения подобны волнам моря, которые при широком пространстве могут вызывать самые страшные последствия, но оказываются кроткими и безвредными, когда они ограничены поверхностью маленького озера. Умеренность и справедливость являются очевидными свойствами ограниченного круга.
Конечно, можно возразить, «что таланты представляют порождение больших страстей и что среди спокойной посредственности незначительной республики силы интеллекта будут обречены на бездействие». Если бы это возражение было основательно, то оно нуждалось бы в самом серьезном рассмотрении. Но надо принять во внимание, что при выставленной здесь гипотезе все человечество составит в некотором роде одну великую республику, и поэтому перспективы людей, которые захотят благотворно воздействовать на все широкое общественное мнение, окажутся как нельзя более благоприятными. В течение того периода, когда новые условия будут создаваться, но еще не достигнут своего завершения, несправедливость, наблюдаемая у наших соседей, представит дополнительный стимул для наших усилий [62] .
62
Указанное возражение будет подробно обсуждено в восьмой книге настоящей работы.
Честолюбие и смуты составляют зло, возникающее как косвенный результат деятельности правительства; это зло является следствием привычек и внушается правительством, его материальным воздействием, простирающимся на множество людей. Имеются и другие беды, неотделимые от существования власти. Задача правительства заключается в подавлении насилия как внешнего, так и внутреннего. Это насилие могло бы разрушить или подвергнуть опасности благополучие общества или его членов; средство, к которому правительство прибегает, также заключается в насилии, но носящем более регулированный характер. Для этого возникает надобность в концентрации индивидуальной силы, и обычно такая концентрация достигается при помощи принуждения. Зло, создаваемое принуждением, было рассмотрено уже прежде [63] . Принуждение, применяемое в отношении преступников или лиц которым приписываются преступления, ни в коем случае не может обойтись без вредных последствий. Принуждение, применяемое большинством общества в отношении его меньшинства, которое расходится с ним в некоторых вопросах общественного блага, очевидно ведет к возбуждению еще большего разномыслия.
63
Кн. II, гл. VI.
Годвин ссылается на кн. II, гл. VI «О выполнении частными лицами обязанностей судьи», где настаивает на нецелесообразности наказания преступника, так как наказание представляет собою акт насилия одного человека над другим, менее сильным, что противоречит требованиям справедливости.
Оба эти явления проистекают из одного общего начала. Несомненно, что преступление представляет не что иное, как ошибку суждения, и потому не может быть оправдана попытка исправить его с помощью силы, кроме случаев крайней необходимости. Заблуждение меньшинства подходит как раз к только что описанному случаю, хотя его заблуждение может и не быть столь значительным. Тем более необходимость в принуждении редко может быть настоятельной. Если бы, например, мысль об отколе меньшинства была несколько более привычна мышлению людей, то редко отложение такого меньшинства могло бы вызвать сколько–нибудь сравнимые по вреду последствия с тем злом, которое создается преступным нарушением самых основных принципов общественной справедливости. Описанные явления подобны случаям оборонительной и наступательной войны. Применяя средства принуждения в отношении меньшинства, мы уступаем голосу подозрительности, нашептывающему нам, что враждебная сторона может впоследствии причинить нам в чем–то вред, так что мы стремимся предупредить такую возможность. Прибегая к принуждению в отношении преступника, мы как бы изгоняем врага, вступившего на нашу территорию и отказывающегося покинуть ее.
Правительство может ставить перед собой только две законные задачи, именно: устранение несправедливости, совершенной в отношении отдельных лиц внутри общества, и общая защита всех против вторжения извне. Первая из этих задач, сама по себе требующая постоянного нашего внимания, в достаточной степени разрешается объединением людей в таком масштабе, который позволил бы учредить жюри присяжных для рассмотрения случаев нарушения прав отдельных лиц, состоящих в общине, и для разрешения могущих возникнуть вопросов и споров, относящихся к собственности. Конечно, правонарушителю будет нетрудно ускользнуть за узкие пределы такого юрисдикционного округа; поэтому надо, чтобы соседние общины или юрисдикционные округа с самого начала управлялись Подобным же образом или во всяком случае были бы согласны, независимо от своей формы правления, сотрудничать с нами в деле изъятия или исправления преступника, навыки которого одинаково опасны как для нас, так и для них. Но для этой цели нет надобности в каком–нибудь специальном договоре и тем более в каком–либо общем органе власти. Одинаковые начала справедливости и взаимная заинтересованность сумеют лучше связать людей, чем подписи и печати. Между тем вскоре исчезнет всякая надобность в преследовании преступника с целью его наказания, если только вообще она имеется. Побуждения к совершению преступлений станут редки, случаи их появления будут немногочисленны и строгость при преследовании их излишней. Главной целью наказания является обуздание опасных членов общества; отказ от такого наказания будет возмещен общим наблюдением членов небольшой общины за поведением друг друга, причем порицание, выносимое людьми, будет отличаться своей серьезностью и здравым смыслом, с устранением всякой таинственности и случайности. Ни один человек, в случае обнаружения его порочности, не сможет проявить такую ограниченность, чтобы отказать в признании осуждающего его общего решения, основанного на здравом суждении. Оно заставит его утратить самоуверенность или, что еще лучше, убедит его. Человек будет вынужден силой, не менее отразимой, чем кнут и цепи, исправить свое поведение.