О собственности
Шрифт:
ПРИЛОЖЕНИЯ
I
ВЛИЯНИЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ УЧРЕЖДЕНИЙ, ПОЯСНЕННОЕ ПРИМЕРАМИ
Грабеж и мошенничество, два больших преступления, совершаемых в обществе, проистекают из: 1) крайней бедности, 2) тщеславия богатых, 3) их тирании. Эти преступления стали постоянными благодаря: 1) законодательству, 2) способу применения закона, 3) неравенству условий.
Влияние политических учреждений станет более очевидным, если мы изучим историю самых важных пороков, существующих в настоящее время в обществе, и если удастся доказать, что их устойчивость связана с политическим строем.
Два величайших злоупотребления, связанных с внутренней политикой народов, господствующих теперь в мире, заключаются, как мы считаем, в неправильном способе перехода собственности, как первоначально посредством насилия, так и вторично путем обмана. Если бы среди жителей какой–либо страны не существовало людей, желающих завладеть чужим имуществом, или если бы это желание не было так горячо и неугомонно, чтобы побуждать их к приобретению этого имущества способами, несовместимыми с порядком и справедливостью, то несомненно, что в этой стране преступления были бы известны только понаслышке. Если бы каждый
45
Золотой век — в греческой мифологии и поэзии — первая и наилучшая эпоха в истории человеческого рода, когда земля приносила в изобилии свои плоды, а люди жили якобы без забот и страданий. Представление о золотом веке часто связывалось с представлением об отсутствии власти и частной собственности.
Прежде всего надо заметить, что в самых культурных европейских государствах неравенство в распределении собственности достигло угрожающего размера. Большое число их жителей лишено почти всего того, что делает жизнь сносной или обеспеченной. Их величайшего трудолюбия едва ли достаточно для поддержания существования. Женщины и дети ложатся непереносимым бременем на труд мужчин, так что выражение «большая семья» стало в низшем слое общества равнозначно величайшей бедности и горю. Если к этому бремени прибавляется еще болезнь или какие–нибудь несчастные случаи, которые всегда возможны в деятельной и трудовой жизни, то нужда еще возрастает.
Существует представление, что в Англии меньше бедности и нужды, чем в большинстве европейских государств. В Англии налог для бедных [46] достигает суммы в два миллиона фунтов стерлингов в год. Было вычислено, что на каждые семь человек среди ее жителей один получает в какой–то период своей жизни помощь за счет этого фонда. Но это соотношение еще значительно возрастет, если мы учтем людей, которые из гордости или же духа независимости, или за отсутствием юридического адреса не получают такой помощи, хотя и испытывают равную нищету.
46
Налог для бедных входил как составная часть в целый комплекс английских узаконении и положений, представлявших так называемый «старый закон о бедных», подвергшийся пересмотру в 1834 г. Начало старому закону о бедных было положено в 1601 г. Налог для бедных взимался с членов приходских общин, для затрат на обучение ремеслам детей, родители которых не могли содержать их, для подыскания работы беднякам, способным к труду, и для денежной помощи тем, кто по возрасту или инвалидности не мот работать. Так как эти расходы при обострившихся социальных противоречиях не давали видимого результата, то в XVIII в. был принят ряд законодательных новелл — об учреждении знаменитых работных домов, о выплате пособий фермерам, бравшим к себе бедняков, и др. Расходы за счет налога достигли к 1718 г. почти 8 млн. фунтов стерлингов.
Я не придаю значения точности этого расчета; факт сам по себе достаточен для того, чтобы дать нам представление о размере нужды. Вытекающие из нее беды не могут быть оспорены. Постоянная борьба со злом, проистекающим из бедности, не давая часто никаких результатов, естественно, приводит многих страдальцев к отчаянию. Тягостное ощущение своего бедственного положения само по себе лишает их способности преодолевать зло. Преимущества богатых, немилосердно используемые ими, естественно, приводят к возмездию; бедного человека доводят до того, что он начинает считать теперешнее состояние общества состоянием войны, несправедливой системой, созданной не для защиты всех людей в их правах и для обеспечения за ними средств к существованию, а для расширения преимуществ, предоставляемых немногим благоприятствуемым лицам, в то время как всем остальным предназначена нужда, зависимость и горе.
Другим источником разрушительных страстей, нарушающих мирное существование общества, являются роскошь, пышность и великолепие, которые обычно сопровождают накопление колоссальных богатств. Человек способен бодро встречать значительные лишения, когда он разделяет их с остальным обществом и когда его не оскорбляет зрелище беспечности и достатка других людей, никоим образом не заслуживающих таких преимуществ в большей степени, чем он сам. Но тяжкие страдания людей еще возрастают, когда они вынуждены наблюдать чужие преимущества и, мучаясь от необходимости постоянно и тщетно стремиться к обеспечению себе и своим семьям самых жалких условий жизни, видят, как другие наслаждаются плодами чужого труда. При политическом устройстве, существующем в настоящее время, они неизменно несут это бремя. Существует обширный класс людей, которые, будучи богатыми, лишены как блестящих дарований, так и возвышенных достоинств; как бы высоко люди этого класса ни оценивали свое собственное воспитание, свойственную им деликатность, отличный лоск и изысканность своих манер, они все же втайне сознают, что не обладают никакими качествами, дающими им право на такие преимущества и основания для соблюдения дистанции между ними и низшими слоями, кроме пышности их экипажей, блеска обстановки и роскоши в их развлечениях. Бедного человека поражает такое показное богатство, он начинает остро ощущать свои невзгоды, ибо знает, как неутомимо он стремится получить свою небольшую долю в этом богатстве, и он приучается считать богатство счастьем. Бедняк не может поверить, что богатая одежда нередко прикрывает страдающее сердце.
Третий порок богатства, легко вызывающий недовольство бедных, заключается в дерзости богатых и в присвоении ими чужих прав. Если бы бедный человек проникся философским спокойствием, примирился во всех отношениях со своей судьбою, уверившись, что он не менее своего богатого соседа обладает всем необходимым для истинно достойного человеческого существования, то он стал бы считать все прочее не заслуживающим зависти. Кажется, что богатый не может удовлетвориться своими богатствами, если зрелище их не раздражает других; благородное чувство собственного достоинства, которое могло бы обделенному доставить спокойствие, становится средством раздражения его путем угнетения и несправедливостей. Во многих странах открыто признается, что справедливости можно добиться посредством протекции, поэтому человек высокого положения, имеющий блестящие связи, почти безошибочно выигрывает дело против человека, не имеющего протекции и друзей. В тех странах, где подобной постыдной практики не существует, правосудие часто становится предметом дорогостоящей купли, и человек с толстым кошельком, как это там общеизвестно, одерживает победу. Естественно, что, зная эти факты, богатые перестают опасаться нарушить права бедных в своих делах с ними и исполняются духа властного, диктаторского и тиранического. Однако такое косвенное угнетение перестает удовлетворять их деспотические склонности. Во всех подобных странах богатые прямо или косвенно оказываются обладателями законодательной власти в государстве; естественно, что они постепенно превращают угнетение, в систему и лишают бедных тех немногих, так сказать, природных прав, которыми иначе они продолжали бы пользоваться.
Взгляды отдельных людей, а, следовательно, и их желания, потому что желание — это не что иное, как взгляд, созревший для превращения в действие, всегда будут в значительной степени регулироваться взглядами всего общества. Но нравы, господствующие во многих странах, как будто бы точно рассчитаны для того, чтобы внушать убеждение, будто честность, порядочность, разумность и усердие являются ничем, а богатство — это все. Разве может человек, внешность которого свидетельствует о нужде, рассчитывать на хороший прием в обществе, особенно в обществе людей, диктующих свою волю остальным? Представим себе, что он почувствует необходимость в их содействии и доброжелательстве. Ему немедленно покажут, что никакие достоинства не могут возместить скромную внешность. Урок, внушаемый ему, гласит: иди домой, обогатись любым способом, приобрети предметы роскоши, считающиеся достойными уважения, и тогда ты можешь быть уверенным в дружеском приеме. В соответствии с этим, бедность в таких странах считается величайшим пороком. Ее стремятся избегнуть с рвением, не позволяющим совести быть слишком разборчивой. Ее скрывают как самый неоспоримый порок. В то время как один человек выбирает путь ничем не ограниченного накопления, другой предается расточительности, которая должна внушить обществу преувеличенное представление о его богатстве. Он спешит сделать реальной ту бедность, проявлений которой он так боится, и вместе со своим имуществом жертвует своей честностью, правдивостью и репутацией, хотя они–то и могли бы утешить его в обрушившейся на него напасти. Таковы причины, которые в разной степени при разных правительствах, существующих в мире, побуждают людей явно или тайно посягать на чужую собственность. Посмотрим, позволяет ли политический строй уменьшить их воздействие или способствует их усилению и притом насколько.
Все, что имеет тенденцию сокращать бедствия, связанные с бедностью, сокращает в то же время бессмысленные желания и огромное накопление богатств. К богатству не стремятся ради него самого и редко добиваются его ради чувственных удовольствии, им доставаемых. Его домогаются по той же причине, по которой обычно способные люди стремятся получить знания, умение и опытность, т. е. из любви к почету и из страха перед пренебрежением. Как мало людей ценило бы обладание богатством, если бы они были обречены пользоваться своими экипажами, дворцами и увеселениями в одиночестве, так что никакой чужой глаз не восхищался бы их великолепием и ни один жалкий наблюдатель не направил бы весь свой восторг на лесть собственнику. Если бы не считалось, что преклонение представляет исключительную привилегию богатства, а пренебрежение — неизменного спутника бедности, то стремление к выгодам перестало бы составлять всеобщую страсть. Посмотрим, каким образом политический строй способствует этой страсти.
Прежде всего, почти во всех странах законодательство явно потворствует богатым против бедных. Таковы законы, касающиеся охоты [47] ; они запрещают трудолюбивому селянину убивать животных, которые уничтожают все его расчеты на сбор будущих средств пропитания, и они же мешают ему снабдить себя пищей, помимо его воли появляющейся на его пути. Таков же дух последних законов о доходе во Франции [48] , которые в некоторых своих предписаниях ложатся всей своей тяжестью исключительно на людей скромных и трудовых и изымают из сферы своего воздействия тех, кто легче всего мог бы выдержать их бремя. Так же точно в настоящий момент в Англии поземельный налог [49] дает на полмиллиона меньше, чем век тому назад, в то время как налоги на потребление подверглись росту на тринадцать миллионов в год за тот же самый период. Это представляет собой попытку, независимо от того насколько она успешна, перенести налоговое бремя с богатого на бедного и в качестве таковой характеризует дух законодательства. Исходя из того же принципа, грабеж и другие преступления, которые богатая часть общества не испытывает искушений совершать, рассматриваются как тягчайшие и караются очень строго, подчас даже нечеловечно. Богатых поощряют в их объединениях, предназначенных для осуществления самых пристрастных и притеснительных законов. Право на монополии и патенты широко раздаются тем, кто может заплатить за них. В то же время с величайшей бдительностью предупреждаются объединения бедных с целью установления платы за труд, и они лишаются возможности осторожно и разумно выбирать поле деятельности. Во–вторых, судебная практика не менее несправедлива, чем принцип, положенный в основу законов.
47
Законы об охоте в Англии охраняют право охоты на зверей и дичь владельцев земельных угодий. Охота без их разрешения рассматривается судами как нарушение владения.
48
Постоянные войны, огромные расходы на двор, жестокая эксплуатация трудового народа привели, с одной стороны, к обнищанию французских трудящихся, с другой — к крайнему расстройству государственных финансов дореволюционной Франции и к огромному дефициту в государственном бюджете. В своих попытках разрешить проблему финансовой реорганизации революционные правительства Франции были ограничены, условиями борьбы с внутренней контрреволюцией и внешней интервенцией.
49
Поземельный налог в Англии взимался не с земельной площади, а с дохода, даваемого землей, что при упадке земледелия приводило к уменьшению налоговых поступлений.