О ВОСКРЕСЕНИИ ПЛОТИ
Шрифт:
В любом случае всякая плоть и кровь воскреснет в своем свойстве. Но те, кому назначено войти в Царство Божье, должны будут облечься силой нетления и бессмертия, без которой нельзя попасть в Царство Божье, — и прежде, чем смогут попасть туда. Значит, как мы сказали, правильно, что плоть и кровь сами по себе не способны достичь Царства Божьего. Поскольку это тленное, то есть плоть, должно быть поглощено нетлением, а это смертное, то есть кровь, — бессмертием (ср. 1 Кор. 15, 53–54) через изменение после воскресения, то по справедливости измененные и поглощенные плоть и кровь могут наследовать Царство Божье; а этого не может быть без их воскресения. Находятся и такие, которые под плотью и кровью хотят понимать иудейство (в связи с обрезанием), тоже отчужденное от Царства Божьего, ибо оно считается ветхим, и под этим именем апостол порицает его в других местах. После того, как ему открылся Сын Божий, дабы благовествовать Его язычникам, он не советовался с плотью и кровью (ср. Галат. 1, 16), то есть с обрезанием, с иудейством, как он писал Галатам.
51.
Но уже за всех ответят слова, которые мы сохранили для заключения, даже и за самого апостола, которого поистине следовало бы обличить в великой опрометчивости, если бы он (как хотят думать некоторые) столь внезапно, так сказать, не глядя, окончательно и безусловно удалил вообще всю плоть и кровь из Царства Божьего, и из самого небесного дворца. А ведь там теперь восседает Иисус одесную Отца, — человек, хоть и Бог, последний Адам, хоть и начальное Слово, плоть и кровь, хоть и чище нашей, — но Тот же и по субстанции, и по виду, каким вознесся (ср. Деян 1,11) Таким Он вновь придет, по словам ангелов, дабы Его смогли узнать те,
52.
А теперь посмотрим, в каком теле, по мнению апостола, возвратятся мертвые. И хорошо, что он сразу же взялся это показать, — словно кто-то просил об этом. Неразумный, — говорит он, — что ты сеешь, не оживет, если не у мрет (1 Кор. 15, 36). Уже из примера с семенем понятно, что оживает только такая плоть, которая умерла, и отсюда станут ясны следующие затем слова. Дальше он говорит: А что ты сеешь, это отнюдь не будущее тело (37) — и показывает, что не следует понимать это в противоречии со смыслом примера, думая, будто воскреснет иное тело, нежели посеянное в смерти. В противном случае ты не понял примера. Ибо, если посеяна и растворилась в земле пшеница, никогда не всходит ячмень, но всегда тот же самый род зерна той же природы, свойства и формы. Откуда же оно берется, если оно не то же самое? Ведь тление то же самое, ибо относится к нему. Но апостол и объясняет, что значит — сеется отнюдь не будущее тело, говоря: Но голое зерно, какое случится, пшеницы или какое другое. А Бог дает ему тело, как хочет (37–38). Конечно, речь идет о том зерне, которое, по его словам, сеется голым. — «Верно», — соглашаешься ты. — Значит, спасено то, чему Бог намерен дать тело. Но как оно может быть спасено, если нигде не находится и если воскреснет не то же самое? Если оно не воскреснет, то и не спасено. А если не спасено, то не может и получить тело от Бога. Но ведь очевидно, что оно спасено. Для чего тогда Бог даст ему тело по Своему желанию (если у него уже есть тело, нагое), как не для того, чтобы оно воскресло уже не нагим? Значит, тело получит нечто добавочное сверх этого. А то, к чему присоединяется добавка, не уничтожается, но увеличивается. То же, что увеличивается, сохраняется. Ведь сеется только зерно без шелухи, своей одежды, без колоса, своей основы, без ости, своей защиты, без стебля, своей гордости; а вырастает оно полным с лихвой, в тесном сообществе, в стройном расположении, защищенное своим убранством и вполне одетое. Все это для него-другое тело от Бога, в которое оно превращается не через уничтожение, а через увеличение. И каждому семени свое тело (15,38), но не свое, конечно, в том смысле, что не прежнее, ибо теперь ему принадлежит и данное Богом сверх того.
Итак, придерживайся примера, храни его для плоти, словно зеркало, и верь: принесет плод то же самое, что посеяно, оно само возвратится, — и обильнее, — и не будет другим, хотя явится по-другому. Ведь именно оно получит ту помощь и то убранство, какие Бог пожелает дать ему сообразно заслугам. Вне сомнения, именно это имел в виду апостол, говоря: Не всякая плоть такая же плоть (39); он отрицает не общность субстанции, но уравнение преимуществ, относя к телу различие по чести, а не по роду. Поэтому он добавляет еще иносказательные примеры животных и стихий. Одно есть плоть человека, то есть раба Божьего, действительно человека, другая — скота, то есть язычника, о котором и пророк говорит: уподобился человек скотам неразумным (Пс. 48, 21). Иная плоть птиц (1 Кор. 15, 39), то есть мучеников, которые стремятся к вышнему, иная-рыб, то есть тех, кому достаточно воды крещения46. Так же использует он и примеры с небесными телами. Иная слава солнца, — то есть Христа, иная — луны, — то есть церкви, иная — звезд, то есть семени Авраамова. И звезда от звезды разнится в славе, и есть тела небесные и тела земные (40–41), то есть иудеи и христиане. Но если это сказано не иносказательно, то, конечно, напрасно он сопоставлял плоть мулов и коршунов и тела небесных светил с человеческой плотью, ибо те несравнимы с ней по своим свойствам и не получают воскресения. Наконец, проведя путем этих сравнений различие в славе, а не в субстанции, он заключает: Так и при воскресении мертвых (42). Как же? И здесь различие не в чем ином, как только в славе. Поэтому, вновь приписывая воскресение той же самой субстанции и снова упоминая о зерне, он говорит: Сеется тленное, восстает нетленное, сеется в уничтожении, восстает в славе; сеется в слабости, восстает в силе; сеется тело душевное, восстает тело духовное (42–44). Несомненно, восстает именно то, что сеется, а сеется именно то, что истлевает в земле, а истлевает в земле именно плоть. Ибо ее поразило речение Господа: Земля есть и в землю пойдешь (Быт. 3, 19), — ибо из земли и была взята. Поэтому и апостол стал говорить «сеется», ибо она возвращается в землю, а земля есть лучшее хранилище семян, дабы складывать их туда и оттуда брать. Поэтому он удостоверяет, словно накладывая печать: Так написано (1 Кор. 15, 45), — дабы ты не счел, что сеется другое, а не то, о чем сказано: В землю идешь, откуда взята, — то есть не что иное, как плоть. Ибо так написано.
53.
Однако некоторые доказывают, что душа — это душевное тело, дабы удалить плоть от восстановления тела47. Но раз определенно и твердо установлено, что воскреснет именно то тело, которое было посеяно, то у них следует потребовать разъяснить существо дела. Или пусть они покажут, что сеется душа после смерти, душа мертвая, то есть брошенная в землю, разложившаяся и истлевшая. Но ничего подобного Бог не установил. А тогда пусть признают ее тление, уничижение и слабость, чтобы признать за ней же воскресение в нетлении, славе и силе. У Лазаря (это наилучший пример воскресения) плоть был немощная, почти сгнившая до отвратительности, да при этом зловонная от разложения, и все же Лазарь воскрес во плоти и притом с душой. Но душа его была нетленна, и никто не пеленал ее льняными лентами, никто не укладывал в гроб, тем более никто не ощущал зловония и четыре дня никто не видел, что она посеяна. Состояние Лазаря, его исход48 и ныне испытывает
Если Адам — первый человек, а плоть представляла собою человека до наделения его душой, то, несомненно, плоть и обрела душу. Но при этом она все же осталась телом, а потому стала телом душевным. Чем они могли бы называть плоть, если не тем, чем она стала благодаря душе, чем не была без души и чем не будет после ее исхода, пока не воскреснет? Вновь обретя душу, она вновь станет душевным телом, чтобы стать духовным. Ибо воскресает лишь то, что существовало. Итак, насколько плоти подобает называться душевным телом, настолько же это никак не подобает душе. Ведь плоть поначалу была простым телом, а уже затем-душевным, которым стала после одушевления. Душа же, хоть и является телом, но, скорее, не одушевленным, а одушевляющим. Она не может называться душевным телом и становиться тем, что она производит. Будучи привходящим свойством (ас-cidens) другого, она его и делает душевным. Но, не являясь таким свойством [относительно себя самой], как она сделает душевной саму себя? Значит, как простая прежде плоть, принимая душу, становится душевным телом, так после, облекаясь духом, становится духовной. Устанавливая этот порядок, апостол показывает его в Адаме и во Христе, как в примерах различия. И когда он называет Христа последним Адамом, ты можешь понять из этого выражения, что он стремится утвердить воскресение плоти, а не души. Ведь если и первый человек, Адам, был плотью, а не душой, но потом стал душой живою, то и последний Адам, Христос, назван Адамом потому лишь, что Он человек, а человек потому, что обладал плотью, но не потому, что имел душу. Соответственно он добавляет: Не духовное прежде, но душевное, а потом духовное (1 Кор. 15, 46), — как свидетельствуют оба Адама.
Тебе, быть может, кажется, что тело душевное и тело духовное различаются в одной и той же плоти, и это различие апостол приуготовил в обоих Адамах, то есть в обоих людях? Но по какой субстанции равны между собой Христос и Адам? Во всяком слу-чее, по плоти, но можно считать, что и по душе, — хотя человеком тот и другой называются сообразно плоти. Человек сначала был плотью. Относительно плоти поэтому и можно было установить порядок, дабы один считался первым, а другой последним человеком, то есть Адамом. Ибо различные вещи нельзя расположить в определенном порядке, если различие относится к субстанции. Это возможно, пожалуй, только при различии места, времени или обстоятельств. Здесь же «первый» и «последний» сказано о субстанции плоти, го есть первый человек — из земли, а второй — с неба; но хоть по духу Он и с неба, по плоти — все равно человек. Значит, порядок, объединяющий обоих Адамов, относится к плоти, а не к душе, ибо первый человек был сделан душой живою, а последний, в отличие от него, Духом животворящим (45). Этим и будет определяться различие их плоти, ибо о плоти сказано: Не духовное прежде, но душевное, а потом духовное. Тем самым, к плоти нужно от носит ь и сказанные выше слова о том, что сеется тело душевное, а воскресает тело духовное, ибо не духовное прежде, а душевное. Равным образом первый Адам сделан душой, последний Адам — Духом, но все это сказано о человеке, и все о плоти, раз о человеке. Что же нам еще сказать? Разве и ныне плоть не имеет Духа от веры? Остается спросить, почему сказано, что сеется тело душевное. Ясно, что и здесь плоть обрела Дух, но как залог, а душу получила не в залог, но полностью. Значит, как раз по имени этой более полной субстанции, в которой сеется, плоть и названа душевной, а будущая субстанция называется духовной благодаря полноте Духа, в котором она воскреснет. Что удивительного, если обычно она называется именем той субстанции, которой исполнена, нежели той, которой лишь окроплена?
54.
Весьма часто вопросы возникают из-за отдельных слов или их сочетания. Есть, например, у апостола такие слова: Чтобы смертное было поглощено жизнью (2 Кор. 5, 4). Речь идет о плоти, но поглощение поспешно принимают за ее уничтожение. Между тем. обычное дело сказать: мы поглощаем скорбь или печаль, — то есть скрываем, прячем, сдерживаем внутри нас. Ведь у апостола еще написано: Надлежит смертному сему облечься бессмертием (1 Кор. 15, 53), — и тем самым объяснено, как смертное поглощается жизнью: облеченное бессмертием, оно скрывается, прячется и сохраняется внутри, а вовсе не растворяется или устраняется. — «Но тогда, — говоришь ты, — и смерть сохранится, когда будет поглощена». — А здесь обрати внимание на смысл употребляемых слов, и ты поймешь смысл целого. Ведь смерть — это одно, а смертное — другое. Значит, смерть будет поглощена одним образом, а смертное- другим. Смерть не получает бессмертия, а смертное получает. Потому и написано: Надлежит смертному сему облечься бессмертием. Но как оно получает бессмертие? Когда поглощается жизнью. А как оно поглощается жизнью? Когда принимается ею, возвращается и заключается в нее. А смерть и впрямь поглощается до полного уничтожения, ибо и сама она действует так же: Смерть — говорит Писание, — поглотила силою своею, а потому пог гощена смерть в сражении (ср. Ис. 25, 8; 1 Кор. 15, 54). Смерть, где жало твое? Смерть, где твоя сила?(1 Кор. 15, 55). Значит, и жизнь, эта соперница смерти, в борьбе поглотит во спасение то, что прежде в борьбе смерть по-глотила на погибель.
55.
Хотя мы, отстаивая воскресение плоти, доказываем тем самым, что воскреснет та же самая плоть, о которой идет речь, однако некоторые вопросы и поводы к ним еще требуют особого разъяснения, несмотря на то, что отчасти они уже были разъяснены в других местах. Поэюму мы более подробно разберем значение и смысл изменения, ибо они часто дают повод к предположению, что воскресает другая плоть, как будто изменяться значит полностью погибать и лишаться прежнего достояния. Однако изменение нужно отличать от всего, что связано с гибелью. Изменение- это одно, а гибель-другое. Далее, если плоть так изменится, что совершенно погибнет, она уже не будет другой; изменившись, она погибнет, если сама не сохранится в изменении и не будет явлена при воскресении. И подобно тому, как она погибает, если не воскресает, точно так же она погибает, уничтожившись в изменении, если даже и воскресает. Точно так же ее не будет, если она не воскреснет. И сколь же нелепо ей воскресать для того, чтобы не существовать (ибо она могла просто не воскресать, чтобы не существовать), потому что небытие для нее уже началось. Не нужно смешивать совершенно различные вещи — различные в том числе и по своему действию — изменение и гибель. Одно изменяет, другое губит. И, стало быть, как погибшее не изменилось, так изменившееся не погибло. Ведь погибнуть — значит полностью перестать быть тем, чем было, а измениться-значит существовать иначе. Далее, если нечто существует иначе, оно еще может оставаться тем же самым. Значит, то, что не погибло, еще обладает бытием, ибо претерпело не гибель, а изменение.
Таким образом, всякая вещь может изменяться и тем не менее оставаться собою. Например, человек в веке сем существует целиком как одна субстанция, которая, однако, многообразно меняется: обликом, дородностью, здоровьем, положением, достоинством и возрастом, сообразно стремлениям, занятиям, умениям, способностям, местопребыванию, законам и обычаям. При этом человек не теряет ничего человеческого и не становится другим настолько, чтобы перестать быть тем же самым. Да он даже и другим не становится, просто с ним происходит другое. Об этом виде изменения свидетельствуют и божественные Писания (divina documenta). У Моисея изменяется рука, она становится бескровной, как мертвая, белой и холодной, но после возвращения теплоты и цвета вновь становится той же плотью и кровью. Затем изменяется и лицо его из-за невыносимого сияния49. Но тот, кого не было видно, все же оставался Моисеем. Так и Стефан достиг уже высоты ангельской, но не чужие колени преклонил он под градом камней50. Господь в уединении на горе даже одежды Свои изменил светом, но сохранил черты лица, которые узнал Петр51. Кроме того, Моисей и Илия, один в образе еще не полученной плоти, другой — в настоящей плоти, еще не умершей, показали, что тот же самый телесный облик сохраняется даже в славе. Наставленный этим примером, Павел тоже говорил: Он преобразит тело нашего уничижения сообразно телу Святой славы (Филипп. 3,21). Если ты утверждаешь, что преобразование и изменение означают уничтожение всякой субстанции, то, значит, и Саул, превратившись в другого человека (1 Цар. 10, 6), потерял свое тело? И сам сатана, когда преобразуется в ангела света (2 Кор. 11, 14), утрачивает свою природу? Не думаю. Значит, и с наступлением воскресения можно будет изменяться, превращаться, преображаться, сохраняя субстанцию.