О всех созданиях – больших и малых

Хэрриот Джеймс

Ну вот опять! Фермеры особой чувствительностью не отличаются, но мысль об ампутации всегда их пугает.

– Послушайте, мистер Бертуисл! – настаивал я. – Поймите же: она сразу почувствует облегчение. Будет опираться на здоровую часть, а тут все заживет.

– Я уже сказал, что нет, мистер Хэрриот. И опять то же скажу. Вы сделали, что могли, и большое вам спасибо, только ногу ей отпиливать я не позволю, и все тут.– Он повернулся и вышел из коровника.

Я беспомощно смотрел ему вслед. В подобных случаях я терпеть не могу уговаривать фермеров по одной простой причине: если операция окажется неудачной,

вся вина ляжет на меня. Но тут я был совершенно твердо убежден, что какой-то час работы полностью вернет здоровье этой прекрасной корове, и не мог смириться с ее напрасной гибелью.

Я бросился за мистером Бертуислом, который уже подходил к дому, чтобы позвонить Мэллоку. Совсем запыхавшись, я перехватил его в дверях.

– Мистер Бертуисл, выслушайте меня. Я ведь не собираюсь отпиливать ей ногу. Просто уберу одно копытце.

– Так это же половина ноги, разве нет? – Он уставился на свои сапоги. – Мне такое не по нутру.

– Да она же ничего не почувствует! – умоляюще сказал я – Дам ей общий наркоз. И почти наверное все пройдет как нельзя лучше.

– Мистер Хэрриот, ну не по душе мне это. Даже подумать противно. А если и выздоровеет, то все равно калекой останется. Каково будет на нее смотреть!

– Да ничего подобного! Тут вырастет роговая шишка, и вы ничего даже не заметите; хотите на спор?

Он искоса посмотрел на меня, явно начиная сдаваться.

– Мистер Бертуисл! – атаковал я его. – И месяца не пройдет, как Нелли нагуляет жиру и будет опять давать по пять галлонов в день.

Разумеется, все это было достаточно глупо и ветеринару не к лицу бросаться такими обещаниями, но мной овладело какое-то безумие. Я просто не мог стерпеть, чтобы эту корову пустили на мясо для собак, когда мне почти наверное удалось бы ее вылечить. И еще одно: пусть по-детски, но я уже смаковал удовольствие, которое получу, разом облегчив мучения коровы и чудодейственно ее исцелив. Оперируя крупный рогатый скот, редко приходится рассчитывать на подобные эффекты, но удаление фаланги пальца представляет одно из приятных исключений.

По-видимому, моя настойчивость подействовала на фермера. Он пристально посмотрел на меня, пожал плечами и спросил:

– А когда вы думаете это сделать?

– Завтра.

– Ну ладно. А помощников вам много понадобится?

– Никого, кроме вас с Леном. Так завтра в десять.

На следующий день, чувствуя, как солнце припекает мне спину, я разложил свои инструменты на лужке возле дома. Такова была моя обычная операционная для крупных животных в те годы: зеленая травка, серые каменные службы на переднем плане, а дальше – мирные громады холмов, в безмятежном равнодушии поднимающихся к белым клочьям облаков.

На то, чтобы привести туда Нелли, потребовалось много времени, хотя коровник был совсем рядом, и, когда я увидел, как костлявое пугало, держа на весу больную ногу, с трудом ковыляет ко мне, мои вчерашние страстные доводы показались мне нелепыми.

– Отлично, – сказал я. – Остановитесь вот тут. Очень удобное место.

Я уже поставил там поднос с пилой, хлороформом, бинтами, ватой и йодоформом. Захватил я и длинную веревку, с помощью которой мы валили скот на землю, но у меня было предчувствие, что для Нелли она не понадобится. И я не ошибся. Едва я надел намордник

и налил хлороформа на губку, как большая белая корова словно даже с удовольствием опустилась на прохладную траву.

– В среду вечером "Кестрелс" себя показали! – Лен радостно ухмыльнулся. – Джонни Надд, правда, ни одного гола не забил, но зато Лен Боттомли…

– Может, зря мы все это затеяли, – бормотал мистер Бертуисл. – Она еле дошла сюда, так чем время понапрасну терять…

– …такие два мяча сделал, что просто ахнешь! – Лицо Лена просияло при одном воспоминании. – Два таких игрока в одной команде…

– Приподнимите больную ногу, Лен, – скомандовал я, заглушив их обоих. – Положите на этот чурбак и крепко держите. А вы, мистер Бертуисл, придерживайте голову. В случае чего, добавим ей хлороформа, хотя вряд ли это понадобится.

Коровы хорошо переносят хлороформ, но мне не нравится долго держать их под наркозом, потому что может начаться срыгивание. Надо было торопиться.

Я быстро наложил повязку над копытом и туго ее затянул, чтобы она послужила жгутом, затем взял с подноса пилу. В руководствах полно сложных рекомендаций, как ампутировать фаланги пальцев: тут и дугообразные разрезы, и отгибание кожи для полного обнажения суставной капсулы, и прочее, и прочее. Но я сотни раз благополучно ампутировал копытца несколькими четкими движениями под копытной каймой.

Глубоко вздохнув, я скомандовал:

– Крепче держите, Лен! – и приступил к операции. На минуту наступила полная тишина, нарушаемая только скрежетом металла по кости, – и вот уже пораженная фаланга лежит на траве, а из капилляров вокруг гладкой поверхности культи течет кровь. Кривыми ножницами я быстро удалил суставную капсулу с остатками копытцевой кости и показал фермеру.

– Поглядите-ка! Почти полностью изъедена! – Я тыкал пальцем в омертвевшую ткань в суставе и около него. – Видите, сколько тут всякой дряни! Не удивительно, что она так мучилась. – Я быстро выскоблил кость, засыпал поверхность йодоформом, аккуратно наложил толстый слой ваты и приготовился бинтовать.

Снимая обертку с бинта, я вдруг ощутил легкий укол совести: поглощенный операцией, я был довольно невежлив и оставил без внимания хвалы Лена по адресу его обожаемой команды. Но теперь можно его слегка и подразнить.

– А знаете. Лен, – начал я, – вот вы говорили насчет "Кестрелс" и даже не упомянули про тот матч, когда "Уиллертон" выиграл у них пять ноль. Как же так получилось?

Вместо ответа он вдруг изо всей мочи боднул меня в лоб. Силе удара мог бы позавидовать любой бык. Я опрокинулся навзничь на траву, в голове словно взорвался фейерверк, и все потемнело. Однако, теряя сознание, я еще успел удивиться.

Я сам люблю футбол, но у меня и в мыслях не было, что, отстаивая честь "Кестрелс", Лен способен прибегнуть к физическому насилию. Он всегда казался мне на редкость кротким и покладистым парнем.

Очнулся я, по-видимому, через секунду и мог бы еще долго пролежать на прохладной траве, но в висках отчаянно билась мысль, что операция не закончена. Я замигал и приподнялся на локте.

Нелли по-прежнему мирно спала на фоне зеленых холмов. Мистер Бертуисл, прижимая ладонями ее шею, с тревогой глядел на меня, а Лен лежал поперек коровьей туши в глубоком обмороке.