О всех созданиях - больших и малых
Шрифт:
— Я помню, он такой крупный, толстый мужчина.
— Да, парень он большой, и мне не хотелось бы получить от него в глаз. Соме превратил его жизнь в ад, и, когда Томми узнал о его увольнении, он навестил его, чтобы заплатить по долгам.
Моя жизнь у Фарнона теперь вошла в удобную и привычную колею. Поначалу я не понимал, как в наши дела впишется Тристан. Считался ли он у нас студентом-практикантом, проводил ли каникулы, работал или что? Но вскоре стало ясно, что он работал в качестве доверенного помощника, который отпускал лекарства, мыл машины, отвечал на телефонные звонки, а в чрезвычайных случаях отправлялся по вызовам.
По крайней мере, так считал Зигфрид, в репертуаре которого было много разнообразных уловок, чтобы заставить Тристана постоянно работать. Он любил неожиданно возвращаться или врываться в комнату в надежде, что застанет брата без дела. Зигфриду даже не приходило в голову то обстоятельство, что каникулы уже закончились и Тристану давно пора возвращаться. В течение следующих месяцев я пришел к заключению, что Тристан, должно быть, так или иначе договорился с руководством колледжа о гибком расписании, поскольку для студента он слишком много времени проводил дома.
Сам он к своей роли относился иначе, чем его брат, и, живя в Дарроуби, огромную часть своего недюжинного интеллекта обращал на то, чтобы делать возможно меньше. По большей части Тристан просто спал в кресле. Когда мы уходили по вызовам, оставляя его готовить лекарства, он следовал одной неизменной процедуре: наполнял до половины двухсотграммовую бутыль водой, бросал в нее несколько граммов хлородина, немного ипекакуаны, затем затыкан ее пробкой и относил в гостиную к своему любимому креслу. Это было кресло, идеально подходившее для его целей, — старомодное, с высокой спинкой и валиками для головы.
Он доставал свою «Дейли миррор», закуривал сигарету и устраивался поудобнее, чтобы не мешать приходу сна. Если в дом врывался Зигфрид, Тристан хватал бутыль и начинал остервенело ее трясти, время от времени разглядывая содержимое. Затем он отправлялся в амбулаторию, доливал бутыль и клеил на нее этикетку.
Это была здравая работающая система, но в ней имелся один недостаток. Он никогда не мог знать, кто вошел в дом: Зигфрид или кто-то другой, и часто случалось так, что я заставал его лежащим в кресле с полусонными глазами и старательно трясущим бутылку.
Большинство вечеров он проводил в «Гуртовщиках», сидя на высоком стуле в тамошнем баре и беззаботно болтая с барменшей. По другим случаям он отправлялся на прогулку с одной из молодых фельдшериц местной больницы, которую он считал агентством по подбору ему женской компании. Как бы то ни было, он вел полнокровную жизнь.
Была половина одиннадцатого субботнего вечера, и я заканчивал список вызовов, когда зазвонил телефон. Я чертыхнулся, скрестил пальцы на удачу и снял трубку.
— Здравствуйте, это Хэрриот.
— А, это вы, — прорычал в трубке голос с сильным йоркширским акцентом, — но мне нужен Фарнон.
— Извините, мистера Фарнона нет дома. Могу ли я чем-нибудь помочь?
— Может быть, и можете, хотя я предпочел бы вашего босса. Это Симз из Бил Клоуза.
(О, нет, пожалуйста, только не Бил Клоуз в субботу вечером. Неисчислимые километры по холмам и по ухабистому проселку.)
— Да, мистер Симз, что случилось?
— Я расскажу вам, в чем дело. У меня здесь есть великолепная казовая лошадь. Целых семнадцать ладоней в холке. Она сильно порезала заднюю ногу, сразу над коленом. Я хочу, чтобы вы немедленно зашили рану.
(Как славно! Над коленом! Что за милое место для зашивания раны у лошади. Если она не исключительно спокойная, операция обещает стать замечательным развлечением.)
— Как велика рана, мистер Симз?
— Да добрых сантиметров тридцать, и кровь хлещет как черт. А лошадь-то вертлявая как угорь. Может копытом выбить глаз мухе. Я никак не могу к ней подойти. Лезет на стенку, когда увидит кого. Кстати, пару дней назад я водил ее к ковалю, так мужик перепугался до смерти. Потрясающе хорошая лошадь.
(Черт побери тебя, мистер Симз, вместе с Бил Клоузом и «потрясающе хорошей лошадью»!)
— Я немедленно выезжаю. Попытайтесь найти нескольких помощников на тот случай, если придется заваливать ее.
— Завалить? Ее? Эту лошадь невозможно завалить. Сначала она убьет того, кто попытается. Да и нет у меня здесь никого, так что вам придется справляться самому. Я знаю, мистеру Фарнону не понадобилось бы много людей, чтобы помочь ей.
(Как мило! Это надо будет записать в дневник.)
— Очень хорошо, я выезжаю, мистер Симз.
— Да, совсем забыл. Дорогу ко мне размыло вчерашним наводнением. Последнюю пару километров надо будет пройти пешком. Так что выезжайте и не заставляйте меня ждать всю ночь.
(Ну, это уже чересчур!)
— Послушайте, мистер Симз, мне не нравится ваш тон. Я сказал, что выезжаю немедленно и доберусь до вас так быстро, как смогу.
— Ах, вам не нравится мой тон, да? А мне не нравятся молодые студентишки, когда они практикуются на моей замечательной скотине, и я не потерплю вашей наглости. Вы не разбираетесь в этом деле.
(Все, с меня хватит!)
— Послушайте меня, Симз. Если бы не лошадь, я бы вообще остался на месте. Что вы себе воображаете, а? Если вы еще попытаетесь разговаривать со мной так...
— Ну, ну, Джим, держи себя в руках. Спокойнее, старина. Пупок развяжется, если ты будешь продолжать в таком духе.
— Какого черта..?
— Ай, ай, Джим, успокойся! Ну и характер же у тебя. Тебе надо следить за собой.
— Тристан! Откуда, черт возьми, ты говоришь?
— Из будки рядом с «Гуртовщиками». Во мне два литра пива, и они озоруют. Вот я и решил позвонить тебе.