О всех созданиях - больших и малых
Шрифт:
Я поморщился. Это была первая режущая слух нота, и она царапнула меня где-то внутри.
— Я думаю, что вполне смогу справиться с этим, — надменно сказал Тристан.
— Хорошо. Тогда идем спать.
Однако на следующий день было очень заметно, что порученные задачи пришлись Тристану впору. Он расположился за столом, пачками принимал чеки и все время говорил. Однако это была не пустая болтовня, к каждому посетителю у него был индивидуальный подход.
С последовательным методистом он говорил о погоде, ценах на скот и деятельности местных властей. Для развязного типа
Я был потрясен хихиканьем, которое доносилось из-за закрытой двери. Я был рад, что у парня получается. На этот раз все шло хорошо.
За обедом Тристан был весьма доволен собой, а когда мы сели пить чай, он уже торжествовал. Зигфрид тоже был доволен дневными поступлениями, о которых брат его проинформировал, показывая колонку аккуратно выписанных цифр с естественным «итого» внизу. «Благодарю тебя, Тристан, ты — молодец». Все было замечательно.
В конце дня я вышел во двор, чтобы выбросить в мусор пустые бутылки из багажника. День был нелегким, и у меня скопилось необычно много пустой тары.
И тут из сада ко мне подбежал запыхавшийся Тристан.
— Джим, я потерял регистрационную книгу.
— Опять морочишь мне голову своими шуточками, — сказал я. — Почему бы тебе не передохнуть от постоянной демонстрации своего чувства юмора?
Я засмеялся и разбил бутылку из-под линимента об остальные.
Он подергал меня за рукав.
— Я не шучу, Джим, поверь мне. Я действительно потерял эту чертову книгу.
На этот раз хладнокровие оставило Тристана. Его глаза были широко раскрыты, а лицо — бледно.
— Да куда она может деться, — сказал я. — Обязательно найдется.
— Она не найдется никогда! — Тристан, ломая руки, стал мерить двор шагами. — Ты знаешь, я два часа истратил на ее поиски. Я перерыл весь дом. Она исчезла, говорю тебе.
— Ну и что, оно и неважно. Ты ведь переписал все имена в главную книгу.
— В том-то и дело, что нет. Я собирался заняться этим сегодня вечером.
— Иными словами, все те фермеры, которые заплатили нам сегодня, получат в следующем месяце те же счета еще раз?
— Типа того. Я не помню их имен, за исключением двух или трех.
Я сел на край каменной поилки.
— Тогда пусть поможет тебе Бог. Эти йоркширские молодцы не любят расставаться со своими медяками и в первый раз, но если ты попросишь их сделать это снова — берегись.
И тут мне в голову пришла еще одна мысль, и я с оттенком жестокости спросил:
— А как насчет Зигфрида? Ты уже сказал ему?
Лицо Тристана исказила гримаса.
— Нет, его не было дома, он только что пришел. Пойду скажу ему.
Он распрямил плечи и ушел со двора.
Я решил не идти за ним в дом. Я не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы пережить сцену, которая должна была разыграться. Вместо этого я ушел в дальнюю аллею, которая мимо дома вывела меня на ярмарочную площадь,
Я сидел за пивом, когда там появился Тристан, который выглядел так, как будто из него выпустили пару литров крови.
— Ну и как? — спросил я.
— Да как обычно. Может быть, на этот раз чуть хуже. Но вот что я скажу тебе, Джим. Я не хотел бы, чтобы этот месяц кончился.
Регистрационная книга так и не нашлась, и месяцем позже все счета были выписаны снова на день открытия ярмарки.
В приемной в тот день было тихо, а мои вызовы я обошел еще до полудня. Я не зашел в дом, поскольку через окно приемной видел, как вдоль стен сидят фермеры: у каждого на лице читались одинаковая обида и желание отстоять свои права.
Я прокрался на ярмарочную площадь. Когда у меня было свободное время, я с удовольствием бродил меж прилавков, которые стояли по периметру древней площади. Тут продавались фрукты, рыба, подержанные вещи и одежда, торговали букинисты, короче, здесь было почти все, но прилавок с фарфором мне нравился больше всех. Его держал интеллигент-еврей из Лидса — толстый, потный, уверенный. У него было гипнотическое умение продавать. Я никогда не уставал наблюдать за ним. Он очаровывал меня. В тот день он был в своей лучшей форме, стоя в небольшом проходе между двумя горами посуды, а жены фермеров слушали его, открыв рты.
— Я не очень красив, — говорил он. — Я не очень умен, но, боже, как я умею говорить. Я могу кого угодно заговорить до смерти. Вот посмотрите-ка сюда. — Он поднял в воздух дешевую чашку и держал ее, нежно обхватив ручку между большим и указательным пальцем, изысканно оттопырив мизинец. — Красиво, не правда ли? Разве она не мила? — Затем он так же нежно поставил ее на ладонь и продемонстрировал присутствующим. — А теперь, дамы, я скажу вам, что вы можете купить такой же чайный сервиз у Коннери в Брэдфорде за три фунта пятнадцать шиллингов. Я не шучу и никого не дурачу, он там продается по этой цене. А какова моя цена, дамы? —
И тут он выудил старую трость с разбитой рукояткой. — Спрашиваете, какова моя цена за этот прекрасный чайный сервиз? — Он взял трость за нижний конец и ударил ручкой по пустой картонке из-под сервиза. — Даже не три фунта пятнадцать шиллингов. — Удар! — И не три. — Снова удар! — И не два. — Удар! — И не тридцать шиллингов! — Удар! — Ну же, ну же, кто даст мне фунт? — Ни единая душа не шелохнулась. — Ладно, ладно, вижу, что я сегодня найду покупателя. Хорошо, пусть будет семнадцать шиллингов и шесть пенсов за все.
Финальный сокрушительный удар — и дамы стали махать ему руками и раскрывать свои сумочки. Невысокий торговец вышел из глубины стойки и начал раздавать сервизы. Ритуал был соблюден, и все были счастливы.
Я стоял и ждал следующего номера этого виртуоза, когда увидел дюжую фигуру в клетчатой кепке, живо машущую мне рукой из толпы. Другую руку он спрятан за пазухой, и я знал, чего он хочет. Я не колебался ни секунды, а прокрался за лотками с корытами для свиней и проволочной сеткой, пройдя всего в нескольких метрах от другого фермера, который размахивал конвертом.