О всех созданиях - прекрасных и удивительных
Шрифт:
То же происходило и на других фермах. Его несколько раз слегка брыкнули, он оказался зажатым между двумя коровами и претерпел еще многие неприятности, неотъемлемые от нашей профессии, и каждый раз он устраивал такой же спектакль. И с каким успехом! Фермеры, все до единого, проникались к нему глубочайшим сочувствием, и более того: это создавало ему репутацию! Но я был только доволен. Произвести благоприятное впечатление на йоркширского фермера не так-то просто, и, если метод Тристана приносил хорошие плоды, протестовать я не собирался.
Но теперь, глядя на коровник, я невольно улыбнулся. Как-то трудно было представить себе сострадание на хмуром лице мистера Даусона, Мне пришлось кое-что претерпеть у него на ферме, но всякий раз он недвусмысленно показывал, что ему в высшей степени это безразлично.
Подчиняясь внезапному порыву, я подъехал к воротам и вошел в коровник. Тристан, голый по пояс, только что намылил руку и начал вводить ее в могучую рыжую корову, а фермер, не выпуская изо рта трубку, держал хвост. Мой молодой коллега приветственно мне улыбнулся, но мистер Даусон ограничился нетерпеливым кивком.
– Что у тебя тут, Трис?
– Обе ноги согнуты, - ответил он.– И до них добираться и добираться. Ты только погляди, какой у нее длинный таз!
Я прекрасно его понял. Такая неправильность в положении плода особых трудностей не обещала, но только не у длинных коров. Я прислонился к стене. Раз уж я тут, посмотрю, как он справится.
Он напрягся и ввел руку, как мог глубже, но тут бока коровы вздулись в мощной схватке. При любых обстоятельствах удовольствие это маленькое: рука беспомощно защемляется между теленком и тазовыми костями, а тебе остается только зубами скрипеть.
Тристан однако скрипом не удовлетворился.
– О-о! Ай! 0-о-х!– простонал он, а так как корова не расслабилась, перешел на всхлипывающие вздохи. Когда же давление спало, он несколько секунд не двигался, поникнув головой, словно пережитое истощило все его силы.
Фермер поднес трубку к губам, затянулся и продолжал смотреть на Тристана безразличным взглядом. За все годы нашего знакомства я ни разу не видел, чтобы эти суровые глаза и рубленое лицо отразили хоть какое-нибудь чувство. Мне даже казалось: рухни я перед ним мертвым, он и бровью не поведет.
Мой коллега продолжал свои усилия, корова, проникшись духом этой игры, всячески ему противилась. Некоторые животные стоят спокойно и покорно терпят любое копание в их внутренностях, но эта была не из таких. На каждое движение руки внутри себя она отвечала мощной потугой. Со мной это случалось сотни раз, и я почти физически ощущал, как сдавливается кисть, как немеют пальцы.
Тристан выражал свое отношение к происходящему серией душенадрывающих звуков. Репертуар его оказался на диво богатым, и он пробегал целую гамму от долгих протяжных стонов до резких взвизгиваний и почти рыданий.
Сначала мистер Даусон словно ничего не замечал - попыхивая трубкой, поглядывал иногда в открытую дверь коровника, почесывал жесткую щетину на давно не бритом подбородке. Однако мало-помалу его глаза начали все чаще обращаться на пытаемого перед ним мученика, а вскоре он уже ничего другого вокругне замечал.
Надо отдать ему справедливость - посмотреть на Тристана стоило, ибо его вокальные упражнения сопровождались теперь поразительнейшей мимикой. Он втягивал и надувал щеки, закатывал глаза, кривил губы - только что ушами не шевелил. И против всякого вероятия, мистер Даусон явно стал поддаваться. По мере того как стоны и гримасы становились все более экзотическими, фермером овладевала тревога, он сверлил Тристана испуганным взглядом, а его трубка все чаще судорожно вздрагивала. Подобно мне, он, несомненно, ожидал близкой и неминуемой катастрофы. Вот только какой?
Корова, видимо, решив пойти ва-банк, начала готовиться к заключительному усилию. Она расставила ноги пошире, утробно фыркнула и поднатужилась. Чем больше выгибалась ее спина, тем шире раскрывался рот Тристана в беззвучном протесте, а затем у него стали вырываться хриплые возгласы. Начинается, заключил я, его коронный номер. Растянутое всхлипывающее "а-а, а-а-а, а-а-а-ах!" повторялось снова и снова во все более высоком регистре, рождая в слушателях непереносимое напряжение. Я от ужаса конвульсивно скрючил пальцы в сапогах, а Тристан, с поразительной точностью выбрав нужное мгновение, изнемогающе взвизгнул.
Вот тут-то мистер Даусон и сломался. Трубка чуть не выпала у него изо рта, он машинально сунул ее в карман и подскочил к страдальцу.
– Как вы, молодой человек?– просипел он.
Мой коллега не ответил, но его лицо застыло в маске агонии.
Фермер сделал новую попытку:
– Чайком вас не попоить?
Тристан словно не услышал, но секунду спустя сомкнул веки и безмолвно кивнул.
Мистер Даусон стремглав выскочил из коровника и через минуты две вернулся с дымящейся кружкой. А потом... я даже головой помотал, чтобы отогнать бредовое видение. Как мне было верить своим глазам? Суровый фермер, нежно поддерживая заскорузлой ладонью поникшую голову молодого ветеринара, заботливо поил его из кружки чаем - глоточек, ну еще глоточек... Тристан, чья рука по-прежнему уходила в недра коровы, продолжал пребывать в полуобмороке, вызванном непереносимей болью, и беспомощно уступал его попечениям.
Вдруг рывком он извлек на свет ножку теленка, еле успел ухватиться за спину коровы и был вознагражден новым долгим глотком чая. Дальше все пошло много легче, и вскоре снаружи оказалась не только вторая нога, но и весь теленок.
Когда малыш закопошился на полу, Тристан рухнул рядом с ним на колени и протянул трепещущую руку к клоку сена, готовясь вытереть новорожденного.
Этого мистер Даусон допустить не мог.
– Джордж!– крикнул он работнику во дворе.– Поди-ка сюда, вытри теленка!– И умоляюще обернулся к Тристану.– Загляните в дом, молодой человек, выпейте рюмочку коньяка, а то вы совсем заморились.
Бред продолжался и на кухне: опять не веря собственным глазам, я следил, как мой коллега мало-помалу возвращает себе здоровье и силы при помощи порядочной рюмки трехзвездного французского "мартеля".
"Тебя вот никогда коньяком не отпаивают!" - прошипела захлестнувшая меня волной зависть, и я прикинул, не воспользоваться ли мне системой Тристана.
Но и по сей день никак не могу собраться с духом.
36
Почему-то ярлыки на спинах телят делали их еще более жалкими. Аукционные номера, приклеенные к мохнатым шкуркам, подчеркивали, что эти маленькие существа были беспомощным живым товаром.