О, я от призраков больна

Брэдли Алан

— Да, вот она. Однотомное издание «Ромео и Джульетты». Довольно потрепанное, но сойдет.

Она протянула его инспектору, но он отрицательно покачал головой.

— Дайте его, пожалуйста, мистеру Десмонду, — сказал он.

Ха! — подумала я. Отпечатки пальцев! Он одновременно возьмет отпечатки пальцев у Даффи и у Десмонда Дункана! Как хитро, инспектор!

Десмонд Дункан взял книгу у Даффи и пролистал ее в поисках нужной страницы.

— Довольно разборчивый шрифт, — заметил он, — и старомодная гарнитура.

Он выудил очки в роговой оправе из внутреннего кармана и театральным жестом водрузил их на свой знаменитый нос.

— Не то

чтобы я не был привычен к чтению подобных текстов, — продолжил он, возвращаясь к титульной странице. — Просто не ожидаешь встретить подобную вещь в такой глухомани. На самом деле, если бы я…

Знаменитость он там или нет, я высунулась у него из-за плеча, чтобы рассмотреть книгу, пока он изучал титульный лист.

Вот что я прочитала:

ОТЛИЧНАЯ

представляемая трагедия

о Ромео и Джульетте (так сказано)

так, как ее часто (под бурные аплодисменты)

публично ставил

достопочтенный Л. Ханфдон

и его слуги

ЛОНДОН

Отпечатано Джоном Дантером

1597

Наверху страницы красными чернилами по горизонтали и черными по вертикали была нарисована монограмма:

Я затаила дыхание, сразу же узнав ее. Переплетенные инициалы отца и Харриет их собственным почерком.

Кажется, время остановилось.

Я глянула на часы на каминной полке и увидела, что пятиминутное перемирие истекло. Несмотря на это, я обняла Даффи за плечи и быстро, резко прижала к себе.

— Боюсь, инспектор, — наконец промолвил Десмонд Дункан, — что именно это издание не годится для наших целей. Здесь немного другой текст по сравнению с тем, что я привык исполнять. Нам придется положиться на мою память.

И с этими словами он скромно убрал книгу в карман пиджака.

— Что ж, тогда, — сказал инспектор Хьюитт, как будто испытав облегчение от того, что неловкий момент миновал, — возможно, мы можем поработать с без сомнения идеальной памятью мистера Дункана. Позже мы сверимся с вашим повседневным экземпляром книги. Согласны?

Мы переглянулись и кивнули.

— Дафна, ты не возражаешь побыть нашим таймером? — поинтересовался инспектор, снимая наручные часы и протягивая ей.

Я думала, она сознание потеряет от важности. Без единого слова она взяла часы из его рук, забралась на кресло и уселась на спинку, вытянув руку с болтающимися в пальцах часами.

— Готовы? — спросил инспектор.

Даффи и Десмонд Дункан коротко кивнули, их лица посерьезнели, отражая готовность действовать.

— Начинаем, — скомандовал он.

И Десмонд Дункан заговорил:

Над шрамом шутит тот, кто не был ранен. Но тише! Что за свет блеснул в окне? О, там восток! Джульетта — это солнце. Встань, солнце ясное, убей луну — Завистницу: она и без того Совсем больна, бледна от огорченья, Что, ей служа, ты все ж ее прекрасней.

Слова изливались из этого золотого горла, казалось, спотыкаясь одно об другое от нетерпения, и при этом каждое из них было кристально ясным.

— О,

горе мне!

— внезапно простонала Даффи со своего насеста.

— Она сказала что-то,

— продолжил Ромео с выражением искреннего удивления на лице.

— О, говори, мой светозарный ангел,

— поощрил он ее.

Ты надо мной сияешь в мраке ночи, Как легкокрылый посланец небес…

Лицо Даффи внезапно засияло, как лица ангелов на картинах Ван Эйка, и Десмонд Дункан, как Ромео, словно перенесся в другое царство.

— Вот подперла рукой прекрасной щеку,

— продолжал Ромео, с жадностью глядя в ее глаза.

О, если бы я был ее перчаткой, Чтобы коснуться мне ее щеки!

Мне показалось или в комнате потеплело?

— Ромео, Ромео!

— прошептала Даффи новым охрипшим голосом.

— О зачем же ты Ромео?

Между ними что-то зародилось; что-то, возникшее из ничего; что-то, чего не было прежде.

Мир по краям начал размываться. Мои плечи сотрясла дрожь. Я видела и слышала магию.

Даффи тринадцать лет. Идеальная Джульетта.

И Ромео отозвался.

Я едва осмеливалась дышать, пока их нежности проливались, будто старый и знакомый мед. Это все равно что шпионить за парочкой сельских любовников.

Даффи знала все строки наизусть, как будто тысячу и одну ночь на сцене в Вест-Энде она произносила их перед восхищенной публикой. Неужели это прекрасное создание — моя мышка-сестрица?

— Прости, прости,

— наконец выдохнула она.

Прощанье в час разлуки Несет с собою столько сладкой муки, Что до утра могла б прощаться я.

И Ромео ответил:

Спокойный сон очам твоим, мир — сердцу. О, будь я сном и миром, чтобы тут Найти подобный сладостный приют.

— Время, — резко объявила Даффи, разрушив чары. Она поднесла часы поближе. — Десять минут тридцать восемь секунд. Неплохо.

Теперь Десмонд Дункан пристально ее рассматривал, не то чтобы открыто уставился, но был близок к тому. Он открыл рот, будто хотел что-то сказать, но в последний момент его рот решил произнести что-то другое:

— Вовсе не плохо, юная леди, — послышались слова. — На самом деле просто блестяще.

Даффи скользнула обратно на сиденье кресла и перекинула ноги через подлокотник. Вернулась к воображаемой отметине в «Холодном доме» и продолжила читать.

— Всех благодарю, — произнес инспектор Хьюитт, записывая время в блокнот. — Это все.