О завтрашнем дне не беспокойтесь
Шрифт:
Еще он запомнил странный момент… Неизвестно, есть ли это у реальных дельфинов, но он видел во сне дельфиньи похороны. Как то один дельфин из их стаи, когда они мигрировали, оторвался вперед слишком далеко. Они его не видели, но услышали его отчаянный крик о помощи. Прибыв на место, они обнаружили мертвого собрата, терзаемого двумя тигровыми акулами. Одну они отогнали, другую убили. Их собрат – дельфин по имени Цви-лай – выглядел ужасно. Вся задняя часть его тела была откушена, вокруг было полно крови, алой на синеве моря. Цви-лай медленно опускался вниз. И тут началось странное. Дельфины всей стаей, забыв про миграцию, стали кружить вокруг трупа, не подпуская никого, пока он опускался в морскую бездну.
II Где-то в пятом часу утра Павлов проснулся, услышав подозрительный шум, вроде хлопка пробки открываемой бутылки шампанского, но, не придав этому значения, снова заснул. В половине шестого утра он проснулся окончательно, услышав громкий голос проводника, предупреждавшего пассажиров о том, что через полчаса поезд прибудет в Брест и просил приготовиться к прохождению пограничного и таможенного контроля. Повернувшись– Кто это сделал?! Ермак?! Зачем?! Какая ему от этого выгода?! – лихорадочно размышлял Павлов, прекрасно осознавая, что у него на счету каждая минута: поезд вот-вот въедет в Брест, и он окажется в руках польской полиции.
Он быстро оделся в свой спортивный костюм, обул кроссовки, схватил свою куртку, в которой находились его документы и бумажник, и, выйдя из купе, быстрым шагом направился в сторону тамбура. Там он столкнулся лицом к лицу с паном Кшиштовом и, направив на него ПМ с глушителем (2), потребовал, чтобы тот немедленно открыл ему дверь вагона. Смертельно побледнев при виде оружия, пан Кшиштов открыл своим ключом дверь. Когда дверь распахнулась, Павлов без лишних церемоний вытолкнул проводника из вагона, а затем, осмотревшись, на полном ходу выскочил сам и кубарем покатился вниз по откосу, рискуя сломать себе шею. Ему крупно повезло. После того, как он избавился от паспорта на имя Семена Ивановича Горбункова и от пистолета Макарова с глушителем, ему удалось запрыгнуть на тормозную площадку хвостового крытого вагона грузового состава поезда, медленно отходящего от Бреста. Это был воинский эшелон, принадлежавший Западной группе войск, которая в 1990 году начала передислоцироваться из Восточной Германии вглубь территории СССР. На тормозной площадке находился оборудованный пост охраны, но, почему то, без часовых, о недавнем присутствии которых напоминали окурки, грязная плащ-палатка, рваные портянки, пустые консервные банки и бутылки из-под водки. Проехав около часа, воинский состав остановился неподалеку от какого-то полустанка, где Павлов благополучно пересел на электропоезд сообщением Брест – Барановичи. Так как билет он покупать не решился, то очень волновался, однако все обошлось: контролеры в полупустом вагоне не появились. Оказавшись на железнодорожном вокзале в Барановичах, он, справившись с расписанием, занял очередь в билетную кассу и купил билет на электропоезд сообщением Барановичи – Минск. Волнение не проходило, ибо он опасался, что, кроме контролеров, ему придется иметь дело с белорусской милицией, которая, наверняка, нагрянет с проверкой документов, получив соответствующее указание из Бреста. Однако и на этот раз волнения оказались напрасными. За час до полудня Павлов беспрепятственно доехал до Минска, который встретил его проливным дождем. Что делать дальше он не знал: то ли двигаться в Москву, взяв билет на прямой или проходящий поезд, то ли осесть в какой-нибудь среднерусской глубинке, где его никто не знает. Он несколько раз подходил к кабине междугородного телефона-автомата и занимал очередь, чтобы позвонить Цибикову и сообщить ему о смерти его сына Игоря, но, всякий раз, как только ему предоставлялась возможность сделать звонок, ноги у него подкашивались, а к горлу подступала тошнота. Он принял решение ехать в Москву. Все его документы: общегражданский паспорт, военный билет, дипломы об образовании и даже свидетельство о выписке из больницы имени В.И. Яковенко,– находились в его московской квартире. Билеты на поезда дальнего следования в то время можно было купить без предъявления документов, удостоверяющих личность. Павлов располагал 250-ю советскими рублями,– суммой, достаточной для оплаты дорожных расходов. Напомним читателю, что в СССР в 1990 году билет в купейный вагон любого скорого "фирменного" поезда стоил не более двадцати рублей, правда, в летний период их, зачастую, приходилось покупать с рук у спекулянтов. Потолкавшись в очередях у билетных касс, Павлов купил билет в спальный вагон на пассажирский поезд сообщением "Минск-Москва", отправляющийся в 15.30 московского времени. Согласно расписанию, поезд прибывал в Москву на следующий день в 6 часов утра. Павлова это вполне устраивало, так как он мог появиться в своей квартире незаметно для соседей, а затем, отдохнув, в спокойной обстановке, не торопясь, написать заявление в милицию и органы госбезопасности с изложением событий и обстоятельств его несостоявшейся поездки в Варшаву и гибели доктора Ситникова от руки неизвестного убийцы. Он нисколько не сомневался в том, что насильственная смерть его друга-доктора в вагоне международного поезда станет причиной крупного международного скандала и приведет к осложнению советско-американских отношений. До отправления пассажирского поезда "Минск-Москва" оставалось два с половиной часа, которые он употребил с пользой для себя: пообедал в привокзальном ресторане и сходил в парикмахерскую. Усаживаясь в кресло парикмахера, он с болью заметил в зеркале седые прядиволос, которые неожиданно появились на его висках. В этот момент до него дошло, что его, возможно, объявили в уголовный розыск по подозрению в совершении двойного убийства: доктора Ситника и проводника-поляка, которого он, не отдавая отчета в своих действиях, вытолкнул из вагона. От этого ему стало совсем не по себе, и сразу захотелось не в Москву, а куда-нибудь подальше, например, в Иркутск. В парикмахерской работало радио, и Павлов, невзначай, поинтересовался у молоденькой девушки, которая его стригла, не передавали ли в последних новостях про инцидент, произошедший сегодня утром в пограничном Бресте. Девушка-парикмахер, которую звали Лида, сказала, что с утра по радио в основном говорят о встрече министра иностранных дел СССР Эдуарда Шеварднадзе и госсекретаря США Бейкера, о землетрясении близ казахстанского озера Зайсан, да еще про Кувейт и Ирак, а про Брест она ничего такого не слышала. Оставив Лиде щедрые чаевые, Павлов отправился в зал ожидания, прикупив, по пути, в привокзальном буфете пять бутылок минского светлого пива и столько же бутербродов с красной рыбой. Дождь прекратился, и в зале ожидания, до этого набитого битком, стало гораздо просторнее. Павлов быстро нашел свободное место, и собрался было, сидя, немного помедитировать и сконцентрировать свою волю в железный кулак, как почувствовал затылком чей-то пристальный взгляд. Он немедленного обернулся, и увидел в трех метрах позади себя в проходе между кресельными секциями хрупкую женщину с короткой стрижкой, одетую в модную замшевую куртку и фирменные джинсы. Она находилась в окружении детей среднего школьного возраста в военной форме с рюкзаками и спортивными сумками. Женщина удивительно походила на бывшего Центуриона постоянного войска племени орландов Агату из рода Росомахи; или – на Галину Павловну Стручкову – добрую и наивную женщину, с которой он познакомился в далеком 1977 году в городе Смоленске, будучи в служебной командировке, и случайно встретил в Москве на Патриарших прудах в мае 1978 года. Женщина отвернулась, но затем, видно набравшись смелости, робко посмотрела ему прямо в глаза, как бы давая понять, что видит в нем знакомого человека, но боится обознаться и попасть в неловкую ситуацию. Павлов поднялся со своего кресла и повернулся к женщине так, чтобы она увидела его профиль. Женщина в ответ улыбнулась и, сказав что-то, стоящим вокруг нее детям, решительно направилась в его сторону.– Галина Павловна? Вы ли это? Какими судьбами?!– приветствовал Павлов свою старую знакомую
– Дима Павлов! Глазам своим не верю! – радостно воскликнула Галина Павловна, убедившись в том, что перед ней именно тот, кого она уже не чаяла когда-либо встретить.
– Каким ветром тебя сюда занесло?– спросила она после троекратного поцелуя.
– Возвращаюсь из Бреста. Сделал в Минске остановку и теперь еду в Москву,– объяснил он причину своего появления в зале ожидания железнодорожного вокзала столицы Белорусской ССР.
– А я со своими "кадетами" возвращаюсь в Смоленск после трехдневной экскурсии по местам боевой славы,– сообщила она и, неожиданно, предложила: Приглашаю тебя в гости! Серьезно…
– Ты все там же, в обкоме комсомола?– поинтересовался Павлов, вспомнив место ее работы, когда они виделись в последний раз.
– Сейчас я работаю методистом в Доме детского и юношеского творчества – бывшем Дворце пионеров. Вышла, понимаешь ли, из комсомольского возраста, а в партию не приняли,– ответила она с юмором.
Далее, выяснилось, что они едут в одном и том же поезде, но в разных вагонах: он – в пятом, она – в десятом. Как раз в это время дежурная по вокзалу начала объявлять о том, что их поезд через полчаса отправится от второй платформы с третьего пути. К Галине Павловне, стесняясь, подошел худенький паренек в возрасте 11-12 лет в лихо заломленной фуражке с красной звездой, взял ее за руку и, назвав мамой, попросил у нее 20 копеек на мороженое. Галина Павловна, сильно смутившись, достала из сумочки кошелек, нашла металлический рубль и отдала его мальчику, строго наказав бежать назад мухой, и не покупать никаких жвачек и пластмассовых игрушек.
– Твой сынок, стало быть?– спросил Павлов, когда мальчик в компании с двумя сверстниками побежал к появившейся в зале ожидания продавщице с лотком мороженого в хрустящих вафельных стаканчиках.
– Нет, приемышек, сиротка. Взяла его к себе за спасение души,– не то в шутку, не то всерьез сказала Галина Павловна, и ее глаза увлажнились.
Какое-то странное впечатление испытал Павлов от ответа Галины Павловны. Ему, вдруг, почудилось, что этот мальчишка – Он сам и есть. Абсолютно Он. Лицо – портрет его в детстве один к одному!
– Галина Павловна! Наш поезд объявили! Где Вера и Шура? Опии не опоздают? Мы успеем?– всполошившись, напомнили о себе подопечные Галины Павловны – четыре девочки с косичками и бантиками,– деталями прически, комично сочетавшимися с гимнастерками с закатанными рукавами и коротенькими юбочками цвета хаки.
– Галина Павловна, мы здесь!– констатировали факт своего прибытия две девушки студенческого возраста в одинаковых брючных тройках, нагруженные полиэтиленовыми пакетами и обувными коробками.
– Твои помощницы? – догадался Павлов.
– Они самые… Комсомолки, спортсменки, красавицы, шмодницы,– усмехнувшись, подтвердила Галина Павловна, и затем, извинившись, сказала ему, что ей надо всех своих подопечных в количестве двенадцати человек пересчитать и организованно повести на посадку. Он понимающе кивнул головой и направился к выходу на перрон. Подойдя к своему вагону, он решил немного постоять на свежем воздухе и понаблюдать со стороны, как ведут себя юные смоляне. Очень его заинтересовал худенький паренек, который напомнил ему самого себя, когда он перешел в шестой класс московской средней школы.
Затем его мысли переключились на Рико и Люка и детей Березки. Плохо им, наверное, без него? Он лично не представлял себе, как бы рос без отца, которым он страшно гордился; с мальчишками дрался смертным боем, если казалось, что кто-то плохо о нем отзывается.
За пять минут до отправления поезда Павлов занял свое место в соответствии с купленным билетом. В двухместном купе спального вагона с двумя мягкими диванами, обитыми красным велюром, он оказался единственным пассажиром. Молоденькая проводница по имени Алена принесла комплект постельных принадлежностей и предложила "чай, кофе, газетку" (хотя для утреннего кофе с газеткой было уже поздновато – 15:30). Усталость и волнение пересилили желание пофлиртовать. Он расстелил свежие, хорошо выглаженные, простыни на мягком диване, застелил их покрывалом и, не раздеваясь, прилег, подложив под голову шерстяной плед и плоскую, похожую на блин, подушку. Теперь можно было расслабиться и продумать дальнейшие действия.