О жандармах, императорах и изобразительном искусстве. Архивные заметки
Шрифт:
Достаточное количество занимают дела с общей делопроизводственной перепиской относительно въезда, выезда, пребывания в пределах империи иностранных граждан, положениях о паспортах подданных различных государств, правилах о надзоре, об учреждении различных комиссий по рассмотрению вопросов об иностранных поселенцах и т. п. Среди этой группы документов следует выделить дела об учреждении надзора за некоторыми лицами или сборе сведений о некоторых иностранных гражданах. Необходимо отметить, что III Отделение волновала не только «политическая неблагонадежность», но и различные частные дела – долговые, семейные, коммерческие и пр. Так, в 1843 г. приезд в Россию известного французского писателя Бальзака остался зарегистрированным лишь в алфавитном журнале, в то время как в июле 1848 г. на него завели наблюдательное дело в связи с вступлением в брак с «киевской помещицей Ганской» [44] .
44
ГА РФ. Ф. 109. 3 экспедиция. 1848 г. Д. 443.
Последнюю многочисленную группу материалов 3-ей экспедиции составляют дела о высылке иностранцев из Российской империи. Этой мере подлежали, в основном, «люди низших сословий за праздную жизнь и бродяжничество…тунеядцы и затейщики, ищущие пропитания от общественного легкомыслия», чиновники, священники и пр. за предосудительные поступки, развратные действия, уголовные преступления. С 50-х гг. XIX века увеличивается количество высланных за распространение запрещенных книг, «коммунистических и социальных» идей и прочего вольнодумства. Необходимо отметить, что дела этой категории нередко откладывались и в делопроизводстве 1-ой экспедиции. Ведавшая всеми вопросами «до высшей полиции относящимися», она была самой важной и секретной из всех экспедиций III Отделения. Здесь велись дела по наблюдению за государственными преступниками, тайными обществами, лицами, состоящими под надзором, чиновниками государственного аппарата, составлялись обзоры общественного мнения. В частности, здесь наблюдали за иностранцами – «возмутителями общественного спокойствия», которые вели предосудительные разговоры, распространяли об империи недоброжелательные слухи, а также за пребыванием в России высокопоставленных лиц иностранных государств.
Немаловажным
Ориентироваться в сложной системе делопроизводства и большом объеме материалов III Отделения позволяли «алфавиты» – своеобразные каталоги. Наиболее известен «Общий алфавит делам», в который заносились фамилии лиц, фигурирующих в документах всех пяти экспедиций III Отделения. Алфавит представляет собой двенадцать большеформатных книг размером 57 x 67 см, и хотя грешит некоторой неполнотой, так как до 1870 г. в него заносились лишь фамилии лиц, указанных на обложках дел, очень активно используется и в настоящее время. В экспедициях велись и другие разнообразные алфавиты, в том числе и алфавиты иностранцев. Они заполнялись как в самой 3-ей экспедиции, так и в справочном отделе. Помимо общих списков иностранцев по губерниям, хронологически доходящих до 1853 г., велись алфавиты о принятии в подданство и общие годовые алфавиты о въехавших в Петербург. Последние наиболее интересны, так как наряду с общими сведениями об иностранце, фиксировали его приметы, цель приезда в Россию и местожительство в Петербурге. Так, 3 ноября 1856 г. в алфавите III Отделения был отмечен «австрийский подданный, капельмейстер Иоганн Страус. Лет – 30, рост – средний, волосы – темно-русые, глаза – карие, лицо – овальное. Жительство – зала в Павловске» [45] . По существующим правилам въезда в Россию все прибывающие в Петербург должны были обязательно являться для регистрации в III Отделение, иногда они даже сами заполняли графы регистрационного журнала. К примеру, 17 июля 1858 г. в журнале оставил свою витиеватую подпись, приехавший «для своего удовольствия» Александр Дюма-отец [46] .
45
ГА РФ. Ф. 109. Оп. 227. Д. 45. Л. 121.
46
Там же. Д. 49. Л. 146.
Предварительный просмотр дел III Отделения о въезде, выезде, пребывании иностранных граждан в России позволяет сделать некоторые заключения, выводы и наблюдения. Каждый желающий приехать в Российскую империю первоначально являлся в наше посольство или консульство для получения соответствующего заграничного паспорта. Таковой документ выдавался лишь на основании соответствующих свидетельств или удостоверений, а также при наличии «одобрительного о себе отзыва». Посольства и миссии должны были собрать о просителе справки и «если обнаружится, что привержен он к партии пронырливой и вредной, отказать ему в паспорте» [47] . Списки лиц, получивших паспорта на въезд в Россию, отсылались в российский МИД. Паспорт предъявлялся на погранзаставе, где делалась в нем надпись о маршруте проезда. Затем иностранец являлся в первый на пути губернский город, где регистрировался в губернаторской канцелярии, отдавал свой заграничный паспорт и получал «билет для следования по империи». Паспорта вместе с ведомостями о прибывших губернаторы отсылали в III Отделение. В 1830-е гг. некоторые посольства, например, французское и австрийское, получили разрешение забирать паспорта своих подданных в посольства [48] . Губернаторы имели право отказать иностранцу в выдаче билета на дальнейшее следование по империи, если о последнем имелись какие-то неблаговидные сведения. О подобном инциденте обязательно ставилось в известность III Отделение. Так, в 1833 г. было отказано в проезде в Петербург француженке аэропористке Элизе Гарнерен. Она прибыла в Варшаву в 1831 г. вместе со своим отцом «профессором воздухоплавательной физики» Жаном Баптистом Гарнерен, компаньонкой Викторией Соноа и секретарем, «польским уроженцем» Жабчинским. Семья аэропористов Гарнерен была давно знакома петербуржцам. В 1803 г. в Павловске по желанию и в присутствии императрицы Марии Федоровны Жан Баптист Гарнерен поставил любопытный опыт. «К маленькому воздушному шару Гарнерен привязал кошку с парашютом, а к привязи фитиль, который через несколько минут, догорев, пережег привязь и освободил кошку: она в совершенном здоровье спустилась на землю и была представлена Императрице» [49] . Помимо опытов с парашютами семья Гарнерен устраивала атракцион, где каждый желающий мог подняться на воздушном шаре вместе с дочерью воздухоплавателя Элизой. Калоритный рассказ о своих необыкновенных впечатлениях оставила в письме к брату А.С. Турчанинова: «… мадам Гарнерен 6-го числа летала в шару, но не без меня и как весело было летать, что сказать невозможно, только не верьте газетам, лжи много. 1. Неправда, что чувствовали несносный жар. 2. Громовых ударов ни одного. 3. Неправда, что барометр был ниже 10-ти градусов, а вместо того барометр весь разбит был о деревья, и когда она опомнилась на него посмотреть и сняла, горевавши что он испорчен, то ртуть на меня потекла… Не сердитесь на меня, дражайший братец, что мне так сильно хотелось попарить в воздухе, что я в конце концов себе это позволила сделать. У меня было время подумать, потому что мысль эта пришла мне 3-го, а шар должен был лететь 4-го, но Гарнерен откладывала полет каждый день до 6-го и испытывала я ни с чем несравнимое нетерпение» [50] . Однако, 1833 г. был не лучшим годом для въезда семьи Гарнерен в Петербург через Варшаву. Польский наместник И.Ф. Паскевич докладывал А.Х. Бенкендорфу, что сам Гарнерен заявлял, что «приглашен мятежническим правлением… Судя по слухам, он предлагал мятежническому правительству проект выделки нового рода огнестрельного оружия. Гарнерен был изгнан за предосудительные поступки из Гамбурга, Венеции и Марсели. В Гамбурге под предлогом что дает зрелище, выманивал деньги. В Венеции и Марсели наделал долгов и не уплатив оных, уехал… В настоящее время содержится в тюрьме за долги…» [51] . Император на всеподданнейшем докладе Бенкендорфа по поводу въезда семейства Гарнерен в Петербург 13 июля 1833 г. начертал резолюцию: «нет нужды дозволять» [52] .
47
ГА РФ. Ф. 1165. Оп. 2. Д. 86. Л. 28об.
48
ГА РФ. Ф. 109. 3 экспедиция. 1832 г. Д. 82.
49
Цит. по: Мудрое Ю. Владельцы Павловска.//Павловск. Императорский дворец. Страницы истории. СПб. 1997. С. 283.
50
Письмо А.С. Турчаниновой к Н.С. Ермолаеву от 12 мая 1804 г. // Российский Архив. Т. MMI. М. 2001. с. 16 (публикация Л.К. Бажановой).
51
ГА РФ. Ф. 109. 3 экспедиция. 1833. Д. 93. Л. 1–1 об.
52
ГА РФ. Ф. 109. Оп. 221. Д. 50. Л. 32.
Число въезжающих в наши пределы изменялось в зависимости от социально-политической обстановки. В 20-40-е г.г. XIX века их количество насчитывало в среднем 15000 человек в год. Из губерний по въезду лидировали Волынская, Литовская, Бессарабская, Подольская. Менее всего въезжали в центральные губернии, на Кавказ и в Сибирь. В отношении последней существовали специальные правила, высочайше запрещающие нашим консульствам выдавать иностранцам паспорта на въезд в Россию через этот край [53] . Наиболее притягательным был Петербург, туда прибывала почти третья часть от общего количества въезжающих в Россию. На первом месте были подданные Германии, второе место делили французы и англичане, далее шли швейцарцы, датчане, испанцы, последние места занимали американцы, а количество «азиатцев и африканцев» насчитывало 1–3 человека в год. Революция 1848 г. в Европе, а затем война 1853–1856 г.г. резко сократили приток в Россию французских и английских подданных, зато возросло число американцев «заменивших на наших фабриках и заводах английских машинистов» [54] . В пореформенную эпоху в связи с развитием капитализма, строительством фабрик, заводов, железных дорог множество иностранцев устремлялось в Россию на заработки. Кроме того, в 1860 г. было отменено правило об обязательной регистрации паспортов в III Отделении, что по мнению самого учреждения «без сомнения привлечет к нам многих иностранных путешественников, до сего времени удерживающихся от поездки в Россию по стеснительности паспортных формальностей» [55] . Общее количество въезжающих в российские пределы увеличивается в 60-е годы XIX в. до 50000-60000 человек в год, а в 1869 г. достигает рекордного уровня – 92687 человек [56] .
53
ГА РФ. Ф. 109. 3 экспедиция. 1841 г. Д. 61. Л. 4.
54
ГА РФ. Ф. 109. Оп. 223. Д. 20. Л. 89.
55
ГА РФ. Ф. 109. ОП. 223. Д. 34. Л. 81.
56
Там же. Д. 25. Л. 117.
Говоря о социальной принадлежности и роде занятий въезжающих (такая статистика представлена в делах III Отделения только о прибывающих в Петербург) следует заметить, что более всего приезжало купцов, ремесленников и торговцев. Далее в порядке последовательности шли слуги, учителя и гувернеры, медики и богословы, актеры, музыканты, живописцы, архитекторы и в самом незначительном количестве «танцоры». Очень немного прибывало к нам путешественников и «лиц, въезжающих для своего удовольствия». Практически все они, а также лица творческих профессий, по высочайшему распоряжению подвергались полицейскому надзору. Так, в августе 1844 г. государь распорядился «строго смотреть» за архитектором Гектором Оро. Он приехал ознакомиться с достопримечательностями российских столиц, «известен и рекомендован архитектору Монферану» [57] . Строгое секретное наблюдение продолжалось и в Москве, куда Оро прибыл в сентябре. Он осмотрел Кремль, строящийся новый дворец, Храм Христа Спасителя, купеческую биржу, водный резервуар, устроенный на Сухаревой башне для снабжения водой фонтанов. С церкви Успения Богоматери на Покровке Оро снимал план, «поразившись замечательной архитектурой старинной церкви» [58] . Пробыв в России два месяца, Оро выехал домой – «ничего навлекающего на него в чем-либо подозрения замечено не было». Аналогичному надзору подвергся и французский литератор граф Жан Персеи де Сюзор, «называющийся легитимистом» [59] . Въезжая в Петербург, он заручился рекомендательными письмами герцогини Мекленбургской к великой княгине Марии Павловне, а целью своего приезда имел дать несколько литературных вечеров. Несмотря на высокие протекции, за ним тоже был установлен секретный надзор. Зарекомендовав себя с самой положительной стороны, так как «жизнь ведет довольно скромную, часто выезжает в дом своего посольства, принимает у себя весьма немногих и вообще не подает никакого повода подозревать себя в предосудительных намерениях» [60] , Сюзор вскоре назначается лектором к императрице, а в 1849 г. по рекомендации военного министра А.И. Чернышева, вступил в российское подданство. Повсеместный бдительный надзор по распоряжению императора был учрежден в 1858 г. за французским писателем Александром Дюма. «На Кавказе по приказанию наместника назначен был для нахождения при Дюма особый переводчик, на которого были возложены обязанности ближайшего наблюдения за действием и сношениями указанного иностранца в обществе» [61] .
57
ГА РФ. Ф.109. 3 экспедиция. 1844 г. Д. 137. Л. 4.
58
Там же. Л. 14.
59
ГА РФ. Ф. 109. 3 экспедиция. 1846 г. Д. 141. Л. 5.
60
ГА РФ. Ф. 109. 3 экспедиция. 1846. Д. 141. Л. 11-11об.
61
ГА РФ. Ф. 109. Оп. 223. Д. 23. Л. 91об.-92.
Люди творческих профессий, особенно литераторы, всегда доставляли III Отделению много хлопот. В конце 30-х начале 40-х г.г. во всеподданнейших отчетах шеф жандармов неоднократно указывал на появление в зарубежной печати недоброжелательных отзывов и статей о России. В связи с этим в 1841 г. А.Х. Бенкендорф обратился к императору с всеподданнейшими докладами, в которых предлагал способы «для отвращения многочисленного приезда в Россию бесполезных и вредных иностранцев» [62] . К числу последних были отнесены «богатые путешественники, приезжающие из любопытства», ученые, лекари, гувернеры и домашние учителя, художники всех специальностей, мелкие торговцы, «аферисты и люди среднего и низшего сословия, не имеющие определительных видов пропитания» и др. Граф Бенкендорф предлагал увеличить въездные пошлины для указанной категории иностранцев. Император согласился с мнением шефа жандармов и указал свой размер пошлин, значительно превышающий предложения Бенкендорфа. Для рассмотрения вопроса был создан Особый комитет. Он состоял из министра иностранных дел К.В. Нессельроде, министра финансов Е.Ф.Канкрина, министра просвещения С.С. Уварова, управляющего МВД А.Г. Строганова и шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа. Каждый член Комитета по рассмотрении всех представленных справок, сведений и таблиц из соответствующих запрашиваемых учреждений, должен был высказать свое мнение по упомянутому вопросу. Основательное и аргументированное мнение министра финансов Е.Ф. Канкрина повлияло на общее заключение Комитета. Например, по мнению министра, число приезжающих путешественников было невелико и они не должны были облагаться большими пошлинами, а зарубежные ученые вообще бывали у нас крайне редко и по особым приглашениям, «иногда знаменитые лица посещают Россию для ученых изысканий и было бы неудобно и неблаговидно облагать их денежным сбором, тем более, что Россия сама призывала и всячески облегчала приезд сего класса людей» [63] . Подобную точку зрения Канкрин высказал и по отношению к актерам, танцовщикам и прочим лицам, принадлежащим театру, тем более, что сам император Николай Павлович полагал эту категорию иностранцев налогом не облагать. Необходимыми для развития нашей торговли министр считал иностранных купцов, приказчиков и торговых конторщиков «по знанию ими заграничных торговых обязательств», ремесленников и мануфактурщиков, т. к. «люди сии необходимы для поддержания и успехов нашей промышленности, без них оная не только отстанет от прочей Европы, но придет в совершенный упадок…. для поддержания ремесел и улучшения оных, содействуя занятиями своими уменьшению привоза заграничных изделий. В Петербурге чрез них ремесла получили отличное развитие, но в губерниях их еще очень мало и есть значительные города, где нет даже порядочного булочника» [64] . К кондитерам, метрдотелям, содержателям гостиниц и трактиров граф Канкрин относился нейтрально. Полагая, что «люди сии не совсем лишние», он считал, что въезд их в пределы государства может быть ограничен из-за большого наплыва подобных приезжающих. Отрицательно министр финансов отзывался о лицах без определенных занятий, занимающихся контрабандой, содержательницах модных магазинов, модистках, золотошвейках, кружевницах и девицах «приезжающих для удовольствий». В результате, Особый Комитет пришел к заключению, что для большей части иностранцев увеличение пошлин будет отяготительным и что многие из них, в частности перечисленные в мнении министра финансов, «еще весьма полезны и надлежит даже поощрять приезд их в Россию». Внимая ли соображениям Комитета или по каким-либо другим причинам, но в 1843 г. было объявлено высочайшее повеление: «представить на будущее время иностранцам совершенную свободу пребывания в России, несмотря на сроки, назначенные в национальных их паспортах, если к удалению их из пределов государства не будет побудительной причины» [65] .
62
ГА РФ. Ф. 109. 3 экспедиция. 1841 г. Д. 149. Л. 2.
63
ГА РФ. Ф. 109. 3 экспедиция. 1841. Д. 149. Л. 12.
64
Там же. Л. 18.
65
ГА РФ. Ф. 109. Оп. 223. Д. 8. Л. 65.
Чтобы найти такую причину приходилось прибегать к секретному надзору. Он устанавливался, как указывалось выше, в основном, по высочайшему распоряжению или по «сигналу», поступившему в полицейское ведомство. Так, в 1852 г. некоторые жители Петербурга были оскорблены товаром, появившимся в отдельных магазинах, которые содержали иностранцы. «Иностранцы, торгующие в Петербурге не стыдятся всевозможных средств для приобретения денег и торговля непристойностями у нас, если не в общем, то в явном ходу» [66] , – писал в III Отделение возмущенный полковник Васильев. Он называл адреса и имена содержателей магазинов, в которых видел подобные товары. В III Отделении сигналом заинтересовались и направили агентов в кондитерские и галантерейные магазины для сбора секретных сведений. На покупку образцов продукции, среди которых были пасхальные яйца, ящички с фигурками, игральные карты, картины и эстампы, агенты израсходовали 50 рублей 50 копеек. Так как действие происходило накануне Светлого Христова Воскресенья, то более всего нравственность возмущали пасхальные яйца, продающиеся в кондитерской на Васильевском острове и «у Излера в заведении минеральных вод», изготовленные вюртембергским подданным Вильгельмом Фохтом: «…на поверхности яйца изображены срамные предметы с крылышками, как бы херувимы, а внутри представлены юноша с крыльями же и взрослая девица, оба совершенно нагие и в положении, которое непристойно описать…» [67] . В галантерейном магазине Кене были обнаружены различные статуэтки из фарфора, гипса и металла, куклы, одна из которых «представляла артистку Дюпре из труппы Раппо в одной из делаемых ею фигур, но совершенно обнаженною», табакерки, портсигары, карты с эротическими картинками, порноальманахи и даже «искусственные из резины мужские уды» в количестве двух штук [68] . Магазины указанных торговцев были опечатаны, а сами они арестованы и доставлены в III Отделение. На допросе подследственные показали: Фохт, что сахарные яйца были им сделаны по заказу неизвестного лица, а Кене, что купил непристойные товары у незнакомого шкипера, и что «ввела его в заблуждение молодость и неопытность». Сообразуясь со статьями Уложения о наказаниях, а также принимая во внимание чистосердечное их раскаяние, Фохта и Кене посадили на месяц под арест, а после освобождения «подвергли самому бдительному наблюдению». Их магазины были открыты еще во время следствия, так что в финансовом плане иностранцы понесли самые незначительные убытки.
66
ГА РФ. Ф. 109. 1 экспедиция. 1852 г. Д. 112. Л. 1.
67
Там же. Л. 4.
68
Там же. Л. 38.
Следует отметить, что достаточно часто III Отделение ограничивалось лишь «строгим внушением», не прибегая к аресту или высылке. Известному художнику-фотографу Давиньону, снимавшему в 1845 г. в Сибири государственных преступников – декабристов и распространявшему их фотографии, была лишь «внушена вся неосторожность его поступка и взята подписка, в коей он обязался в случае нового путешествия никогда не снимать означенных преступников…» [69] . А наблюдение, установленное за «содержателем оркестра» Максом Саксом, который высказывался за республиканское правление и актером немецкой труппы императорских театров Голландом, «знающим каждую демократическую речь франкфуртских демократов тверже своей роли в Фенелле», ничего предосудительного не обнаружило [70] .
69
ГА РФ. Ф. 109. 1 экспедиция. 1845 г. Д. 182. Л. 25об.
70
ГА РФ. Ф. 109. 1 экспедиция. 1848 г. Д. 510.