О знаменитых иноземных полководцах
Шрифт:
Во главе ополчений Эллинского союза встал Павсаний — племянник Леонида, опекун его малолетнего сына Плейстарха, приведший за собой из Лакедемона 10-тысячный контингент, ядро которого составляли 5000 спартиатов. В сентябре 479 г. союзное греческое войско во главе с Павсанием разгромило армию Мардония у беотийских Платей. По преданию, в тот же самый день на малоазийском берегу у мыса Микале спартанский царь Леотихид, предводительствовавший союзным флотом, опрокинул сошедшего с кораблей неприятеля и сжег стоянку персидских судов.
После изгнания персов из Европы флот Эллинского союза вел операции в Эгейском море, сражаясь за свободу островных и азиатских греков. Командование по-прежнему оставалось за Спартой, которую представляли Павсаний и его офицеры. В этом походе (478 г. до н. э.) глазам спартанцев открылся широкий мир со всеми своими сокровищами и соблазнами. Побывав на Кипре и Геллеспонте, они освободили большую
Кроме того, под воздействием иноземных чар, особенно азиатского золота, началось нравственное разложение суровых спартанцев, в первую очередь — спартанских вождей. Этому явлению уделяется большое внимание в рассказе Непота. Павсаний, как мы увидим, променял лаконскую простоту на персидскую роскошь, пытался надолго обосноваться вдали от родины — сначала в Византии, затем в азиатских Колонах, и дошел в конце концов до государственной измены. В то же время победитель при Микале Леотихид, посланный воевать с фессалийскими городами, принял от противника взятку и, застигнутый сидящим на мешке с деньгами, бежал от суда за пределы Лаконики. Очевидно, не лучше вели себя и прочие военачальники, так как спартанские власти, попытавшись сначала заменить Павсания другими полководцами, вскоре перестали посылать за море своих командиров, заметив, что на чужбине бесконтрольная власть и деньги портят их военачальников (Фукид. I, 94; Плут. Арист. XXIII). Так закончился первый большой выход спартанцев в свет: Спарта, подобно улитке, выглянув наружу, поспешила втянуться в свой Пелопоннесский домик.
Второе решающее вмешательство Спарты в международную политику относится ко времени Пелопоннесской войны, особенно ко второму ее периоду, когда спартанцы противопоставили афинскому флоту свою эскадру, оснащенную на заемные персидские деньги (411–405 гг. до н. э.), вновь вырвавшись на простор Эгейского моря. В 407 и 405 гг. спартанским флотом, базировавшимся в Эфесе, командовал царский родственник Лисандр (сначала как адмирал-наварх, а затем как помощник наварха, исполняющий фактически роль главнокомандующего), назначенный сражаться с победоносным Алкивиадом. За два года этот не по лаконски гибкий и коварный политик приобрел себе сторонников во всех городах Малой Азии и вошел в тесную дружбу с персидским царевичем Киром, который как раз в это время управлял тремя малоазийскими сатрапиями (407–405 гг.). Увеличив спартанскую эскадру благодаря щедрым субсидиям перса, Лисандр сначала вытеснил с моря самого Алкивиада (см. выше о битве при Нотии), а затем, подловив удачу, уничтожил афинский флот у Козьей Речки, со славой окончив 27-летнюю Пелопоннесскую войну. При заключительной осаде Афин победитель при Эгоспотамах играл главную роль в компании царей Агиса и Павсания. Именно Лисандр принял капитуляцию города, срыл под звуки флейт Длинные стены и сжег афинские корабли в Пирее (апрель 404 г.).
После столь полной победы Спарта уже не хотела и не могла ограничить свой горизонт пределами Истмийского перешейка. Она оказалась в положении лидера и хозяйки всей Греции, и Лисандр, как глава заморской политики, учредил систему спартанской гегемонии в Элладе. Еще во время своего правления в Эфесе он создал сеть тайных олигархических союзов, охватившую все малоазийские города. После поражения Афин антидемократические клубы пришли к власти как в союзных Спарте городах, так и у «освобожденных» афинских подданных. Везде бразды правления вручались олигархическим десяткам (декархиям), укомплектованным не столько местной знатью, сколько местными авантюристами из числа лисандровых друзей — непопулярных среди сограждан и потому всецело преданных Спарте и лично своему благодетелю (Плут. Лис. XIII). Власть декархий охранялась пелопоннесскими гарнизонами под командованием спартанских офицеров-гармостов. Террор «десяток» и произвол спартанцев с самого начала исполнили горечью, по выражению одного писателя того времени, «сладкий напиток свободы», поднесенный грекам при уничтожении афинского господства.
В чистом виде лисандрова система продержалась недолго. Не прошло и года, как партия спартанских царей, обеспокоенная чрезмерным влиянием устроителя новых правительств, стала понемногу отзывать лисандровых гармостов, допуская, чтобы некоторые города установили у себя порядок по своему отеческому обычаю. Так при тайном содействии спартанского царя Павсания пала «тирания тридцати» в Афинах (октябрь 403 г.). В политике спартанских царей, какие бы личные страсти к ней ни примешивались, проступал старинный мотив воздержания от излишней власти за пределами Пелопоннеса, заметный в борьбе спартанских партий и впоследствии, но о полном возврате к исконной, сугубо пелопоннесской политике, не помышлял никто. В начале IV в. до н. э. с Лисандром и без него Спарта объединила и возглавила Элладу, казалось, на вечные времена. «Все греческие города беспрекословно повиновались приказаниям каждого лакедемонянина» (Ксен. Греч. ист. III, 1, 5.).
При втором выходе Спарты в широкий мир снова воскресли пороки, сгубившие Павсания. Вдали от надзора отечественных властей полномочный представитель Спарты был опьянен неограниченной властью над великим множеством людей и городов. Жестокое, деспотичное правление Лисандра в Эгеиде — один из основных сюжетов плутарховой биографии. Непот сосредоточивает внимание на его попытке захватить царскую власть в Спарте. Непосредственно после победы над Афинами все греки смотрели на спартанского полководца как на единственного владыку Эллады и впервые подобострастно обожествили смертного человека, повсеместно воздвигая ему алтари, слагая в честь него пеаны и справляя празднества — «лисандрии». Эти почести Лисандра на 100 лет предвосхитили официальный культ Александра Македонского и его преемников — эллинистических царей греко-восточных монархий.
Корыстолюбие, совратившее спартанских военачальников в эпоху ксерксова нашествия, не миновало и современников Лисандра, проявившись теперь не только в среде вождей, но и в глубинных недрах спартанского общества. Сам Лисандр оставался бессребреником старинного лаконского образца, но спартанские офицеры быстро приобрели дурную славу грабителей, а ближайшие соратники Лисандра Гилипп и Торак были официально осуждены за воровство (Плут. Лис. XVI, XIX). Спартанские власти, соблазнившись огромной добычей Лисандра, также изменили ликургову закону, приняв иноземные деньги в государственную казну. Правда, хранение монеты в частных домах строго запрещалось, но «страсть к деньгам не только не была уничтожена запрещением, наложенным на частных лиц, но вследствие разрешения, данного государству, крепко укоренилась… Всем было внушено стремление к богатству как к чему-то великому» (Плут. Лис. XVII).
Лисандр, виновник этих перемен, лишь условно может считаться разрушителем ликургова строя. Привезенные им богатства попали в Спарту в некотором смысле «в срок», ибо в его время «община равных» уже значительно разложилась сама по себе, вследствие естественных процессов, протекавших внутри спартанского государства. В конце V в. до н. э. на спартанской агоре, в пестрой многотысячной толпе, внимательный наблюдатель мог отыскать лишь около 40 спартиатов, сохранивших скромный ценз полноправных граждан. В пелопоннесском войске спартанцы исчислялись уже не сотнями гоплитов, но десятками офицеров; обычно в заморский поход с полководцем отправляли 30 помощников. В 400 г. до н. э. в Спарте был раскрыт большой заговор разоренных спартиатов, объединившихся с вольноотпущенными илиотами и периэками. В том же году закон эфора Эпитадея отменил неотчуждаемость спартанских клеров. Вся благородная каста «равных» воинов состояла теперь из 1,5–2 тыс. человек. Поставив этот маленький народ во главе Греции, Лисандр дал ему несметные богатства, превосходившие, по свидетельству Платона, запасы золота и серебра во всей Элладе.
Жизнь Лисандра оборвалась неожиданно, в разгар его честолюбивых интриг. Сначала он попытался править за спиной своего ставленника — царя Агесилая, получившего с его помощью престол и командование в Азии. Когда же Агесилай отстранил от себя не в меру влиятельного помощника, Лисандр задумал низвергнуть наследственную царскую власть в Спарте. В это время в Греции вспыхнула Беотийская война, переросшая затем в Коринфскую. В 395 г. до н. э. Лисандр выступил с войском в Беотию и пал там в сражении при Галиарте, не дождавшись подмоги второго царя — Павсания. Личные замыслы Лисандра остались неосуществленными, но как основатель спартанской гегемонии в Греции он, волею судьбы, оставил достойнейшего продолжателя своего дела в лице поставленного им на царство Агесилая.