О3
Шрифт:
— Ух ты, — сказал Страш с очень странным выражением лица. — Сработало.
Я перевернула пластиковую карточку и посмотрела на изменившуюся картинку. Щенок исчез. Теперь на снимке я видела изображение пары людей. Знакомых людей. Очень близких мне людей.
Мёртвых.
Улыбающийся мужчина стоял у открытой двери белого автомобиля и ветер трепал его густые чёрные волосы. Улыбка предназначалась не фотографу. На руках мужчины сидела девочка, которой на вид было год-полтора (год и четыре месяца, подсказала тьма в голове) и хохотала, подняв розовые ладошки к
— Ты плачешь, — тихо сказал Страшила. — Может не стоило?
Стоило. Я должна была их вспомнить, потому что часть моего сердца навсегда осталась с мужем и дочкой, когда грузовик на полной скорости сбросил наш автомобиль с трассы и в одночасье убил все мои мечты на счастливую жизнь.
И ещё, теперь я поняла, почему с самого начла лицо Страшилы показалось мне таким знакомым и очень привлекательным. Мой товарищ очень напоминал погибшего мужа. Походил до такой степени, что это сходство казалось воистину невероятным.
Я медленно встала и прижав фото к груди, опустилась на кровать. Внутри было так больно, словно все страдания, накопившиеся за дни потерянной памяти разом, вернулись и принялись терзать меня. Я чувствовала, как их когтистые лапы раздирают грудь и крепко сжимают сердце. Хотелось завыть, но я просто ткнулась лицом в подушку и глухо зарыдала.
Безжизненный манекен, сжатый смятым бортом автомобиля.
Несчастная сломанная кукла в детском креслице.
Почему именно они?
Почему я?
Неужели в этом мире существуют высшие силы, которые ненавидят маленьких детей, весёлых щенков и просто терпеть не могут счастливых людей? Чем мы все перед ними провинились??
Кто-то лёг рядом. Сначала я хотела послать Страша куда подальше, но вдруг поняла, что он — именно то, что мне сейчас нужно. Продолжая сжимать фото, я повернулась к мужчине и ткнулась лицом в его грудь. Он молчал и за это я была ему тысячу раз благодарна. Потом товарищ обнял меня и тогда последние барьеры внутри рухнули, позволив горю вырваться наружу и затопить меня.
Когда боль ушла, осталась лишь звенящая пустота.
И я уснула.
— Привет, — сказал щенок и я различила в его голосе грусть. — Думаю, это — последний раз, когда мы встречаемся. В любом случае.
Я ощутила, как слёзы выступили на глазах. В груди кололо. Когда я попыталась что-то сказать, горло перехватило и получилось выдавить лишь короткий всхлип. Ворона, сидящая на дорожке, насмешливо каркнула, но даже в её насмешливом «Кар» прозвучало сочувствие.
— Очень жаль. — тихо сказал щенок и вздохнул, — что воспоминания, которые ты вернула первыми такие печальные. Прости, но такова жизнь: счастливых моментов в ней значительно меньше. Но они всё же есть.
Ворона вновь каркнула, и я не могла понять, чего больше в её «Кагги-Карр», сарказма или согласия. Оба, и птица, и собачка сегодня выглядели одинаково печальными. Похоже, что наши встречи действительно подошли к завершению. Веселья это не прибавляло.
— Итак, — встряхнулся щенок. — Если ты, как и прежде хочешь вернуть воспоминания, какими бы они ни были, ты должна добраться до конца дорожки.
Я вспомнила последнюю попытку и меня передёрнуло. Молнии, град и разверзающаяся земля. Несмотря на всю боль внутри, я всё же хотела вспомнить прошлую жизнь, но абсолютно не представляла, как пройти через здешний ад. А ведь стоит только сделать первый шаг и тут же начнётся светопреставление.
— Неужели ты не видишь, как я стараюсь? — почти выкрикнула я. — Это же просто нереально!
— Дура! — каркнула ворона и разразилась картавым хохотом.
— Прости, Элли, но она совершенно права, — подтвердил щенок. — Ты воспринимаешь поставленное задание чересчур прямолинейно и не желаешь подумать о вариантах.
— О каких? — я решительно не понимала.
— Задание звучит так: «Пройди до конца дорожки». — очень мягко пояснил пёсик. — Но ведь никто не говорит, что ты обязана идти по дорожке? Ты словно пытаешься карабкаться на неприступную стену, упуская из виду, что длина стены — метр и её можно просто обойти.
Ворона изошла каркающим хохотом. Я осмотрелась: вдоль дорожки из жёлтого кирпича, по обе её стороны тянулись аккуратные тропинки, протоптанные в густой траве. Были они раньше или нет? Кажется, нет…
— Ты хитришь, — сказала я и собачка склонила голову, пряча взгляд. — Эти тропинки появились только сейчас. И только сейчас ты решил мне про них сказать. Потому что… Потому что я открыла фотографию, так?
— Мы оставляем ключи от дверей и иногда забываем, где. Поэтому приходится оставлять заметки, помогающие вспомнить. Иначе ты будешь ломать неприступные замки и засовы. Ты сделала свой выбор?
Я сошла с жёлтой дороги и листья тихо шуршали под сандалиями. Подошва одного отклеилась и туда набились травинки с камешками. Солнце пробивало лучами щит древесных крон и крохотными зайчиками скакало вокруг. Щенок бежал рядом и смешно размахивая длинными ушами заливисто лаял на облезлую ворону, торопливо скачущую впереди. Хотелось целую вечность иди вот так вот вперёд, подставляя лицо тёплому ветру и слушать весёлое гавканье.
К сожалению, все дороги заканчиваются.
Как ни странно, но когда я добралась до места, где дорога из жёлтого кирпича исчезала в колючем кустарнике, мои спутники оказались впереди. Они сидели рядом и внимательно смотрели на меня. Ветер стих, солнце спряталось за облаками, а звуки исчезли.
В наступившей тишине зверьки поочерёдно сказали:
— Делай выбор, — каркнула ворона, — выбор — нет?
— Делай выбор, — в голосе пёсика слышались скрываемые рыдания, — выбор — да?
— Я так скучаю по тебе, — слёзы катились по щекам. — И мне так жаль, что ты погиб. Прости меня, Тотошка. Да, мой выбор — да.
Зверьки расступились.
Не знаю, как, но за их спинами пряталась ночь. Я шагнула и оказалась во мраке, который лишь немного разбавляло сияние холодных звёзд. Впереди кто-то стоял. Кто-то, очень знакомый. Однако, кто это, я поняла лишь тогда, когда подошла вплотную.