Оазис
Шрифт:
Я попыталась что-то сказать, извиниться, объяснить своё вторжение, но получилось лишь невнятное блеянье. А потом девица капризно обратилась к Доннелу:
– Ты не сказал, что мы будем втроём.
Я снова попятилась и снова ударилась о дверь. Мне приходилось слышать из разговоров старших подруг, что некоторые гости берут себе на ночь сразу двух, а то и трёх девушек. Но принимать в этом участие в свой первый раз?!
Но Доннел вдруг игриво заметил:
– Да я и сам не знал. Слезь-ка, милая, оденься.
Девица фыркнула и резко соскочила на пол. Я поспешно отвела глаза, уставилась в стену – если уж мне
Какое-то время все молчали, и в номере раздавался лишь говор телевизора да шорох натягиваемой одежды. Чуть выждав, я опасливо покосилась в сторону опустевшей постели. Уже одетая девица раздражённо притопывала по ковру ножкой, уничтожающе глядя на меня. Доннел неторопливо застёгивал рубашку. Чуть прокашлявшись, я поняла, что, кажется, могу говорить, и сделала попытку:
– Извините, сударь. Я не знала, что вы не один…
Доннел глянул на меня без досады, даже весело. Так же весело спросил:
– А что ты вообще здесь делаешь?
– Как что? – я снова чуть не сорвалась на блеянье, но взяла себя в руки. – Вы же меня купили!
На этот раз даже ненавистное слово далось мне совершенно без усилий, настолько всё происходящее не вписывалось в ожидаемый мною сценарий.
– Купил, – легко согласился Доннел. – Но сегодня-то не звал.
– А… но… – я растерянно оглянулась на входную дверь, словно ожидая увидеть там Аллу, которая сможет всё объяснить. – Мне сказали… так положено…
Доннел запустил руку в тёмно-каштановые волосы, взъерошил их и этим жестом на миг до боли напомнил мне Дэна: даже сердце тюкнуло невпопад. А затем повернулся к девице.
– Милая, спустись-ка в бар, посиди немного, выпей чего-нибудь. Я тут закончу и за тобой приду.
"Милая" раздражённо дёрнула плечом, поправила руками буквально рвущуюся из-под платья грудь и проследовала за дверь, напоследок бросив на меня ещё один уничижительный взгляд. А я съёжилась у стены, уставилась на свои ноги, обутые в белые дурацкие туфли на каблучках, и вся я была белая и дурацкая, как недоделанная невеста, торжественно явившаяся к брачному ложу и обнаружившая, что она даже не главное блюдо в сегодняшнем меню.
– Вот что, – сказал Доннел, и я испуганно подняла глаза. – Пойду освежусь, ты подожди пока, присядь. Надолго не задержу.
Он прошёл мимо меня в ванную комнату, закрыл за собой дверь, но я даже не пошевелилась. Разумеется, ждать чего-то хорошего от этой ночи мне и раньше в голову не приходило, но о таком я не думала. Всегда казалось, что, как минимум, всё должно быть неторопливо и обстоятельно, с предварительным, пусть недолгим, общением и последующим засыпанием под одним одеялом. Не так, конечно, как это бывает между любящими друг друга людьми, но хотя бы немного похоже. А получается, что меня сейчас мимоходом огуляют между грудастой черноволосой девицей и, возможно, кем-нибудь ещё?
Я растерянно обвела взглядом номер, словно ища спасения. И нашла. Именно на спасение это, конечно, не тянуло, но, за неимением лучшего… В ванной комнате зашумела вода, и, боясь не успеть, я подскочила к журнальному столику, на который была выставлена нехитрая снедь, схватила оттуда пузатую, почти полную бутылку чего-то тёмного, с терпким запахом. Зажмурилась и начала пить большими глотками…
…Когда посвежевший
– Ты извини, я как-то не подумал, что тебя сегодня приведут, – раздался надо мной голос Доннела, – думал, только, когда я позову. И дверь не закрыл, обычно никто вот так не заходит… с тобой всё в порядке?
Я подняла голову, и она всё-таки попыталась оторваться от тела, запрокинулась назад. Чтобы не дать хитрюге улизнуть, я резко вскинула руки, но почему-то оказалась лежащей на спине и глядящей в потолок. Что ж, по крайней мере, моей головы там наверху не было, а это уже очень хорошо.
На фоне бежевого потолка возникло встревоженное лицо Доннела
– Что случилось? Тебе плохо?
Я хотела ответить, что мне хорошо, даже куда лучше, чем было, когда он уходил в душ, но вместо слов изо рта внезапно понеслись квакающие звуки. Это было смешно, и я захихикала, водя по воздуху руками.
Доннел нахмурился, исчез из поля зрения. И почти сразу со стороны донёсся его поражённый возглас:
– Ты что, выпила весь коньяк?!
Я попыталась что-то ответить, но опять только заквакала и захихикала, а после и вовсе завопила, потому что кровать подо мной вдруг начала стремительно вращаться. Дальнейшее напоминало неумелый монтаж, кое-как слепленный из отрывков реальности.
Что-то подхватило меня под мышки и куда-то поволокло. Перед глазами замаячил белоснежный унитаз. Кафельный пол больно ударил по коленкам. Твёрдая рука нагнула мою голову вниз, а в рот залезли чьи-то пальцы. Почему-то последнее возмутило меня до глубины души, и я попыталась выкрикнуть пару ругательств, которыми в изобилии сыпали наши соседки, бывая чем-то раздосадованными. Но вместо слов раздалось лишь мычание, а пальцы продвинулись глубже в горло, вызывая неудержимый рвотный позыв. Надо думать, мой бедный организм был с этими пальцами заодно и сам мечтал поскорее избавиться от гадости, что я так опрометчиво в него влила. Так или иначе, но прополоскало меня знатно. После этого унитаз сменился раковиной, в лицо полилась холодная вода, кожу с силой начало тереть пушистое полотенце....
Затем подо мной вновь каким-то образом оказалась постель, теперь уже расправленная, что было просто блаженством. Я ещё успела отчаянно пожелать, чтобы постель эта не начала снова кружиться, но уже в следующую секунду провалилась в глухое забытьё.
Пробуждение оказалось медленным и мучительным. Сначала в глаза забрезжил тусклый полусвет, затем кусачими мурашками напомнило о себе одеревеневшее в одной позе тело, последними проснулись уши: я услышала мерное тиканье часов и чьё-то дыхание рядом. Почувствовала тупую боль внизу живота. И, внезапно разом всё вспомнив, вздрогнула и открыла глаза.