Об этом не сообщалось…
Шрифт:
По дороге домой зашел к Наде в больницу. Подробно рассказал обо всем, что с ним произошло в комендатуре, и, как бы вскользь, заметил, что неплохо было бы навестить тестя с тещей – когда ещё доведется встретиться?! Жена сразу же загорелась этой идеей и побежала к главврачу отпрашиваться на несколько дней. Отцу, чтобы не волновать больного старика, они до поры до времени решили ничего не говорить о возможной предстоящей службе Василия у фашистов.
На следующий день Гордиенко снова в комендатуре, но теперь уже не один, а вместе с женой. Они поблагодарили гитлеровское командование за предоставленную им возможность быть вместе и вручили дежурному офицеру прошение с просьбой о пропуске в Мариуполь –
Как видно, результат беседы Василия с вербовщиком-националистом не был секретом для сотрудников комендатуры, и отношение к нему резко изменилось – разрешение на выезд и все необходимые документы они получили в тот же день.
Встреча с Надиными родителями была теплой и радостной, а угощение скудным. Как и большинство жителей разоренного гитлеровцами города, старики жили впроголодь.
Пользуясь «железными» документами, Василий и Надя безбоязненно разгуливали по городу, и вскоре Гордиенко хорошо изучил расположение улиц и даже несколько раз проходил мимо дома, в котором, по его данным, должна была жить жена Рахова, но зайти боялся. Если Рахов арестован, в квартире могла быть засада.
Тогда он решил прибегнуть к помощи жены. Во время одной из прогулок он сказал Наде, что в Мариуполе ему хотелось побывать ещё и потому, что здесь должен жить один из его друзей по концлагерю лейтенант Коля Рахов. Парень он чудесный, всегда делился последним куском хлеба, который умудрялась передавать в лагерь тетка его жены. Она же помогла Николаю освободиться из плена ещё в прошлом году. С тех пор срок прошел немалый, и он сам боится идти к Раховым. Лучше всего было бы выяснить через соседей, добрался ли он домой и как поживает сейчас. К счастью, недалеко от дома Раховых жила старая Надина учительница, и жена охотно вызвалась навестить её.
Полдня провел Василий в томительном ожидании. Наконец Надя возвратилась. По её заплаканному лицу он понял, что оправдались самые худшие предположения товарищей. Немного успокоившись, жена слово в слово пересказала всё, что услышала от старушки учительницы.
Ещё в начале года Рахов было объявился на какое-то время в Мариуполе, но вскоре вновь исчез. Куда он делся, никто из соседей не знал, однако его жена с теткой не голодали. Изредка они даже помогали продуктами знакомым, и люди начали поговаривать, что продукты эти – иудины сребреники, что Рахов пошел на службу к фашистам, и, естественно, сторонились двух одиноких женщин…
Беда произошла в конце июля. К их дому подъехала машина с эсэсовцами. Они перевернули в квартире всё вверх дном и зачем-то разобрали по поленьям дрова, заготовленные на зиму. Жену Рахова вместе с теткой куда-то увезли. Соседи затем говорили, что у них искали радиостанцию. А уже потом через чиновника городской управы, который жил на этой же улице, стало известно, что Рахов был советским разведчиком и его расстреляло гестапо. Жену и тетку гитлеровцы отправили в концлагерь.
Вот какую печальную историю рассказала Надя мужу. Василий понимал, что обо всем случившемся он обязан срочно сообщить Дубровину. Он сказал жене, что под Полтавой живет ещё один его друг по лагерю и что о случившемся необходимо предупредить и его. Но жена и слышать ничего не хотела. На уговоры Василий потратил много часов и под конец клятвенно пообещал, что через недельку, а то и раньше он обязательно возвратится и они уедут в Запорожье.
Путь в Полтаву занял сравнительно немного времени, но несколько раз Гордиенко едва не схватили патрули. На этом направлении его аусвайс был куском бесполезного картона. Остаток дороги Василий преодолел на открытой, с высокими бортами железнодорожной платформе, зарывшись с головой в антрацит. Поэтому уже в отряде Беспалько, который разыскал к исходу третьих суток, он был похож на трубочиста, а на зубах – сколько ни полоскал рот – скрипела угольная пыль.
Связавшись от партизан по рации с особым отделом фронта, Гордиенко доложил о результатах проверки и о предложении, сделанном ему в гитлеровской комендатуре.
Известие о гибели Рахова глубокой скорбью отозвалось в наших сердцах. Анализируя причины этого провала, мы пришли к выводу, что контрразведка абвера не доверяла ему с первых дней появления его в Полтаве и затем, сопоставив обстоятельства массовых арестов своей агентуры в советском тылу, а также «измену» его напарника, пришла к выводу, что он работает на советскую разведку. Николай Рахов ушел из жизни в расцвете сил. Он многое мог бы ещё сделать для своей Родины. Но в минуту смертельной опасности он не дрогнул, не покинул свой боевой пост, ценой своей жизни отвел занесенную для смертельного удара руку врага…
Той же ночью Гордиенко получил новое задание. Мы считали, что исчезновение лейтенанта из Запорожья может навлечь беду на его отца и жену. Поэтому Василий должен был немедленно возвращаться к жене в Мариуполь и вместе с ней ехать в Запорожье. И там уже, явившись в комендатуру, поблагодарить гитлеровцев за их великодушие и изъявить желание честно отработать это доверие во имя победы рейха. Попав в националистические формирования, он должен был служить там с усердием, не гнушаться повышений. Чем выше пост займет он в легионе, тем ценнее будет его информация. Оговорил Дубровин с ним и новый канал связи.
Наш интерес к воинским подразделениям, формируемым гитлеровцами из числа националистов, предателей и уголовников, был далеко не случайным. К тому времени уже снискали себе дурную славу части, формируемые предателем: и авантюристом Власовым, в калмыцких степях орудовали банды зондерфюрера Отто Вербы – сподвижника Фаулидиса, старого диверсанта, известного в абверовских кругах под кличкой доктор Долль. Работникам особых отделов 51-й и 57-й армий Сталинградского фронта немалого труда стоило обезвредить этих воспитанников «команды Локкерта». Если немцы делали ставку на эти отбросы общества, мы, чекисты, должны были быть готовы и здесь дать им надлежащий отпор.
…Возвратившись в Запорожье, Василий Гордиенко разыскал в комендатуре своего «друга-украинца» и уже через несколько дней был зачислен в так называемый украинский легион.
Вскоре сотник Гордиенко стал одним из ревностных служак запорожского «коша». С его свинцовым кулаком познакомился не один «самостийнык». По правде говоря, если бы не эта отдушина, Василию трудно было бы выдержать в компании предателей, отщепенцев, бывших воров.
Своё откровенное сотрудничество с гитлеровцами, явное предательство интересов своего народа верховоды так называемой украинской народно-революционной армии маскировали всякого рода мишурой национальных традиций, якобы освященных веками. Всеми делами в «национальном воинстве» заправляли бывшие петлюровцы, махновцы, подручные Коновальца и Бандеры. Позаимствовав некоторые внешние атрибуты средневековой Запорожской Сечи, они теперь в националистических формированиях насаждали порядки и организационную структуру карательных подразделений вермахта, СС и абвера. Так, например, полицейские «коши» на юге Украины создавались по образу и подобию зловещего детища Канариса – полевых полицейских частей – гехаймфельдполицай. Вместе с гитлеровскими карателями предатели украинского народа зверствовали в прифронтовой зоне, грабили мирное население, пытали и расстреливали по указке абверовской контрразведки коммунистов, партизан, всех, кто так или иначе боролся против гитлеровских захватчиков.