ОБ ИСКУССТВЕ. ТОМ 2 (Русское советское искусство)
Шрифт:
Для искусства старого имеется весьма естественный исход: поскольку это искусство реалистично, оно несомненно имеет право на будущее, — и не только «право»; можно с уверенностью сказать, что оно в будущем себя утвердит. Мыслимо ли отрицать, какой бы теории мы ни придерживались, тот факт, что комбинация образов, как их дает для всякого здорового человека природа, комбинация образов, в которую вкладывается высокое идейное и чувственное содержание, — что именно такое искусство имеет право на существование?
С этой точки зрения, если бы то, что называется старым искусством с реалистическим («рабским», как говорят «новаторы») подходом по отношению
Новое искусство не находится, как мы видим, в особо благоприятном положении в отношении социализма.
В моих попытках создать сближение между молодым искусством, между талантливыми представителями этого искусства и массами рабочих я постоянно встречал весьма серьезный отпор — отпор со стороны масс и со стороны лучших, наиболее развитых представителей рабочего класса, которые отрицательно качают головой и говорят: «нет, это не подходит». Но это не значит, что новое искусство как таковое, с его новыми подходами, деформацией, музыкальным толкованием жизненных явлений, полным преобладанием художественной формы, диктуемой самим творцом произведения, над формой, данной природой, — чтобы это искусство ни в какой мере не могло привиться. Но и для него нужен сюжет. Тогда оно существенно изменит свой характер. Вот пример. Один из талантливых футуристов, поэт Маяковский, написал поэтическое произведение, которое назвал «Мистерия–буфф». Форма этого произведения та же, в которой обыкновенно писал Маяковский, но содержание немного иное. Содержание этого произведения дано гигантскими переживаниями современности, оно — впервые в искусстве последнего времени — адекватно явлениям нашей жизни.
Таковы большие внутренние трудности, стоящие перед искусством. С трудностями внешними дело обстоит проще. Несмотря на нашу хозяйственную оскуделость, мы идем к расцвету искусства.
То, что нам диктует Ленин, что мы сейчас делаем и не можем не делать, — это всякого рода художественное творчество на улицах, в домах, на площадях всех наших городов. Явилась потребность как можно скорее изменить внешность этих городов, выразить в художественных произведениях новые переживания, уничтожить все оскорбительное для народного чувства, создать новое, в форме монументальных зданий, монументальных памятников, — и эта потребность огромна. Сейчас мы можем делать только временные монументы, и мы их воздвигаем и будем воздвигать десятками и в Москве, и в Петрограде, и в других городах *.
* Это движение под влиянием тяжелых времен приостановилось, но теперь вновь сживает.
От художников зависит, чтобы каждый гипс, каждая временная статуя просились в бронзу, а когда они будут проситься в бронзу, они будут ее и получать.
Чем богаче будет становиться народ, — а он будет богатеть, — тем грандиознее будет размах художественного творчества. Надо думать, что празднование 25 Октября будет одним из величайших празднеств, какие когда–либо видел мир.
Сегодня я с удовольствием узнал, что Путиловский завод, самый большой завод Петрограда, обращается к правительству с просьбой поддержать его в деле воздвижения в Петрограде гигантского Народного дворца. Путиловцы говорят: хотя бы вы нам давали десятки, сотни синодов, сенатов и других зданий старого образца, сотни роскошных буржуазных домов, этого нам недостаточно, это не удовлетворит нашу потребность; мы хотим иметь свой дом на заказ, по нашему росту, а не с дворянского или буржуазного плеча.
Конечно, правительство не откажет в десятке миллионов, которые понадобятся для этого, и, конечно, мы с будущей весны приступим к тому, чтобы создать грандиозный Народный дом; к конкурсу проектов, к подготовке мы должны приступить немедленно.
Одно это построение социалистического Народного дома здесь, в Петрограде, может и должно развернуться в такой гигантский заказ русскому художнику со стороны русского рабочего, который может надолго занять добрую половину, если не всех, сколько–нибудь талантливых художников, — и это в такое время, когда мы не имеем лишнего куска хлеба! *
* План в то время не осуществился. Теперь он не за горами.
Если же события пойдут тем темпом, каким они идут до сих пор, то мы постараемся (что касается по крайней мере народа и его руководителей, то они к этому стремятся) прибавить к дивному Петрограду царей еще более дивный Петроград рабочих.
Найдется ли на это соответствующее количество дарований, талантов, вкуса? Я надеюсь, что художники, здесь собравшиеся, преисполнены достаточной уверенности, чтобы сказать: только допустите нас к работе, дайте нам материалы, а за талантами дело не станет. Только такое настроение может быть у художников великого народа в великую эпоху.
Максимум свободы, максимум внутреннего содержания, которое диктуется всемирной исторической значительностью переживаемого момента, самим размахом тех заказов, которые делает не меценат, а народ, — и, соответственно с этим, свобода творчества, свободный строй всех учреждений искусства. Долой всякую официалыцину, всякий контроль торгашей или заслуженных вельмож от искусства! Полная свобода самоопределения за художественной личностью, за художественным коллективом!
Вот принципы, вот перспективы, которые открываются перед искусством.
Здесь, в Петрограде, в этом здании бывшей Академии художеств, мы надеемся иметь в этом году первый опыт такой свободы самоопределения искусства, сотрудничества старших и младших товарищей — сотрудничества в высокой степени активного и освещенного теми непосредственными задачами, которые будет ставить жизнь перед всем художественным миром, не делая разницы между старым и малым, знаменитым и незнаменитым, действительно создавая вольный, свободный конкурс, в котором солдат может оказаться фельдмаршалом, как это всегда бывает в эпоху революции, когда всякий талант может найти себе должную оценку и место. Поэтому я думаю, нисколько не отрицая скорбных сторон нашей жизни, что художник, у которого горячая кровь течет в жилах, может испытывать только радость и готовность идти навстречу открывающемуся будущему. То, что в этом будущем есть много опасного, много неопределенного, должно только подзадоривать,, вызывать мужество в том, кто еще молод, — а молодым должен быть человек до тех пор, пока не будет положен в могилу.