ОБ ИСКУССТВЕ. ТОМ 2 (Русское советское искусство)
Шрифт:
Необходимо создать повсюду при Советах особые ячейки охраны памятников старины и произведений искусства, и этим ячейкам и всем, кто может что–нибудь сделать в этой области, вступить в сношения с петроградским Отделом охраны памятников и произведений искусства (Дворец Искусств, пл. Урицкого) или с московским его собратом (Мертвый пер., 9).
Я горячо призываю всех сознательных граждан России осторожно относиться на местах к памятникам искусства и культуры, помочь сохранить их для детей и внуков наших, а также пресекать повсюду разрушение их или небрежное к ним отношение.
Со своей стороны центральная власть будет оказывать всяческое содействие и поддержку. Мы не предполагаем все ценности этого рода навеки собирать в столицы. Мы щедро поделимся ими с провинцией. Но для того, чтобы вся Россия могла планомерно наслаждаться и учиться по ним, необходимо взять их на учет и
СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ И ПАМЯТНИКИ СТАРИНЫ
Впервые — журнал «Коммунистический Интернационал», 1919, № 7—8, стлб. 1071 — 1076.
Печатается по тексту кн.: Луначарский А. В. Об изобразительном искусстве, т. 2, с. 52—57.
Большая работа Луначарского по организации музейного дела в РСФСР запечатлена в официальных документах и отчасти в воспоминаниях современников; в его собственных литературных выступлениях она мало отражена. Поэтому мы приводим в Приложениях для иллюстрации идей Луначарского о значении художественных музеев в строительстве социалистической культуры газетный отчет о его выступлении на конференции 1919 года, а также предисловие к сборнику «Материалы по русскому искусству», изд. Гос. Русского музея, и (с сокращениями) две неизданные стенограммы докладов перед научными работниками и экскурсоводами Третьяковской галереи и перед Музейно–методическим бюро в Музее изящных искусств, хотя эти речи и статьи относятся к более позднему времени — к 1927—1930 годам (см. приложения 3, 4, 5).
Среди множества разных клевет, которые распространяются про Советскую власть, наиболее возмутил меня дошедший до нас через Сибирь слух о статьях американских газет, обвиняющих нас в вандализме по отношению к музеям, дворцам, имениям крупных бар, церквам, являющимся великолепными памятниками старины, а часто вместе с тем и исключительными произведениями искусства.
Мы можем с гордостью и уверенностью отвести от себя это обвинение и сказать, что мы совершили чудеса в деле охраны таких памятников. Конечно, я отнюдь не хочу этим сказать, что за время революционных восстаний и боев не погибли отдельные художественные ценности. Мы знаем о некоторых сожженных барских усадьбах, разрушенных библиотеках, раскраденных коллекциях и т. п. Но ведь надо же понять, что такое великое потрясение, как революция, не может не сопровождаться отдельными эксцессами. Господа империалисты отлично знают, что разгром, которому подверглось культурное достояние человечества во время войны в местностях, оккупированных самыми «цивилизованными» буржуазными армиями, происходил в несравненно больших размерах.
У нас это бедствие имело характер временный, продолжалось лишь до тех пор, пока сопротивлялась контрреволюция, пока новая власть не взяла страну в свои руки. В настоящее время не только в Петербурге и его окрестностях, где накоплены несметные сокровища этого рода, не только в Москве и подмосковных (тоже представляющих собой нечто единственное в своем роде), но и в провинции, подчас в глухой провинции, Отдел охраны памятников старины и произведений искусства имеет своих агентов, которые с помощью интеллигентных крестьян и рабочих блюдут как зеницу ока все народное достояние— художественные ценности.
Американские газеты осмелились говорить о разграблениях и беспорядках в царских дворцах. Я был очень счастлив, когда представился случай показать некоторым иностранцам, что делается теперь в этих дворцах.
Да, мы пережили трудное время, когда всякого рода самозваные отряды, а подчас и банды сновали в Гатчине и Царском [43] , когда в Петербурге не было никакой организованной, поддерживающей порядок силы. Охранять при этих условиях несметные сокровища дворцов и музеев представлялось вообще делом как будто безнадежным. Прибавьте к этому, что во многих дворцах, а в особенности в Зимнем, подвалы были набиты винами, водками, коньяками. Нам пришлось все это беспощадно истребить, потому что иначе пьяные погромы могли бы распространиться на Эрмитаж, на залы Зимнего дворца и превратиться в неслыханное бедствие. Вино — страшная приманка, и я помню одного солдата–павловца, который, подобно другим часовым, не утерпел, чтобы не хлебнуть винца, сотни тысяч бутылок которого он стерег. А потом, извиняясь, он говорил мне: «Поставьте меня у открытого ящика с золотом — не трону, а около вина стоять никак невозможно…»
43
Царское Село — прежнее (до 1918 г.) название г. Пушкина.
Несмотря
Впрочем, таких следов сейчас вы почти и не заметите — мы загладили их.
Что касается музеев, то они находятся в самом образцовом порядке и работают под руководством лучших музейных деятелей; они весьма обогатились благодаря перевозу в них всяких произведений искусства и памятников старины из барских особняков и усадеб.
В то время как лучшие картины старого Эрмитажа вывезены волей Керенского в Москву и еще стоят заколоченными в ящиках в ожидании того дня, когда мы будем абсолютно спокойны за Петербург, залы Эрмитажа вновь наполняются великолепными произведениями искусства, частью купленными, частью просто перенесенными сюда из частных сокровищниц, до сих пор недоступных публике. А какие чудеса открыты в настоящее время обозрению народных масс и учащихся во дворцах Юсупова, Строганова и других!
Сами дворцы служат нам для разного назначения. Лишь некоторые из них — вроде таких мало интересных с точки зрения художественно–исторической, как Мариинский и Аничков, — заняты для утилитарных целей. Зимний же дворец превращен во дворец искусств. В его гигантских, роскошных, построенных Растрелли и его учениками залах вы всегда найдете толпы народа, слушающего превосходную музыку, концерты государственной капеллы, государственного оркестра или присутствующего при сеансах кинематографа, или на специальных спектаклях. Постоянно устраиваются здесь выставки, из них некоторые были поистине грандиозными по числу экспонатов.
И выставки и музеи мы стремимся превратить в настоящий источник знания, сопровождаем их лекциями, давая всякой группе посетителей особого инструктора — гида.
Выделяя из музеев отдельные небольшие выставки (например, буддийское религиозное искусство, похоронные церемонии и верования египтян и т. п.), мы создаем источники наглядного обучения, и такие выставки посещаются в опустевшем Петербурге массой интересующихся.
Другие дворцы целиком превращены в музеи. Здесь на первом плане стоит громадный Екатерининский царскосельский дворец и находящийся рядом с ним Александровский. Вся история самодержавия проходит здесь перед лицом тех рабочих и учащихся, которые приезжают толпами из Петербурга, гуляют по вековым паркам и затем входят в этот дворец, содержимый в величайшем порядке, удачно преследующем цель — при массовом наплыве посетителей охранить от разрушения, от порчи не только роспись и обивку стен, мебель, художественные произведения, но даже интересные штучные полы зал. В нашей заботливости мы доходим до того, что, несмотря на острую нужду в материале, имеем для посетителей — там, где невозможно постлать дорожки, — особые полотняные туфли, надеваемые сверх обуви, чтобы не портить полов. И это внушает посетителю, как бы ни был он непривычен к такой обстановке, идею о том, что он находится среди народного достояния, где все должно быть охраняемо государством и публикой с самой крайней заботливостью.
В Екатерининском дворце он увидит вычурную и тяжелую пышность елизаветинского времени и грациозное, удобное, гармоничное великолепие екатерининского века. И эта царско–барская культура, привлекавшая с Запада в Россию лучших архитекторов, лучших драпировщиков, мастеров фарфора, бронзы, ковра и т. п., доходит как будто до своего апогея в царствование Павла, в несравненном совершенстве произведений первого ампира.
Впрочем, наилучшим памятником совершенно целостного вкуса этой эпохи является соседний Павловск. Изысканный выбор художественных произведении, составляющих его обстановку, в связи с замечательной отделкой его зал, делает из Павловска памятник, равных которому мало можно найти в Европе. Эксплуатируя труд крепостных, цари того времени, уверенно стоявшие во главе своего дворянства, умели использовать всю Европу и заменяли азиатскую пышность своих московских предшественников самыми утонченными произведениями европейской культуры.
При Александре вкус несколько понижается. В его ампире сквозит некоторая холодность, не лишенная, однако, величия. Это — отражение наполеоновского милитаризма в крепостническом милитаризме России.
Затем — комнаты Александра II, фешенебельные, комфортабельные, с оттенком английского буржуазного вкуса: никакой пышности, кабинеты и гостиные британского джентльмена, зажиточного помещика.
И вдруг — Александр III, странный, аляповатый, псевдорусский стиль, пышность главным образом материальная.